Карамельные сны - Марина Серова

Марина тоже неуверенно улыбнулась и вытерла слезы рукавом.

— Ты чего, малыш? Заблудилась?

— Да… То есть нет. Оторвалась от своих, и со скалы тоже… оторвалась. — Она невольно глянула наверх, на болтающийся метрах в десяти над головой кусок страховочного троса и поспешно опустила глаза. — Со скалы сорвалась, а как теперь выбраться отсюда, не знаю. Хотя подождите! — Только тут ее осенило, что приветливый бородач и есть ее спасение, и Марина резво вскочила на ноги. — А вы сами кто? Как сюда пришли? Вы же пешком, без альпинистского снаряжения? Значит, есть какая-то тропа? Вы меня выведете отсюда, правда?

— Столько вопросов за такое короткое время, и ни одной щели для того, чтобы мне ответить, — усмехнулся бородач. — Впрочем, на три последних вопроса я отвечу коротко: «Да». Я пришел пешком, по тропе и вполне в состоянии тебя отсюда вывести.

Еще раз улыбнувшись, незнакомец поманил Марину за собой и направился к зарослям кустарников. Поколебавшись не более секунды («Ах, пусть делает со мной что хочет! Ведь другого выхода все равно нет!»), Марина направилась за ним. Первый шок прошел, и она только сейчас почувствовала, как саднят израненные ладони и болят колени.

Нырнув в кусты, они неожиданно очутились… в пещере. Вернее, не совсем в пещере, скорее в некоем коридоре, похожем на пропасть, поверху которой вздымались каменные скалы. Когда Марина поднимала голову вверх, ей казалось, что эти скалы вот-вот сомкнутся над нею и ее спутником и погребут заживо. Сюда доходило очень мало света, и, путешествуя узкими коридорами, переходившими в настоящие арки, Марина со страхом прислушивалась к звуку своих шагов и стуку собственного сердца.

— Страшно? — спросил незнакомец. — Ничего, не бойся. Дай руку.

Ладонь у него была грубая, шершавая от мозолей, но в то же время теплая. От этого Марина почему-то сразу воспрянула духом.

— Первый раз в таком месте… — прошептала она, оглядывая стены с невольным любопытством. — А туристы здесь когда-нибудь бывали?

— За туристов не поручусь, но доисторические люди заселяли эти места несколько веков подряд. Я сам не так давно привел в эти места археологов, которые нашли здесь глиняную посуду, отполированные топоры, несколько веретен, фигурки из мрамора и глины, жернова и целую коллекцию обсидиановых, кварцевых и кремниевых инструментов.

— Неужели здесь можно было жить?!

В это трудно было поверить! Жить в насквозь продуваемых арках-пещерах, где по стенам сочилась влага и эхо так жутко отражало каждый шаг и звук!

— Не только можно — я думаю, наши предки, натыкаясь на такую вот «квартиру», считали ее подарком судьбы. Каменные крыши уберегут от снега с дождем и града, а согреться можно и костром — здесь ведь до земли и леса рукой подать, надо лишь знать дорогу. А вообще пещеры издавна связаны с историей развития человечества. Еще в каменную эпоху они спасали людей от зимней стужи. Но и после того, как древние люди перестали использовать пещеры в качестве жилищ, их окружал ореол необычного и странного. Греки верили, что пещеры были храмами их богов — Зевса, Пана, Дионисия и Плутона. В Древнем Риме считали, что в пещерах обитают нимфы и колдуньи. Древние персы и другие народы полагали, что в пещерах обитает царь всех земных духов Митрас…

Он говорил и говорил — неторопливо, плавно, ни разу не споткнувшись ни на одной фразе. И слова, и голос успокаивали. Было уже не так страшно.

— Вы историк? — зачарованно спросила Марина.

— Я? А знаешь, пожалуй, что и историк. Когда бродишь здесь месяцами и общаешься только с книгами, так или иначе станешь исследователем поневоле.

— Вы здесь живете?

— Разве я похож на дикаря или отшельника?

Марина промолчала. Ей стыдно было признаться, что да, похож.

— Я живу в городе, как и большинство цивилизованных людей. Но в горах провожу по два-три месяца кряду.

— Зачем?

— Ну как сказать… Это моя работа.

Марина хотела спросить — что это за работа такая, если ты не историк и не альпинист, но тут они миновали еще один, последний коридор, и Марина, ойкнув, прижалась к плечу незнакомца и зажмурилась от потока яркого солнечного цвета, хлынувшего на них. И сразу стало теплее. Еще не открыв глаз, Марина услышала пение птиц и шелест травы.

— Ну вот и выбрались, — сказал бородач и, засмеявшись, растрепал ей волосы. Ростом она едва доходила ему до середины груди.

