Народные сказки и легенды - Иоганн Музеус

– Твой совет, дружище, хорош для желудка, но не для шеи. То, что вы оба предлагаете, опасно для нас. Или вы думаете, Карл будет нам благодарен, если мы вернёмся без нашего доброго господина и его драгоценного снаряжения, которое он нам доверил? Когда мы упадём на колени перед его троном со словами: «Герой Роланд пал!», он скажет: «Вы принесли печальную весть, но где же его славный меч Дюрандаль?» Что ты ответишь, Андиол? Или спросит: «Оруженосцы, а где же его блестящий стальной щит?» Что ты на это ответишь, Амарин? Или вспомнит о золотых шпорах, которые сам когда-то надел нашему господину, посвящая его в рыцари. Да я онемею тогда от стыда!

– Ты прав, – согласился Андиол, – твой ум ясен, как роландов щит, и проницателен, тонок и остёр, как его меч. Лучше нам не возвращаться в лагерь франков, не то Карл разгневается и прикажет причислить нас к ордену Тощих братьев [40].

Пока друзья совещались, наступила жуткая ночь. Ни мерцания звёзд на задёрнутом туманом небе, ни ветерка. Вокруг в безлюдном пространстве царила мёртвая тишина, лишь изредка нарушаемая криком ночной птицы. Три беглеца растянулись на траве под дубом, надеясь сном заглушить мучительный голод, вызванный строгим постом длинного дня. Но желудок – свирепый кредитор и неохотно откладывает срок уплаты по займу. Несмотря на усталость, голод не давал им уснуть, хотя они и постарались потуже затянуть на себе ремни. В дурном настроении, чтобы скоротать время, они снова занялись было мирной беседой, как вдруг сквозь кусты увидели вдали огонёк, который приняли сначала за свечение селитровых и сернистых испарений. Но огонёк с течением времени не менял ни места, ни блеска, оставаясь совершенно неподвижным. Тогда приятели решили всё же узнать, что это.

Покинув пристанище под дубом, спотыкаясь в темноте о камни и задевая головой сучья деревьев, они вышли наконец на открытую площадку перед отвесной скалой, где к великой радости увидели над огнём треножник и на нём горшок. Разгоревшееся пламя освещало невдалеке вход в пещеру, плотно закрытый дверью, над которой свешивался вьющийся плющ. Андиол, полагая что хозяин пещеры, должно быть, набожный гостеприимный отшельник, подошёл к двери и постучал, но в ответ услышал за дверью женский голос:

– Кто там? Кто стучит в мою дверь?

– Добрая женщина, – ответил Андиол, – открой нам и впусти нас в дом. Три заблудившихся странника стоят у твоего порога, изнемогая от голода и жажды.

– Потерпите, пока я приберусь в доме и приготовлюсь к приёму гостей.

За дверью послышался невероятный шум, какой обычно бывает при генеральной уборке дома. Андиол подождал, сколько позволяло ему терпение, но видя, что хозяйка не торопится заканчивать уборку, постучал снова, на этот раз по-солдатски требовательно. Тот же голос ответил:

– Потише, я слышу. Дайте же мне одеть чепец, чтобы я могла показаться гостям. А пока раздуйте посильнее огонь – пусть горшок закипит. Да не вздумайте лакомиться моим бульоном!

Саррон, всегда любивший заглядывать в горшки на кухне рыцаря Роланда, и здесь, движимый природным инстинктом, взялся поддерживать огонь. Исследовав первым делом содержимое горшка, он сделал открытие, которое ему очень не понравилось. Когда оруженосец приподнял крышку и, пошарив по дну вилкой, подцепил колючего ежа, всякая охота к еде у него пропала, но чтобы заранее не портить товарищам аппетит, ещё до того как рагу из ежа будет подано на стол, он решил пока ничего им не говорить.

Тем временем Амарин, утомившись за день, дремал и почти успел выспаться, пока обитательница пещеры занималась своим туалетом. Проснувшись, он присоединился к Андиолу, который всё ещё продолжал энергично препираться с хозяйкой грота, но готов уже был капитулировать перед ней.

Наконец, после того как всё было приведено в порядок, случилось ещё одно несчастье: хозяйка потеряла ключ от двери и, опрокинув второпях лампу, в темноте никак не могла его отыскать.

Итак, истомлённым странникам ничего не оставалось, как запастись терпением. После долгой паузы ключ всё же был найден, но тут, будто нарочно чтобы испытать хладнокровие чужестранцев, произошла новая заминка. Едва дверь в пещеру приоткрылась, как оттуда выскочил большой чёрный с блестящими глазами кот. Хозяйка тотчас же захлопнула дверь и, задвинув засов, принялась бранить обеспокоивших её жилище буйных гостей, из-за которых она лишилась своего любимца.

