Ведьмины камни - Елизавета Алексеевна Дворецкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Еще и потому, что Ингвар… мать говорит, это он виноват… – По лицу Логи было видно, что это обвинение делает его печаль по сестре еще горше. – Что если бы она знала, что до этого дойдет, то не простила бы… не позволила бы ему считаться наследником отца…
– И что тогда было бы?
– Ну… Он мог бы остаться в Кёнугарде, а в Хольмгарде престол получил бы Тородд. Если бы мать так решила, он не посмел бы с ней спорить.
– И что теперь будет… ну, когда он сюда приедет?
Логи помолчал, глядя рассеянным взором на людей в гриднице, но едва ли кого-то из них видя.
– Я не знаю… – пробормотал он наконец, но Хельге было ясно, что ничего хорошего он не ждет.
А еще она поняла, что возможные перемены в Хольмгарде, для Эйрика – тоже часть расчета, обещавшего удачный для него расклад, здесь – мучительный семейный раздор, тоже затрагивающий каждого.
– Если бы мать в то лето не простила его, – продолжал Логи вполголоса, – он мог бы не удержать Кёнугард. Мальфрид с Олегом могли бы вернуться туда… или хотя бы сюда. На здешний престол Олег не может притязать, но здесь она была бы жива.
– Но, может быть, ее сгубила хворь из тех, какие могут настичь в любом месте, – заметила Хельга. – Мы ведь не знаем, что с ней случилось.
– Может, она и в Кёнугарде бы умерла. – Логи понял ее мысль, и лицо его немного посветлело. – Может, та хворь давно в ней гнездилась и Ингвар не виноват. Но сейчас мать очень на него сердита. Не знаю, что будет – он ведь приедет уже со дня на день. Лучше б он задержался, где-нибудь пересидел несколько дней, чтобы она успела остыть. Я скажу ей, что Мальфрид могла бы так же умереть и в другом месте. В смерти Мальфрид это ее не утешит, но все же станет легче…
– Что не ее сын в этом виноват, да?
– Да! Спасибо тебе, ты меня утешила! – Логи ласково коснулся ее руки, встал и ушел.
Хельга осталась на месте, чувствуя в душе разом и довольство, и некую досаду. Что же она делает? Логи она утешила, это да. Но зачем она взялась выгораживать Ингвара перед Сванхейд? Ведь Эйрик и сын его Анунд хотели от нее совсем другого – они надеялись на разрыв между Сванхейд и ее старшим сыном, полезный для Мерямаа.
«Ну и пусть!» – с горячностью ответила Хельга этим мыслям. Если Сванхейд оправдает сына, ей станет легче, а значит, Хельга сделает именно то, ради чего ее сюда послали!
Поведя глазами по гриднице, она вдруг наткнулась на Видимира и удивилась: она и забыла, что он с отцом тоже здесь. Тот смотрел на нее с досадой: видел, как они беседовали с Логи, как его лицо посветлело, как он коснулся ее руки…
И что же? Хельга с вызовом встретила взгляд Видимира и, не удержавшись, показала рукой по помосту, как скачет лягушка.
Глава 4
Уже в темноте в Хольмгард явился санный обоз, привезший с Ильменя Вояну, старшую сводную сестру Бериславы, с ее мужем и челядью, и семейство псковского князя Воислава, где была Альдис – самая младшая дочь Сванхейд, теперь единственная. Вояна со спутниками разместилась у Бериславы, и в избе стало тесновато. До глубокой ночи сестры толковали между собой, и до Хельги сквозь сон доносилось бормотание непонятной славянской речи.
На рассвете Хельга и Берислава были в коровнике и процеживали надоенное служанками молоко, когда туда вошла Сванхейд – в шубке на серых веверицах, с румянцем на щеках от утреннего мороза, с возбужденно блестящими глазами.
– Они будут здесь сегодня! – объявила она, когда девушки повернулись к ней. – Им остался последний переход. Они ночевали в Веряжске, оттуда прислали человека.
– О Макошь, сегодня! – Когда Сванхейд ушла, Берислава заломила руки. – Как мне дожить до вечера!
– Иди домой, я здесь закончу.
