Элантрис - Брендон Сандерсон

— Можете не волноваться, ни с кем разговаривать я не собираюсь, — честно сказала Шай — Чем больше народу знает о задуманном воссоздании, тем скорее оно не удастся.

«Более того, — подумала она, — стоит мне заговорить с любым охранником, как его тут же казнят — чтобы не разболтал лишнего».

Не то, чтобы она сильно любила Бойцов; просто империю она любила еще меньше. А Бойцы, они те же рабы. Да и не очень хотелось, чтобы кого-то убивали просто так.

— Вот и отлично, — выговорил Гаотона. — Кстати, за дверью ждет еще одна небольшая гарантия того, что ты никуда не убежишь. Прошу Вас, капитан, заводите.

Зу открыл дверь. Среди охраны кто-то стоял — в плаще и с накинутым капюшоном. Он грациозно прошел в комнату, однако в его движениях было что-то фальшивое, неестественное. Зу закрыл дверь, и незнакомец откинул капюшон. Глаза у него были красные, а кожа на лице — молочно-белая.

Шай зашипела:

— И вы еще смеете утверждать, что мое ремесло — грязное колдовство?

Гаотона не обратил на восклицания Шай ни малейшего внимания. Он поднялся и поприветствовал вошедшего:

— Скажи ей.

Незнакомец провел по двери длинными тонкими пальцами, изучая каждую деталь.

— Вот здесь я поставлю руну, — произнес он с акцентом. — Стоит ей покинуть комнату или вдруг трансформировать дверь или руну — я мгновенно об этом узнаю. А мои «собачки» тут же начнут погоню.

Шай вздрогнула. Она взглянула на Гаотону пылающим взглядом:

— Это же Клеймящий Кровью! И вы привели его в свой дворец?

— Он себя хорошо проявил, и мы его очень ценим, — объяснил Гаотона. — Он предан, надежен и главное — эффективен. Понимаешь ли, порой приходится обращаться к злу, особенно если нужно сдержать еще большее зло.

Девушка вновь тихо зашипела, когда Клеймящщий достал что-то из-за пазухи. Печать души! Костяная и грубо выполненная. Значит, и его «собачки» — человеческие жизни — воссозданные из костей усопших!

Клеймящий взглянул на нее.

Шай в ужасе отступила.

— Вы не посмеете!

Зу схватил ее за руки. О, Ночи, как он силен! Шай запаниковала. О, если б только у нее были знаки сущности, если бы только…! С их помощью она бы им устроила! Она бы высвободилась и бежала, бежала, бежала…

Зу сделал ей надрез вдоль руки. Шай едва почувствовала боль, но продолжала вырываться.

Клеймящий подошел и своим страшным инструментом провел по крови в ране, развернулся и приложил печать прямо в центр двери.

Метка в форме глаза слабо засветилась красным огоньком.

В этот же момент Шай ощутила резкую боль на месте пореза…

Она вскрикнула, широко раскрыв глаза. Никто и никогда не посмел бы сотворить с ней такое. Лучше бы ее убили! Лучше бы убили…

«А ну возьми себя в руки, — приказала девушка самой себе. — Будь той, кто может все это вынести…»

Она глубоко вздохнула. И стала другой Шай — сильной. Это называется «имитация» — грубое воссоздание, можно сказать — психологический трюк. Она пыталась представить, будто всегда была выдержанной и спокойной. И это помогло.

Шай все-таки вырвалась из хватки Зу, а затем взяла платок, протянутый Гаотоной. Она бросила гневный взгляд на Клеймящего. Боль уже почти прошла.

Он улыбнулся. Губы его были бледно-белые, полупрозрачные, как кожица личинки. Кивнув Гаотоне, он набросил капюшон и вышел из комнаты, закрывая за собой дверь.

Шай с трудом восстановила дыхание, успокаивая себя. В работе Клеймящих не было никакого изящества и тонкости. Все это им чуждо. Ни умения, ни мастерства — только обман, только кровь!

Зато эффективно. Если Шай попытается бежать — он сразу узнает об этом. Ведь дверь запечатана кровью, а метка настроена на нее. Это означало, что его собачки-скелеты настигнут Шай где бы то ни было, попробуй она бежать.

Гаотона поудобнее устроился в кресле:

— Надеюсь, ты понимаешь, что с тобой будет, если ты вдруг решишься убежать?

Она со злостью посмотрела на него.

— Теперь видишь, насколько критическая наша ситуация, — мягко сказал он, сложив пальцы в замок. — Если попытаешься бежать, мы отдадим тебя Клеймящему. А твои кости станут его очередной собачкой. Кстати, это условие было его единственной просьбой за свою работу. Приступай к делу, Воссоздатель. Сделай все хорошо и избежишь этой участи.

День пятый

Она работала.

Шай начала копаться в отчетах о жизни императора.

Мало кто понимал, что воссоздание требовало серьезного штудирования и изучения материала. Любой желающий мог бы освоить это искусство; единственное, что требовалось, — твердая рука и внимание к деталям. А также готовность тратить недели, месяцы, даже годы для подготовки идеальной печати души.

У Шай было менее ста дней.

Она второпях читала под прессом времени: биографию за биографией без сна и отдыха, постоянно что-то выписывая. Она совсем не верила, что сможет выполнить свое задание.

Создать правдоподобно воссозданную душу другого человека, особенно за столь короткое время, было просто невозможно.

К сожалению, Шай приходилось изображать кипучую деятельность. Сама же она готовила побег.

Из комнаты ее не выпускали.

Справлять естественную нужду приходилось в горшок. Иногда приносили бадью с теплой водой — помыться, и сменную одежду.

Она все время была под присмотром, даже принимая ванну.

Клеймящий Кровью приходил каждый день, чтобы обновить печать на двери. И каждый такой раз требовал крови Шай. Вскоре ее руки покрылись мелкими порезами.

Все это время заходил Гаотона.

Пожилой арбитр внимательно наблюдал за ее чтением предосудительным взглядом, но без ненависти.

Шай постоянно думала о способах побега. Во время таких размышлений одно она поняла точно: чтобы бежать, ей придется каким-то образом повлиять на него, попытаться им манипулировать.

День двенадцатый

Шай вдавила печать в столешницу.

Клеймо вошло в материал плавно, как и всегда. Оттиск от печати души осязаем, и не важно, на какой материал ставится. Девушка повернула штамп вполоборота. Любопытно, что краска совсем не размазывается, но почему — Шай не знала.

Как-то один из наставников объяснил ей, что печать не мажет потому, что там, в глубине материала, она соприкасается уже не просто с предметом, а с его душой.

Шай отвела штамп от поверхности стола: на нем остался ярко-красный след, как будто в этом месте, на дереве, резьба была всегда.

В тот же миг затертый, безыскусный, неполированный кедровый стол вдруг превратился в изящный, ухоженный, с нанесенной на него патиной теплого цвета, отражающей огонь стоявших перед ней свечей.