– Не переступить вам порог этого дома, пока не поймаете моего кота, негодники! – крикнула она.

Три товарища смотрели друг на друга в недоумении, не зная, что предпринять.

– Ведьма, – проворчал сквозь зубы Андиол. – Мало того, что она нас дразнила, так ещё ругается и грозит. Чтобы одна баба дурачила трёх мужчин… Тень Роланда не допустит этого! Давайте сломаем дверь и расквартируемся по-солдатски.

Амарин согласился, но мудрый Саррон возразил:

– Подумайте, братья, что вы хотите сделать. Это может плохо кончиться. Я чувствую, здесь творятся странные вещи. Давайте лучше выполним приказ хозяйки. Если нам хватит терпения, то ей надоест нас дурачить.

Все согласились с ним. Тотчас же на чёрного Кота-Мурлыку была организована охота, а тот умчался в лес и тёмной ночью его не так-то просто было обнаружить, хотя глаза у него и блестели ярко, как глаза любимого кота Петрарки, при свете которых поэт писал свою бессмертную песню Лауре.

Пиренейский кот, так же как и его хозяйка, словно задался целью дразнить трёх странников: то нарочно сверкал глазами, то прятал их, так что его нельзя было обнаружить. Однако хитрый Саррон придумал, как к нему подойти. Он знал толк в кошачьем языке и умел так натурально мяукать, что обманул-таки прятавшегося на дубе лесного отшельника. Не зная в уединённой келье иного общества, кроме хозяйки да нескольких мышей, с которыми он иногда поднимал возню, кот решил поискать поблизости подругу для любовных игр. Он покинул дерево и затянул пронзительную ночную серенаду, какой обычно его собратья нарушают покой спящих, отчего последние вынуждены опрокидывать посуду на этих несносных певцов любви под окнами своих спален.

Едва беглец фальцетом, выводящим любовную арию, выдал себя, как оруженосец из засады настиг его и с триумфом понёс к пещере, оказавшейся на этот раз незапертой. Радуясь удаче, три оруженосца, не выпуская из рук пойманного пената [41], вошли внутрь. Им нетерпелось познакомиться с хозяйкой дома, но едва они переступили порог, как тут же испуганно отпрянули, увидев перед собой обтянутый кожей скелет высохшей древней старухи. На ней была длинная мантия, а в руке она держала ветку омелы, которой торжественно коснулась беспокойных пришельцев, приглашая их к столу.

На столе был накрыт скудный обед из молочных блюд, жареных каштанов и свежих фруктов. Гостей не пришлось долго уговаривать. Как жадные волки, набросились они на еду, в мгновение ока очистив свои миски, так что всех остатков не хватило бы и одной мышке. Предвидя появление второго блюда, Саррон поторопился утолить голод основательнее своих сотрапезников, предоставив им одним расправляться с ежом, но хозяйка ничего больше не принесла, и он решил, что старуха приберегла это лакомство для себя.

Но вот подошло время устраиваться на ночлег. Хозяйка расстелила на полу тюфяк, набитый испанской шерстью, но для троих здоровых парней он оказался слишком короток и узок, чтобы они могли уместиться на нём. Любитель поспать Амарин заметил это и для общей пользы попросил заботливую хозяйку не забывать, что их трое. Старуха, открыв беззубый рот, с улыбкой прошамкала:

– Не беспокойся, дорогое дитя, третий мужчина не будет спать на полу. У меня широкая кровать, – на ней хватит места и для меня, и для него.

Трое товарищей, приняв эти слова за шутку, обрадовались, что у сердитой старухи хорошее настроение и захохотали во всё горло. Однако Саррон подумал, что старым матронам приходят иногда в голову странные капризы. Долго не раздумывая, – в шутку это сказано или всерьёз, – он вдруг прикинулся сонным и, еле добравшись до тюфяка, занял там, на всякий случай, место, предоставив товарищам продолжать шутить с хозяйкой.

Оба воина не сразу поняли эту уловку, но когда сами собрались последовать его примеру, то торопясь предупредить друг друга и не желая уступать сопернику, пустили в ход кулаки. Старуха спокойно смотрела, как боксёры волтузят друг друга, в то время как хитрец Саррон храпел изо всех сил. Когда же борьба разгорелась, и золотисто-жёлтые локоны, пощажённые сарацинами, устлали пол, она схватила ветку омелы и коснулась ею атлетов… И сразу оба словно окаменели. Как две статуи, неподвижные и безмолвные, стояли они, не в силах пошевелить даже пальцем. Старуха ласково погладила их пылающие щёки сухой холодной, как у мертвеца, рукой и сказала: