Футурологический конгресс. Осмотр на месте. Мир на земле - Станислав Лем

Вечерами ко мне забегал Рассел, тот молодой этнолог, который собирался написать работу о верованиях и обычаях миллионеров. Большую часть материалов составляли беседы с Грамером, однако я не мог сказать ему, чего они стоят: ведь Грамер только играл роль креза, настоящие же миллиардеры, особенно техасские, были скучны до тошноты. На простых миллионеров они смотрели свысока. У них были собственные секретари, которые жили здесь же, в санатории, массажисты, гориллы, каждый размещался в отдельном павильоне. Павильоны охранялись так, что Расселу пришлось оборудовать у меня на чердаке специальную обсерваторию с перископической подзорной трубой, чтобы на худой конец хотя бы заглядывать к ним в окна. Он был в отчаянии, потому что ничего оригинального спятившие миллиардеры не делали. Не зная, чем себя занять, Рассел спускался ко мне по лесенке, чтобы поболтать по-человечески. Благосостояние, распространившееся после перебазирования вооружений на Луну, вкупе с автоматизацией производства повлекло за собой неприятные явления. Рассел именовал их «эпохой пещерной электроники». Ширилась неграмотность, тем более что даже чеки уже никому не надо было подписывать, достаточно было оттиска пальца, остальным занимались компьютеры-считчики. Американская медицинская ассоциация окончательно проиграла схватку за спасение профессии врача, потому что компьютеры ставили все более точные диагнозы и отличались бесконечным терпением при выслушивании пациентов. Компьютеризованный секс тоже оказался в опасности. Изощренные в эротике аппараты вытесняло чрезвычайно простое устройство, так называемый оргиак. Оно выглядело, как наушники из трех частей с маленькими электродами, которые надевались на голову, и имело рукоятку, напоминающую детский револьвер. Нажимая на курок, человек испытывал величайшее наслаждение, так как определенным образом подобранные колебания раздражали соответствующие центры в глубине мозга, не нужно было ни о чем заботиться, трудиться до седьмого пота, тратиться на содержание дистантника или дистантки, не говоря уже об обычных ухаживаниях или матримониальных обязанностях. Оргиаки захлестывали рынок, а кому хотелось иметь наилучшим образом подогнанный, шел на примерку, разумеется, не к какому-то там сексологу, а в центр РО (расчетного оргазма). И хотя «Джинандроникс» и другие фирмы, изготовлявшие уже кроме синтефамок ангелов, ангелиц, наяд, русалок и микронимфоманок, из шкуры лезли вон, прозвав «Orgiastics Inc.» «Onanistic Inc.», — это не очень-то помогало при сбыте. В большинстве промышленно развитых стран ликвидировали всеобщее обязательное образование. «Быть ребенком, — гласила доктрина дешколяризации, — все равно что быть осужденным на ежедневное заточение в камере психических пыток, именуемых обучением». Только сумасшедшему потребно знать, сколько мужских сорочек можно сшить из 18 метров ситца, если на одну сорочку уходит 7/8 метра, или же — с какой скоростью столкнутся два поезда, если первый из них ведет со скоростью 180 километров в час восьмидесятилетний пьяный машинист с насморком, а второй — со скоростью на 54/8 километра в час меньше ведет дальтоник, при условии, что на 23 километра пути приходится 43,7 семафора доавтоматической эры.

Точно так же абсолютно ни к чему знать о королях, войнах, захватах, крестовых походах и прочих свинствах из древней истории. Географии лучше всего обучают путешествия. Надо только уметь ориентироваться в ценах на билеты, а также в расписаниях полетов. Зачем иностранные языки, коли достаточно воткнуть в ухо мини-переводчик? Естественные науки обескураживают и развращают юные умы, а пользы от них никакой, коль скоро никто не может стать врачом или даже дантистом (с тех пор, как в массовое производство пошли дантоматы, самоубийства ежегодно совершали около 30 000 эксдантистов в обеих Америках и в Евразии). От обучения химии столько же пользы, как и от изучения египетских иероглифов. Впрочем, если какой-нибудь родитель испытывает непреодолимое желание дать образование своим чадам, он может воспользоваться домашним экзаменатором. Но с тех пор, как Верховный Суд постановил, что дети столь старосветски мыслящих пап и мам имеют право апелляции, домашне-семейное воспитание, в том числе и указанное выше, ушло в подполье, и только последние садисты усаживали своих разнесчастных отпрысков перед педагогерами. Педагогеры пока еще разрешали изготовлять и продавать, во всяком случае в Соединенных Штатах, а для привлечения покупателей фирмы бесплатно прилагали к ним что-нибудь заманчивое из огнестрельного оружия. Письмо постепенно заменялось пиктограммами, даже на таблицах с названиями улиц и на дорожных знаках. Рассел особенно не расстраивался таким положением вещей, считая, что овчинка выделки не стоит, ибо все равно сделать ничего не удастся. На свете еще доживало несколько десятков тысяч ученых, но средний возраст доцента составлял уже 61,7 года, а смена не спешила подрастать. Все тонуло в такой трясине благосостояния, что — как утверждал Рассел — вести о грозящем вторжении с Луны большинство людей воспринимало с удовлетворением, а разговоры о панике были придуманы прессой и телевидением, дабы не угас интерес. Государственное судопроизводство было завалено так называемыми делами S/Orgiak (S — suicidal, самоубийственный), потому что, долбя током в центр наслаждения между лимбической системой и гипоталамусом, похоже, можно было скончаться с чувством величайшего удовлетворения. Что касается трансцендеров — трансцендентальных компьютеров, позволяющих устанавливать связь с иным миром, то и здесь возникали проблемы правоведческого характера. Речь шла о том, является ли такая связь иллюзией или реальностью, однако изучение общественного мнения показало, что покупателей это различие, казалось бы, колоссальное, совсем не волнует. Поэтому агиопневматоры пользовались большим спросом, ибо позволяли напрямую общаться со святым духом; почти все костелы, церкви и так далее боролись с агиопневматизмом, но результаты пока были мизерными. «Mundus vult decipi, ergo decipiatur»,[149] — закончил свое философствование мой этнолог, когда показалось дно бутылки бурбона. Полевые исследования миллиардеров так его разочаровали, что он переключился с окон богачей на солярий, где нагишом загорали сестры и санитарки. Мне это показалось, прямо говоря, странным, ведь он вполне мог просто пойти туда и рассматривать любую вблизи, но в ответ он только пожал плечами. «Несчастье, — сказал он, — состоит именно в том, что уже можно».

В зале отдыха нового павильона копались монтажники, заканчивая установку воображекторов. В воображектор вводят прокасу (программную кассету), и в пустом пространстве перед аппаратурой возникает изображение. Собственно, даже не изображение, а искусственная действительность. Например, Олимп, кишащий греческими богами и богинями, или что-нибудь более обыденное — двуколка, полная особ высшего света, влекомых сквозь возбужденные толпы на гильотину. Либо Аленушка и ее братец Иванушка перед избушкой Бабы Яги, объедающиеся пряниками. Или, наконец, монастырская трапезная, в которую только что ворвались татары или марсиане. А уж то, как будут развиваться события, зависит исключительно от зрителя. Под ногами у него две педали, пальцы — на ручке управления. Сказку можно превратить в бойню, устроить восстание богинь против Зевса, головы, падающие в корзину гильотины, снабдить крылышками, вырастающими из ушей, чтобы они полетели куда-нибудь, или дать им прирасти к телам, чтобы воскресить. И вообще, можно все. Ведьма делает из Иванушки котлеты, но можно ее ими же удавить либо дать обратный ход, чтобы все было наоборот. Гамлет может украсть сокровища Дании и сбежать с Офелией или Розенкранцем, если нажать клавишу «гомо». Воображектор снабжен клавиатурой вроде фисгармонии, только вместо звуков там возникают другие эффекты. Инструкция — довольно толстая книга, но можно запросто обойтись и без нее. Несколько движений ручкой управления — и становится ясно, что, двигая ее влево, включаешь вначале садомат, а потом извращатор. Толкнув же в другую сторону, ударяешься в лиризм, разные приятности и вообще happy end. Если б не то, что оба мы были под хмельком, нам бы эта забава быстро надоела, да и так через четверть часа мы отправились спать. Санаторий приобрел двадцать воображекторов, но почти никто ими не пользовался. Доктор Гоус был весьма опечален таким оборотом. Он ходил от пациента к пациенту и уговаривал воспользоваться аппаратурой: мол, это самая лучшая психотерапия. Однако оказалось, что ни один миллионер, а тем более миллиардер слыхом не слыхивали об Аленушке, Иванушке, Бабе Яге, не говоря уже о греческой мифологии, Гамлете и средневековых монахах. Гильотину они вообще считали увеличенной машинкой для обрезания сигар — значит, все это, вместе взятое, не стоило ломаного гроша. Доктор Гоус, вероятно, считая это своей обязанностью, сам ходил в воображекторный зал и, присаживаясь на кресло, запускал басни, революции, средневековья, скрещивал Шекспира с Агатой Кристи, засовывал каких-то спелеологов в жерло вулкана и вытаскивал их оттуда порядком подгоревшими, но целыми и невредимыми. Меня он тоже уговаривал, но я отказался. Я все еще ожидал какого-нибудь знака от Лакса, а Грамер вроде бы тоже чего-то ждал и, вероятно, поэтому избегал меня. Надо думать, не получил новых инструкций. В принципе я чувствовал себя вполне прилично, тем более что прекрасно общался сам с собой.