Любимая для эльфа (СИ) - Astra Maore
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эстелла ничего не сказала, только выпятила нижнюю губу.
Лукас ощутил острейшее желание поцеловать этот пухлый нежный лепесток, и осуществив его, сказал:
— Получается, так. Виноват, исправлю. Тебя тревожит, что Марина — человек?
Эстелла серьезно кивнула и узнала о планах Лукаса превратить Марину в анамаорэ в ее глубокой старости, пока реинкарнация не имела смысла. Кроме того, Лукасу хотелось… пройти Церемонию к заданному моменту и стать родителями Марины вместе со своей женой.
Сентиментальные замыслы — высший маг мог взять в партнеры кого угодно — глубоко тронули Эс, глаза ее увлажнились.
Марине было восемнадцать. Желание Лукаса обрести спутницу жизни в ближайшие лет восемьдесят не вызывало у Эс подозрения, но то, что он обмолвился о Церемонии именно ей…
Эстелла всхлипнула. Спроси ее Лукас прямо, ее ответ был бы «Да».
Лукас не спросил, но бережно обняв Эстеллу, рассказал ей о тяжелом прошлом дочери — в общих чертах, без посрамляющих девочку подробностей. Он говорил о многогранном характере Марины и в конце концов предложил:
— Если хочешь, я могу вас познакомить. Нужно ее согласие, Марина болезненно чувствительна… Может взбрыкнуть, приревновать, выдумать что-нибудь…
Эстелла понимала.
Наличие у Лу трудного ребенка хоть и не простой крови еще больше взволновало ее.
И уткнувшись носом в его пуловер — мягкий, ароматный, Эс промурлыкала:
— Ты такой хороший…
Роза была настолько своей духом в этот миг, что Лукас внезапно поинтересовался:
— Эс, а что ты будешь делать, когда мы с тобой расстанемся?
Эстелла похолодела.
— Гадкий вопрос! Гадкий! Дурной!
Лукас настаивал, словно баюкая ее голосом.
— А ты ответь…
Взгляд Эстеллы упал на кусочек торта. Одинокий, нетронутый… Как и она, словно вмиг оказавшаяся наедине с морским ветром.
— И что, я больше не увижу торты?!
Столько непосредственности и горя…
Крепко-крепко.
Сильно-сильно.
Неужели это Та Самая?
Глава 251. Перед встречей
Смешные красные сапожки.
Многие листья уже успели покинуть деревья, покрыв землю сырым пряным ковром, и в прохладном воздухе стоял свежий терпкий запах осени.
Лукас в светлых голубых джинсах — что анамаорэ до капризов погоды — и его дочь в забавных резиновых сапогах гуляли по роще. В обнимку — Марина любила ощущать тепло.
— Еж… Я хочу, чтобы ты познакомилась с моей девушкой.
Марина напряглась.
— Не прошло и года… А у тебя уже девушка!
Марина импульсивно захотела высвободиться из объятия и убежать. Дернулась, Лукас не дал.
— Ежа, доча, ну прекрати. Да, у меня есть девушка, и она тобой интересуется, хочет тебя видеть. Ты ей нравишься.
Марина не поверила.
— Как я могу ей нравиться?! Она же меня не знает!
Лукас погладил хрупкие девичьи плечики в вельветовой куртке.
— Мы мыслеобразы друг другу передаем. Я ей немного о тебе рассказал.
Марина только сильнее обиделась.
— Она меня жалела! Восприняла убогой.
Лукас продолжил гладить Марину.
— Она восприняла тебя моей дочерью. Знаешь, это особенная девушка. Если вы друг другу приглянетесь, она станет у нас твоей мамой.
Марина растерялась, не зная, что сказать. Потом робко произнесла:
— Ну ладно тогда… Если она хочет… Она в Город приедет? Как ее зовут?
Лукас улыбнулся — ямочки!!! — и приласкал Марину уже своим голосом, низким и бархатным.
— Эстелла. Да, в Город. Ты скажи, когда у тебя будет настроение.
Марина задумалась.
— А что тянуть, давай завтра? Она сможет?
— Скорей всего. Я ей предложу.
Марину пронзила мысль, острая, как клинок.
— А что, у вас уже про меня говорят? В смысле, что у тебя есть дочь?
Лукас подтвердил:
— Близкие говорят. Я же обещал, что ты будешь царевной, пусть они привыкают.
***
Эстелла согласилась встретиться с Мариной вечером, но поутру на нее напала непривычная плаксивость, и она завернулась в теплое одеяло, нравившееся ей своей тяжестью, по самые кончики ушей.
Лукас, обнаружив этот милый кокон, озадачился:
— Что такое, солнышко?
Эс ответила капризно, не разворачиваясь, и ткань приглушила ее голос:
— Я в домике! Ничего не хочу, только спать и есть сладкое.
Лукас покачал черноволосой головой.
— Это из-за Марины, да?
Кокон свернулся плотнее.
— Я ее боюсь! Вот не понравлюсь я ей и… — Эс хотела выпалить: «Церемонию ты пройдешь с другой!», но одумалась. Еще чего не хватало делать предложение царевичу! Эстелла устыдилась собственной наглости.
Не известно, догадался ли Лукас о недосказанном, но он поднял Эс вместе с ее убежищем и усадил к себе на колени.
— Хорошо, будем сидеть в домике, спать и есть торты. Я тоже!
Эстелла опешила:
— Как? Я думала, ты сейчас уйдешь на работу.
Лукас усмехнулся.
— Стоило воплощаться царевичем, чтобы ежедневно туда являться? Всеее, никаких обязательств, только сладкое! — и, запустив руки под одеяло, он принялся щекотать Эс.
Эстелла смеялась и пыталась увернуться, но в итоге лишь размоталась и осталась в горячих объятиях Лукаса, тот сиял.
— Ты вкуснее конфет! И халвы! И мармелада!
Вылечить Эстеллу от хандры оказалось просто, однако Лукас в самом деле решил провести время до вечера с ней, одним только своим присутствием развеивая ее страхи.
Эстелла умела весь день сомневаться, что-то решить, а в следующий миг передумать. Заартачиться перед самым выходом.
Все это могло произойти, но Лукас хотел максимальных гарантий.
Глава 252. Расправа
Роберт остановился и замер, не веря происходящему.
Сузившимися от ярости и презрения глазами он наблюдал, как к высокой девушке, в задумчивости что-то ищущей в сумочке в одном из темных углов довольно светлого в целом помещения — женская логика — подошел прекрасно знакомый Роберту мужчина. Как он положил ладонь на ее стройное, изумительной формы бедро, как она недоуменно подняла васильковые глаза, и встретившись со взглядом карих, не отвела их. Как потянулась пухлыми кровавыми губами навстречу мужским, как тот грубо, с трудом справляясь с желанием, обнял ее и прижал к стене, как они самозабвенно целовались, как, не замечая ничего в своей страсти, двинулись в подсобку…
Роберт, спонтанно решивший заглянуть к приятелю, приказал себе быть максимально хладнокровным, терпеливо выжидая, пока парочка наиграется.
Когда эта мерзкая тварь сядет в свою холеную машину и уберется прочь, тогда можно будет дать волю эмоциям!
Кацуо, разомлевший и удовлетворенный, не был готов к удару, сбившему его с ног. Он попытался подняться, сплевывая кровь, и гадая, целы ли зубы, но Роберт не дал ему встать. Будто озверел, словно