Марина приоткрыла один глаз, второй… Перед ними, лаская глаз изумрудом травы и россыпью алтайского разнотравья, простиралась большая, уходящая к горизонту поляна. Над цветами и травами беззаботно порхали бабочки.

— Здесь что, тоже не ступала нога человека?

— Ступала, но редко. Просто надо знать ходы и выходы, иначе пещера, из которой я тебя вывел, превратится в настоящую ловушку для неискушенного человека.

— А как же я попаду к своим? Мне надо попасть в… — Марина назвала место стоянки, — еще до темноты, иначе там начнется паника. Не дай бог, сообщат домой. У моего отца слабое сердце.

Бородач еще раз потрепал Марину по волосам.

— Ну, давай провожу тебя, чудо ты неуклюжее. Хотя нет. Ты — Аленушка на камне, ведь именно такой я тебя и нашел. Далее по законам жанра ты должна превратиться в царевну. Так?

— Большой, а в сказки веришь, — пробормотала Марина, отворачиваясь.

«К своим» они добирались еще часа два или два с половиной. За это время Иосиф — так звали нового знакомого — рассказал ей, что вот уже несколько лет, как он освоил редкую, хотя и прибыльную профессию: сборщика мумие.

На этом месте я в первый раз прервала клиентку:

— Мумие? Это, постой, это же… лекарственное средство?

Марина кивнула.

— Да. Его еще называют «горный воск». Мумие, — заговорила Гонопольская тоном школьной учительницы, — это природная смесь органического и неорганического вещества, которое образуется в трещинах скал, пустотах, нишах в виде пленок, корок, наростов и смолоподобных масс. Это удивительное лекарство! Наверное, нет ни одного заболевания, которого нельзя не вылечить с помощью мумие. В середине девяностых годов все просто помешались на этом лекарстве! Считали его чуть ли не панацеей. Сборщики мумие зарабатывали сумасшедшие по тем временам деньги! Вот почему Йоська…

— …который посоветовал товарищам не упускать время и искать свою удачу…

— Да! Он ушел в горы и стал сборщиком мумие! Перекупщики платили ему за мумие хорошие деньги. Тогда вообще в стране начался настоящий бум — все бросились покупать мумие, заряженную воду, валом валили на сеансы целителей, как-то все сразу и вдруг уверовали в филиппинскую медицину! Йосик называл Горный Алтай Клондайком. Он говорил, что там не только мумие, но всякие травы — целебные, лекарственные, уникальные, даже волшебные… Их он тоже собирал, заготавливал очень умело, это целая наука, но Йосик ее быстро освоил. Ведь он занимался этим больше тринадцати лет! И еще он говорил, что на Алтае заросли, вот именно заросли дикорастущей конопли. Целые плантации.

Я насторожилась.

— Конопли? Анаши, другими словами?

— Да. Но к делу это не относится, — спохватилась Марина. — Пока. В общем, он довел меня до нашего лагеря, был уже вечер. Посидел с ребятами у костра, съел котелок каши. Все время на меня поглядывал, хитро так. А потом взял у меня номер телефона и исчез… ушел в горы. А я вернулась домой. Ну понятно, не сразу вернулась, а когда закончилась путевка.

— То что?

Вместо ответа клиентка вздохнула:

— Дома было плохо… Совсем плохо.

За эти две недели, которые Марина провела на Алтае, у отца случился инфаркт. Девушке об этом сообщать не стали, чтобы, как сказала мама, «она не вздумала прервать отдых, ведь бог знает, когда еще такая возможность будет…». Вот почему, когда Марина, загорелая и счастливая, пропахшая костром, с рюкзаком, набитым можжевеловыми шишками и алтайским бальзамом, появилась на пороге родного дома, ее поразил резкий, непривычный запах эфира и лекарств в их квартире.

— Папа! Папа! — Бледная рука отца, с синими буграми вен свешивалась с кровати, как подломанная ветка некогда могучего дуба. Марина упала возле кровати на колени, прижалась к руке губами.

— Успела… — прошептал отец. — Думал, не увижу…

— Ты поправишься, папа!

Но он не поправился. Через неделю после возвращения Марины из похода отца похоронили. А ровно через шесть недель, на другой день после сороковин, умерла и мать. Она не доставила единственной дочери хлопот — умерла тихо, во сне. «Не сумела пережить смерть мужнину-то, — шептались соседки. — И то ведь как подумаешь, ведь сорок с лишним лет они душа в душу прожили…»

И в семнадцать лет Марина осталась совсем одна.

На этих словах взгляд моей клиентки снова затуманился. Я поняла, что она снова переживает все, что навалилось на нее тогда, десять лет назад. И хотя теперь передо мной сидела не растерянная девочка, осиротевшая до своего совершеннолетия, а вполне уверенная в себе девица в роскошном наряде и с немалым капиталом за спиной, сердце все равно сжималось от жалости.