Государь Иван Третий - Юрий Дмитриевич Торубаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эй, вы! – крикнул напуганный торгаш. – А деньги?
– Держи. – Андрей сунул ему в руки золотой дукат. Торговец опешил.
У него едва хватило суммы на сдачу, которую он собирал несколько дней.
– Сдачи не надо, – великодушно заявил Андрей.
Но его перебила Софья:
– Нет, нужно. Деньги даны мне!
Торгаш посмотрел на Андрея. Взгляд его, молящий и просящий, не подкупил Андрея.
– Да, – тягостно вздохнул он, поняв свою ошибку, – она хозяйка.
И их кошель потяжелел от медяков.
За всем происходящим, не спуская глаз, смотрел какой-то мужчина. Одет он был во все черное: черный плащ, черная маска на лице, черная, с широкими полями, шляпа. Его вид говорил о том, что он не хотел, чтобы его узнали. Наблюдая за происходящим, он сказал себе два слова: «Пора приступать». И, натянув шляпу еще ниже на глаза, повернулся и заспешил прочь.
Приглашение к кардиналу Виссариону видного римского строителя Марка Фрязина весьма удивило и обрадовало его. «Наконец-то признали мой талант», – собираясь на встречу, подумал он. У входа во дворец его встретил приходивший к нему монах. Тихо сказал:
– Следуйте за мной.
Он повел его таким лабиринтом коридоров, что Марк подумал: «Уж не заблудился ли он?» Но монах привел туда, где его ждал кардинал. Это было узкое серое помещение с высоким потолком и небольшим окном наверху. Мебели почти не было. Но было много старых книг, которые, видимо, берегли пуще глаза. Посередине – стол с двумя стульями. На нем горела толстая свеча и стоял кувшин с двумя глиняными бокалами.
Увидев вошедшего, человек в сутане и с клобуком на голове поднялся.
– Проходи, сын мой, – послышался его довольно приятный голос.
Он ободрил Марка. Указав на стул напротив себя, он сел. Сел и Марк, пытливо глядя на кардинала. Но взгляд того оказался жестким, и Фрязин, не выдержав, отвел свой взор. Поглядев на серые стены, он подумал про себя: «Это какая-то пыточная комната». Кардинал понял его мысль и произнес:
– Да, наша вера порой бывает сурова с теми, кто хочет нарушить ее догмы.
Марк быстро взглянул на Виссариона, как бы говоря: «Я знаю это».
– Сын мой, – начал разговор кардинал, – давно ли ты получал вести от брата Ивана с далекой Руси?
Этот вопрос удивил Марка: «Откуда он знает, что Иван там?» – подумал он. И опять кардинал прочитал его мысль:
– Нам хорошо известно, куда порой отбывают наши люди. Нам небезразлично, что они могут отвезти туда и привезти оттуда.
– Я думаю, вы, святой отец, имеете в виду только религиозные дела? – как-то неуверенно произнес Марк.
– Разумеется, сын мой. Но при этом нам важно, чтобы каждый католик нес нашу веру тем людям, которые до сих пор блуждают в темноте и ждут нашей помощи.
Марк, похоже, понял его. Речь шла не о его работе; ему хотят предложить что-то такое, что связано с верой. Но что он может? Он – простой католик, даже не знающий многих молитв. И опять кардинал поразил его.
– Нам не надо рекламировать нашу веру, – успокоил тот. – Но на вас выпал божий жребий – сделать великий шаг к спасению нашей веры.
Эти слова заставили пришедшего удивленно взглянуть на кардинала. За его взглядом последовал вопрос:
– Святой отец, простите, но я не вижу, что моей вере что-то угрожает.
Кардинал усмехнулся:
– Пока Бог хранит нас. Но он ждет от нас решительных действий. Тебе, Марк, должно быть известно, что над христианством нависла ужасная опасность.
Марк что-то слышал об этом, но плохо понимал. И опять Виссарион по озадаченному лицу прочитал его мысль.
– И все из-за глупого упрямства одной из ветвей нашей веры – православия. Они не желают объединиться с нами, католиками, чтобы совместно отразить угрозу нашей вере.
Просветлевшее чело Марка говорило о том, что он начал понимать кардинала.
– Что же я должен сделать? – спросил он.
Виссарион не сразу ответил на вопрос своего гостя. Он задумчиво смотрел в окно, видимо, взвешивал все, что ему удалось постигнуть за короткое время встречи. Наконец заговорил, вероятно, решив окончательно, что ему можно доверить эту сложную, опасную, но столь необходимую миссию.
– Турки смертельно угрожают нам, но не все это понимают. Остаются еще страны, приверженцы христианства, которые не чуют своей гибели. Только вместе мы отстоим нашу веру. Сегодня только Русь, где проживает твой брат, – главная носительница православия и главный враг нашему общему делу. Мы пытались на Флорентийской унии урезонить несговорчивых православных. И нам удалось это сделать. Митрополит всея Руси подписал нашу конвенцию. Но… правитель, не понимая происходящего, пока твердо стоит на своих старых позициях. И это не позволяет объединить наши силы.
– Но я не смогу его уговорить, – вставил неожиданно Марк.
Кардинал ответил:
– Тебе и не надо будет этого делать. Твоя задача…
Он, приподнявшись, наклонился через стол и стал что-то нашептывать Марку.
Когда он кончил, гость вскочил.
– Нет, я не сводник! – воскликнул он.
– Ты не понял, – спокойно произнес Виссарион и опять потянулся к уху Марка.
Закончив нашептывание, он достал из-под рясы кошель и положил его на стол. Он был тяжел.
– Нет, – Марк произнес упрямо, – я не могу.
– Тогда я хочу тебе напомнить, с чего начался наш разговор…
Только что сладко звучавший голос стал жестким. И Марку стало страшно. Эти слова воскресили в памяти Марка сцены сжигания еретиков на кострах. Он слышал и о других пытках.
– Ладно, – вздохнул он, – я… согласен.
И он потянул кошель к себе.
– Прекрасно! – Голос Виссариона опять стал мягким.
Когда Марк ушел, Виссарион задумался. Его мысли унеслись в маленький дом на окраине Рима.
«Сейчас надо решать, кто у нее будет очередным женихом».
В доме Палеологов царила радость. Никому из них не хотелось думать, что будет завтра. Сегодня появились деньги – сегодня радость. Когда веселье несколько улеглось, Андрей, глядя на Софью, спросил:
– Интересно, кто это тебе пожертвовал такую сумму? Ты, кажется, говорила о каком-то Медичи.
– Ага, – подхватил Мануил, – когда Виссарион услышал о нем, мне показалось, что он побледнел.
– А что ему бледнеть? – сказала Софья. – Ему бы только меня сбыть, и руки у него будут развязаны.
– Нет, – заметил Андрей, – тут что-то не то. Боюсь, Софьюшка, твой Виссарион теперь не тот, что был раньше. Как-никак, ему надо перед папой выслуживаться, – сказав, он посмотрел на остатки пиршества и взял апельсин.
– Хочешь? – и протянул его Софье.
Та отрицательно покачала головой и сказала:
– Что он для меня может сделать, чтобы порадовать папу?
– Отдать тебя
