Путешествия по Африке - Василий Юнкер

В сентябре 1883 г. я снова получил письмо от Лептон-бея, в котором он писал: «Я рад Вам сообщить, что почти все негры покорились, и, я думаю, опасность нового нападения миновала. Станция на Мешре-эр-Рек в продолжение долгого времени подвергалась нападению многих тысяч нуэр и джанге, но они были отбиты гарнизоном, и множество врагов было убито. Эмин-бей послал 1200 человек под начальством Ибрагима Гур^ру, чтобы усмирить племена агар, роль и другие, которые захватили Румбек; во многих случаях он их основательно побил».

Одиннадцатого октября я отправил вперед часть своего багажа к начальнику Рауа. Земио хотел проводить меня до управления мудира. Какое-то неопределенное чувство заставляло меня и сейчас еще медлить с отъездом, я тронулся только 18 октября.

С противоречивым чувством покинул я свое жилище у Земио, которое почти полюбил. В мбанге собрались для прощания люди Земио и его маленький двор, раздались ружейные выстрелы, и меня проводили до последней речки. Там еще сотни людей протянули мне руки, выражая свое сожаление, и я уехал в конце концов с сознанием, что эти люди отпустили меня с большой неохотой.

Тем временем я сообщил Лептон-бею в обстоятельном письме причину моего решения ехать в Ладо, в этом же духе я написал и Бондорфу. Решение вопроса о времени возможности отправки моих коллекций в Хартум я должен был оставить на усмотрение губернатора. Между тем у меня недавно появилось желание, по возможности, отправить коллекции с Бондорфом.

[16]

Люди, которые возвратились из мудирии, принесли в наш лагерь в Рас-эль-Баму тяжелую весть, что Рафаи-ага и все его солдаты убиты, станции севернее от Ганды захвачены повстанцами и что Ганда укрепляется для обороны. Лептон писал в письме от 13 октября из Кучук Али: «Задержан в Ку-чук Али, напишу Вам через несколько дней. До сих пор не получил никаких известий. У меня было большое несчастье: я потерял Рафаи; четыреста моих солдат убито повстанцами динка. Мудир Саати пробивает себе дорогу к Мешре с восемьюстами солдатами». После последних успокоительных сообщений Лептона эта новость была неожиданной. Во всяком случае я теперь убедился, что значительные силы арабских орд с севера были тем настоящим врагом, который не только взбудораживал динка, но и, несомненно, по наущению Махди из Кордофана, деятельно помогал им. Одновременно пришло письмо от управителя из Омбанги с предупреждением Земио держать оружие наготове, так как оно, возможно, скоро понадобится.

После этих новостей я прервал свое путешествие и сообщил Лептону, что остаюсь в Рас-эль-Баму.

От помощника Лептон-бея пришло приказание, чтобы Земио собрал тысячу вооруженных воинов и шел с ними в муди-рию. 3 ноября гонец от губернатора принес мне письмо. Леп-тон-бей в письме, датированном 19 октября 1883 года, писал из ДжурТаттаса: «Я писал Земио, чтобы он прибыл ко мне и помог мне в борьбе против джанге. Я прошу Вас сделать все возможное, чтобы он собрал тысячу воинов, вооруженных копьями и щитами, а также всех своих базингов. Я не вижу другого пути к подавлению этого восстания, если только князья ньям-ньям не помогут нам». Лептон обещал Земио и его людям хорошее вознаграждение и право воспользоваться добычей после покорения повстанцев. Далее он писал: «…Один негр сказал мне, что джанге удалось весь скот, забранный у них муди-ром, отбить у него и угнать. Я собираю новую экспедицию, и, если она не будет иметь успеха, мы погибли… Я собираю здесь негров бонго, на этот раз они выступят с нами против джанге… Я обращаюсь к Вам, потому что Вы лучше, чем мой помощник араб, дадите понять Земио мои намерения, а также отклоните все его возражения, которые, вероятно, возникнут у него».

[17].

Двенадцатого ноября наступила разлука. Я быстро, почти с грустью, простился с Земио, пожелав ему всего лучшего в его дороге в Бахр-эль-Газаль. Сам же пока что опять отправился по знакомой дороге к моей прежней станции.

Помимо частых и исчерпывающих сведений, которыми я был обязан Эмин-бею, представляют интерес некоторые слова из того последнего письма, которое мне вручил сын Буру перед моим отъездом от Земио. Речь идет о письме, которое было написано после возвращения губернатора из Мангбатту, где он писал о князе этой страны Мамбанге.

«Ладо, 20 сентября 1883 г…К сожалению, я вынужден был не очень мягко обойтись с некоторыми господами (там, в Мангбатту). Вы слышали, что Мамбанга умер; в течение продолжительного времени он был угрозой для целой страны. Напоследок он открыто развил мне свои планы по реорганизации страны мангбатту во главе с ним и Гамбари (!!). Он, впрочем, поклялся убить Вас, а также Казати. Гамбари и весь его род в ближайшее время, вероятно, обречены на смерть. Этот иезуитский донколанец и его план создать по ту сторону Араме (в Мабоде) в один прекрасный день собственное государство, независимое от нас, вызывает в стране смуту. Однако самым большим злом для всех нас является ненадежность наших границ между Бахр-эль-Газалем и здешними местами…»

Значит, Мамбанга, по словам Эмина из его письма, «умер». Это известие было для меня новостью. Сын Буру, напротив, утверждал, что он точно знает, что Мамбанга, по приказу Эмин-бея, был тайно расстрелян. Во всяком случае, я не мог тогда этому поверить (в особенности после сообщения губернатора в более раннем письме, что Мамбанга ушел от него в восторге, нагруженный подарками), пока сам не убедился в этом в Макарака и позднее не услышал из уст д-ра Эмина.

Должен сознаться, что это меня больно задело, в особенности, когда я живо представил себе, как во время моего путешествия в Мангбатту всегда и везде обнадеживающе сообщал вождям и старшинам о начале правления кроткого, снисходительного европейского губернатора. У меня было чувство, как будто я слышал, как мои черные друзья уличали меня задним числом во лжи, и это мне было больно. Не меньше жалел я о том, что Эмин-бей, как я это позже узнал, открыл свои уши для злого нашептывания (тогда при нем был Ибрагим Гургуру) и слишком легко кое-чему поверил. Стремление к власти, страсть к интригам и другие подобные черты Мамбанга, в конце концов, разделял с большинством его соплеменников. Не в качестве мятежника был он в свое время втянут в борьбу, так как он еще не изведал «благодати» египетско-суданского управления. Он защищал лишь свою самостоятельность, а позже был одним из египетских чиновников назначен на место Санги и по прибытии Эмин-бея (как последний мне сам тогда писал) немедленно покорно пошел ему навстречу. Чистосердечное изложение честолюбивых планов, которые он разрабатывал вместе с Гамбари, о, боже мой, неужели же их можно было принять всерьез?! И неужели уж так плохо обстояло дело с управлением в Экваториальной провинции, что надо было опасаться акта насилия со стороны какого-нибудь Мамбанги? Если же Мамбанга действительно заслужил кары и из-за своего строптивого характера стал неудобен, то было бы, конечно, достаточно, — как Эмин-бей вначале решил, — удалить его из Мангбатту и на некоторое время интернировать в Ладо или Хартуме.