К. Р. - Элла Матонина

— А вам, Борис Викторович, мы отвели „жениховую“. Она так называется потому, что здесь у нас жил Багратион, когда был женихом Татьяны. Приходите вниз к чаю!

За чаем внизу, в большой столовой, выходящей окнами на веранду и пруды, собрались все, кроме Великой княгини, которая еще не выходила. Великий князь сел за самовар и сам разлил на всех до последнего, каждого спрашивая, кому чай, кому кофе, да еще, если чай, то „покрепче или средний“. С непривычки к обстановке и к сервировке „утреннего чая“ у юнкеров глаза разбегались: что за чай, когда тут же и кофе, и булочки с тмином, печенье и масло, и липовый мед, и сливки, да еще „почему-то“ и простокваша в порциональных баночках!.. Однако понемногу освоились и во всем хорошо разобрались…

После чая Великий князь провел нас по всему дому. После таких же прогулок по Мраморному или Павловскому дворцам, здесь Августейшему хозяину, знатоку и любителю старины и художества, почти что не на чем было останавливаться. Я помню, что более всего именно здесь была оригинальна и любопытна галерея портретов шаржей, вырезанных из выходивших когда-то приложений к „Новому времени“, окантованных в стекла и развешанных по обе стороны светлого перехода из центрального здания в одно из крыльев.

Обойдя с нами дом и отпустив юнкеров с офицерами в церковь, Великий князь поднялся со мною наверх и провел меня в будуар Великой княгини. Елизавета Маврикиевна оканчивала кофе за маленьким столиком; я уже знаком с Великой княгиней; мы присели на минуту и обменялись лишь немногими фразами о дороге.

— Итак, мы сейчас встретимся в церкви; из-за меня все опаздывают. Услышим хорошее пение? Великий князь так много говорил о вашем хоре…

К сожалению, пришлось огорчить хозяев и даже разуверить, что не каждые 25 виленцев могут петь так, как пели 26 июля 1911 года вызванные на царский смотр виленцы-гимнасты, катая Великого князя вечером по Дудергофскому озеру, или как пели недавно поочередно 12 взводов в Оранах, на берегу озера Глух.

— Так вы идете, а то мы все опоздаем!

Мы отправились в церковь втроем — Великий князь с сыном и я — и вышли на дорогу к ней через веранду со стороны фасада дворца.

Немного скромно автор назвал просто лугом тот великолепный, многоцветный „мавританский ковер“, одну из самых дорогих садовых затей, который расстилался от дворца до прудов.

В церкви пришлось пожалеть, что мы не могли составить хора: пели 5–7 дворовых, Георгий Константинович и два юнкера, но у них „что-то не ладилось“…

Во время заупокойной ектений священник поминал скончавшуюся матушку Великого князя Александру Иосифовну. Великий князь и подошедшие уже Великая княгиня с дочкой опускались на колени.

По окончании службы, когда вышли за ограду церкви, я представил Великой княгине всех офицеров и каждого юнкера. Вот здесь юнкерам пригодились „практические“ занятия по этикету… Здесь у ограды мы снялись общею группой. Из церкви возвращались порознь: я провожал во дворец Великую княгиню с Верой Константиновной, и мы отправились коротким путем на паром, а Великий князь с князем Георгием и с юнкерами отправились на купанье.

Когда я вернулся к ним, купание уже закончилось: юнкера шумно одевались, камердинер вытирал князя Георгия большой мохнатой простыней, а Великий князь старался выбраться на каблуках на берег по затопленным мосткам. Осташевская купальня не была рассчитана на взвод юнкеров.

С купанья мы прошли к кегельбану. Пока юнкера играли с Георгием Константиновичем или отдыхали в парке, Bеликий князь выслушал мой служебный доклад о жизни училища: о закончившем лагерь подвижном сборе в Либаве с выходом на шести миноносцах в море, о производстве и прощании с выпуском. Как всегда, мы перебрали попутно целый ряд юнкеров, заинтересовавших Великого князя и оставивших след в его удивительной памяти, чрезвычайно внимательной к людям. Помню, например, что мы говорили тогда о характере фельдфебеля третьей роты Сергея Карпувича. Гонг позвал нас к столу. Великому князю в этот период уже предписан был врачами особый режим: он не завтракал, не обедал, не ужинал, а „ел“, как он говорил о себе, понемногу, но много раз в день; и его легкий завтрак не отличался от обеда, как и обед от ужина.

Но для нас в этот день, как для представителей „военно-учебных заведений“, имеющих свою, особую репутацию в пищевом режиме, было приготовлено два сытных обеда — один около полудня и другой под вечер, и тоже не отличавшихся один от другого.

В той же столовой стол на 40 персон был накрыт покоем и убран гирляндочками зелени и цветами. С минуту мы ожидали выхода Великой княгини. Георгий Константинович, по обычаю семьи, читал молитву. Великий князь удивительно умел и любил создавать за столом общую беседу. Он чутко слышал и вслушивался, подхватывал тему, затронутую на одном конце стола, передавал темы из середины к концам, ободрял говорящих, вызывал на реплики молчаливых и быстро всех вовлекал в непринужденную беседу, будучи ее душой и руководителем. Юнкера и в этом застольном испытании, сидя вперемешку среди членов семьи, домочадцев, чувствовали себя спокойно, хотя потом и признавались кой в каких курьезных, но несерьезных промахах…

… От юнкера к юнкеру, зигзагами, минуя посторонних, до середины стола доходит шепотом „передача“: „Князь Георгий Константинович пьет квасом за здоровье начальника училища“. Обратно, тем же способом, в котором изощрились виленцы, доходит ответ: „Начальник училища благодарит и пьет вином за здоровье Георгия Константиновича“.

После „первого“ обеда пили кофе в гостиной и курили на веранде и в большом фюрмуаре, там же играли на китайском бильярде. А на веранде сняли княжну Верочку, когда она завладела чьим-то штыком и не хотела его выпустить из ручек.

Великий князь, имевший привычку после обеда крепко поспать буквально 10 минут, уже дремал и скоро ушел, сознавшись, что „и хотел бы“, но не может себя пересилить. И все, кроме детей и юнкеров, разошлись по комнатам.

Княжна Верочка в тот период имела весьма „милитаристские“ наклонности: у нее была в парке своя высокая походная палатка с целым арсеналом оружия и воинских доспехов, и еще до обеда маленькая Минерва появилась перед юнкерами на часах у своей палатки в серебряных латах и шлеме и с каким-то арбалетом на плече. Брат княжны Георгий Константинович, как кадет IV или V класса, „сердцем сознавая родство с великой воинской семьей“, был, конечно, более милитаристичен в ту пору, чем сам Марс, и располагал еще большим арсеналом, обращая в оружие все, что попадало под руку. Понятно, что послеобеденная встреча так настроенных детей с юнкерами повела к немедленному разделению их на две армии: одна под командой князя Георгия, другая под командой княжны Верочки, к вооружению их „до зубов“ оружием и садовыми орудиями, к защите и осаде крепости-палатки. В разгар сражения, когда „армия“ князя Георгия, закончив обходное движение, бросилась „на ура“ на штурм, а защитники палатки готовы были лучше погибнуть, чем выдать коменданта, появился Великий князь, и нас позвали к чаю.