В последний день перед возвращением мужа у Бериславы все валилось из рук. Но и Хельга с приближением вечера волновалась все сильнее. Ингвар, старший сын Сванхейд, о котором она так много слышала в последнее время – и больше плохого, чем хорошего, – уже стал в ее воображении каким-то великаном из сказаний. Уже сегодня она увидит властителя, которому ее отец и дядя Эйрик отказались платить дань. Возможно, вот-вот он сделается смертельным врагом ее рода… Находясь под защитой Сванхейд, как ее гостья, Хельга не опасалась за себя, но ждала встречи с Ингваром сыном Олава со жгучим любопытством и опасением. То и дело она касалась какого-то из «ведьминых камней» в своем ожерелье, стараясь напитать душу их твердостью. Пока у нее при себе целых шесть хранилищ удачи, ей ничто не может угрожать!
А если бы осуществились надежды ее родных на Логи, то Ингвар стал бы ей… «деверем», вот как здесь называется брат мужа! Глядя на Сванхейд, Хельга угадывала: та не настолько невозмутима, как хочет показать, ее раздирают и горе, и гордость, и гнев, и она сама не знает, что сильнее. Если бы не приезд Ингвара с войском, если бы Сванхейд жила, как обычно живут женщины зимой, проводя время за пряжей, то болтовня с Хельгой и правда могла бы смягчить ее боль потери. Но сейчас ей было не до пряжи, болтовни и даже не до утешения. Встречая Сванхейд в гриднице, Хельга видела на ее строгом лице только решимость и ни следа слез. Сванхейд рассталась с Мальфрид тринадцать лет назад и не рассчитывала еще когда-нибудь с ней свидеться; она отвыкла от дочери, и весть о ее смерти не вызвала такого бурного горя, как если бы они жили вместе. Но у этой смерти был виновник, который точно так же приходился Сванхейд родным чадом.
Было еще светло, когда сообщили, что войско приближается.
– Он же не всех приведет, кто ходил с ним на Греческое царство? – спросила Хельга у Логи, когда стояла между ним и Хедином близ ворот.
К вечеру она нарядилась в свою лучшую шубку на куницах, покрытую голубым шелком из Булгара, с узорной отделкой, и замечала, с какой завистью скользят по шубке глаза местных женщин. «Из Меренланда, – долетел до нее чей-то голос. – Там этих куниц да бобров несчитано, хоть шапкой лови…» Вокруг гудела толпа знатных гостей, все были в лучших цветных одеждах. Для Ветрлиди, деверя Сванхейд, поставили скамеечку: он оказался так толст, что опухшие ноги его не держали. С другой стороны от Логи стояли Берислава и Вояна; Вояна жаждала увидеть не столько Ингвара, сколько его жену Эльгу, свою сестру, которую ожидали вместе с ним. За работой она столько успела рассказать Хельге о своей сестре, которая стала киевской княгиней: как они росли на реке Великой близ Пскова, как девочками ходили в лес варить кашу медведю… Хельга в ответ рассказала свои родовые предания – о медведе, который посватался к дочери одного человека, о Бьярнхедине, который родился от этого брака и стал ее предком. Все это, а еще сходство их имен вызвало в Хельге такое чувство близости к сестре Вояны и Бериславы, что теперь она не менее их жаждала ее увидеть и познакомиться с ней.
– Но если Эльга едет с Ингваром, значит, он вернулся с успехом? – спрашивала Берислава у Вояны. – Ну, если она захотела провожать его в такую даль!
– А может, он разбит и его из Киева выгнали, – отвечал им муж Вояны, рослый, худощавый, остроносый словенин, по имени Видонег. – Ей и некуда более деваться, кроме как с ним ехать.
– Да тьфу на тебя! – Берислава нахмурилась. – Что ты такие беды пророчишь!
– От слова не сделается!
– Не может этого быть! – Логи обернулся к ним. – Ингвар ведь сам созвал всех родичей, даже ваших псковских. – Он глянул на Торлейва с племянником, последнего из оставшихся в живых братьев Олега Вещего. – Если бы он был разбит, зачем стал бы людей созывать? На сором?
– О чем вы? – тихо спросила его Хельга, не понимавшая разговора по-славянски.
В душе мелькнуло восхищение
