И пожнут бурю - Дмитрий Кольцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В пятницу цирк не открылся для жителей Невера. Хозяин через Лароша распорядился начать подготовку к отъезду в воскресение. Сам же Сеньер сидел в своем шатре и бесконечно корил и себя, и Фельона за чрезвычайную беспечность. Допустить смерть управляющего и шпрехшталмейстера всего через две недели после смерти предыдущего он считал своей личной ошибкой. И пускай доли правды здесь было меньше, чем шансов найти рисовое зерно в море, Сеньер ежечасно молился, чтобы Господь помиловал Фельона и простил его грехи. Отца Дайодора так и не пустили к нему, сославшись на высокую опасность и предусмотрительность.
Последние часы жизни Фельона прошли в жутких конвульсиях. Он задыхался, пульс его уже стал замедляться. Осмотрев его еще раз, Герман заключил, что у него отказали почки, началась уремия, неминуемым следствием которой рано или поздно станет отравление крови.
– Месье Скотт, неужели – все? – спросил Германа Клод, пытаясь скрыть неподдельные эмоции сожаления. – Месье Фельон хоть и руководил весьма…не очень, скажем, правильно…однако явно не заслужил подобного конца.
– Вы правы, месье, – согласился Скотт, держась обеими руками за голову. – Мы могли бы попробовать последний способ – погрузить тело в ванну с теплой водой. Только для этого потребуется кое-что очень важное…
– Что же? – с надеждой спросил Клод.
– Сама ванна, – сыронизировал Герман, будучи при этом абсолютно серьезным. Дело в том, что циркачи обычно мылись путем принятия душа либо же самостоятельного обмывания. Исключением были лишь самые высокопоставленные сотрудники, которым полагалась ванна, размещаемая в каждом их вагоне на «Горе». А во время нахождения в городах исключительно семья Сеньеров обладала чудесной возможностью принятия ванны. Управляющий также мог ее получить, однако мог и отказаться. К примеру, Буайяр ванной не пользовался вообще в силу своего возраста, опасаясь возможного падения при выходе из нее. А вот Фельон не успел получить ее, хотя уже отдал соответствующее распоряжение работникам поезда. Потому личной ванны у него не имелось, а просить у Хозяина было, разумеется, равносильно изгнанию из цирка или, что еще хуже, добровольной просьбе о суровой порке.
– И как же теперь быть? – снова задал вопрос Клод.
– Ждать… – тихо ответил Герман и подошел к Фельону.
Глаза Фельона были широко распахнуты. Дышал он очень тяжело, словно клокоча, изредка выплевывая сгустки крови. Видимо, у него уже отекли легкие. Герман нащупал пульс, приложив для этого немалые усилия. Осмотрев немного Фельона еще раз, он обнаружил на его руках небольшие буроватые пятна. Кожа иссохла до такой степени, что из нее можно было что-нибудь лепить – она не расправлялась сама. Полное обезвоживание организма вкупе с уремией дали свои плоды: Фельон похудел почти на десять килограммов, что наблюдалось невооруженным взглядом; черты лица его приобрели эльфоподобный вид, заостренные нос, скулы, даже уши; кости кое-где просвечивались сквозь синеватую кожу.
В шатре-столовой, традиционном месте собраний среднего класса циркачей, в это самое время не утихали споры по поводу болезни Фельона. Множество людей открыто обвиняли пока еще живого и действующего управляющего в абсолютной некомпетентности и дичайшей халатности. Находились и те, кто предполагал возможное убийство шпрехшталмейстера с целью хоть как-то убрать его с должностей. Особая позиция была у униформистов с поварами, которые то ли в шутку, то ли от ненависти предполагали попытку самоубийства, предпринятую Фельоном ради привлечения к себе внимания.
– Да бред это полнейший, – возражал такой позиции Венцель Лорнау. – Каждый дурак знает, что Фельон ни за что не расстанется с жизнью, он ее слишком любит. В общем-то, любить жизнь – очень правильно, уж тем более если учесть, что Фельон неистово верит в Господа и постоянно причащается да молится. Только Бога своего он и боится, так что не стал бы, как говорится, грех брать на душу и, ха-ха, де-факто оформлять себе прямую путевку в Ад, ха-ха-ха!
– Венцель дело говорит, – подхватила Катрин. – Но косвенно он себе приговор подписал, отправив Моррейна в ссылку на «Гору». Тот мог бы его вылечить – во время учебы в университете, как известно, изучал углубленно инфекции. Скотт хоть врач отменный, но не в силах помочь Фельону. Он какого-то мальчика из клоунской группы забрал как волонтера для испытания вакцин, но пока вестей нет никаких.
– Погоди, погоди, то есть как забрал? – возмутился Иштван. – Он что, просто взял и забрал, без спроса, без позволения?
– А ты думаешь, они ему нужны? – сказал Мартин. – Достаточно того, что мальчик не сопротивляется. Пока Ближний круг не возражает – ему можно все.
– Ближний круг? Что это? – поинтересовался Омар.
– Это неформальное объединение самых высокопоставленных сотрудников цирка, – ответил Венцель. – Кто именно в него входит и сколько – никому не известно, мы можем только догадываться о возможных членах Ближнего круга, оценивая близость конкретных людей к Хозяину, а также их вседозволенность. Моррейн даже в шутку сказал однажды, что основал Апельсиновый клуб после того, как его не взяли в Ближний круг, ха-ха! Теперь считается, что мы скрыто противостоим друг другу.
– А кто может входить в Ближний круг? – спросил Омар. – Явно Фельон там есть.
– Однозначно, – согласился Иштван. – Алекс уже после назначения Фельона на пост управляющего понял, что он двойной агент, при этом скрывавший ото всех истину и выстраивавший все в свете выгодном исключительно для себя самого. Он стал таким же, как Хозяин – построил для себя вымышленный мирок, основанный на исключительности создателя. И вот, своими же действиями он превратил этот «Рай» в настоящую Преисподнюю. Я читал про холеру. Мучения о сейчас испытывает неописуемые, пусть от нас и скрывают. Он еще сутки как минимум так пролежит, пока не начнет отходить в мир иной.
Прогноз Иштвана оказался ошибочен. К трем часам пополудни стало понятно, что Фельон безнадежен, и к нему наконец пустили Отца Дайодора. Последний, увидев, во что превратился еще недавно блиставший роскошью и благородством шпрехшталмейстер, едва сам не потерял сознание от потрясения. Таинство елеосвящения проведено было максимально быстро, никто почти и не заметил, как оно началось, и как оно закончилось. Как только священник ушел, Скотт принялся за последний осмотр больного, которого вернее было бы назвать умирающим. Обезвоживание оказалось до того сильным, что из организма выходила в основном только кровь. Легкие судороги продолжали терзать ноги и руки. Болезнь сожгла Анри Фельона менее чем за сутки. Борода, до этого очень ухоженная, темно-каштанового цвета (без единой сединки в 56 лет!), вмиг посерела и потеряла весь
