Имя твоего волка - Татьяна Владимировна Томах
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы чего это, а? — ошарашено обернулся он к примолкнувшим пацанам, позабыв про накрепко зажатое в пальцах братнино ухо, и потому машинально проворачивая следом за этим ухом глухо и монотонно поскуливающего братца. — Вы чего? — изумленно шаря вопросительным взглядом по лицам пацанов, неожиданно растерявших под этим взглядом весь свой воинственный запал. Только что похожие на стайку молодых псов, со щенячьим задором забавляющихся с издыхающим зверьком, сейчас, когда их вожак оказался жалок и беспомощен, они опять превратились в детей. Нашкодивших и испуганных — тем, что они сами сделали. Сейчас они смотрели на неподвижную девочку почти с таким же ужасом, как и Анджей.
— Эта…ведьма это, — буркнул один из них, неуверенно переступив с ноги на ногу и отводя глаза от Анджея.
— Эта?! — изумленно и недоверчиво переспросил Анджей. — Вы чего, пацаны?
Пацаны промолчали. Их вожак и вдохновитель поскуливал в руках старшего брата — уже не вожак, а просто мальчишка, пойманный за ухо во время очередной проказы. Придуманная им игра уже почему-то не казалась пацанам такой забавной, и было неловко и страшно смотреть на избитую (до смерти?) девочку, лежащую на дороге. Как будто они только сейчас разглядели, что это всего-навсего девочка — маленькая девочка, которая вполне могла бы быть младшей сестренкой любого из них.
Девочка пошевелилась — чуть-чуть, из-под маленькой запачканной ладони выглянула полоска розовой щеки и черный блестящий испуганный глаз. Пацаны попятились, переглядываясь — может, правда, ведьма? Не плачет, не орёт, как положено перепуганной девчонке — приподнялась, опасливо съеживая плечи, и смотрит. Молча.
Анджей, заметив, что девочка зашевелилась, обернулся к ней, выпуская, наконец, на свободу многострадальное ухо поскуливающего братца.
— В следующий раз оторву. Вместе с башкой, — мимоходом угрюмо пообещал он. — Понял?
— У-яа, — послушно согласился братец, выворачиваясь из безжалостной хватки. И морщась, осторожно потрогал распухшее ухо, исподлобья одаривая своего мучителя взглядом отнюдь не братским.
Пацаны молчали, и девчонка молчала, по-прежнему неподвижно сидя в грязи в своем испачканном платьице. От напряженного — не испуганного, а именно напряженного — взгляда ее черных широко открытых глаз хотелось поежиться. Может, правда ведьма? Анджею показалось, что именно об этом подумали примолкнувшие за его спиной пацаны. Ему самому вдруг захотелось передернуть плечами — а какое, ему, собственно, до этого всего дело? — и уйти, растолкав неожиданно заробевших мальчишек. Только чтобы больше не видеть этого жутковатого девчонкиного взгляда…
И сейчас же, устыдившись этой мысли — и желания отступить назад, поближе к притихшим пацанам, он сделал наоборот. Переламывая свой нелепый страх перед маленькой, да к тому же, до полусмерти избитой, девчонкой, шагнул вперед, протягивая ей руку. Ладонью наружу — так, как подходят погладить незнакомую собаку или кота — показывая, что рука не прячет ни камня, ни палки.
— Ну, вставай, чего расселась, — пробурчал он. Немного грубовато — потому что не знал, как с ней говорить, и потому что ее взгляд по-прежнему пугал его. И увидел, как она дернулась — то ли от звука его голоса, то ли от движения его руки. Как битая собака, которой каждый звук кажется началом крика, а каждое движение — началом удара.
И только теперь он разглядел ее глаза. Блестящие и напряженные до окостенелой неподвижности — так, что, казалось, они не могут принадлежать обыкновенной маленькой девочке, — на самом деле, они были перепуганными. Насмерть перепуганными, просто замороженными от страха. Анджею стало стыдно — за свой собственный недавний страх перед ее взглядом, и за пацанов, перетаптывающихся за его спиной. Так, как будто он сам был одним из них. Как будто его рука, от которой сейчас отшатнулась девочка, тоже бросала в нее грязь, измазавшую ее платье, и камни, поцарапавшие лицо.
— Ты…это…не бойся меня, а? — попросил он, по-прежнему держа протянутую руку — ладонью вверх. Не приближая и не отнимая, и глядя в замороженные черным страхом девочкины глаза. На этот раз она услышала его — что-то дрогнуло в ее глазах. Не совсем оттаяло; но как будто сломалась ледяная корка, и из трещины выглянула настоящая девочка. Самая обыкновенная, маленькая, живая девочка. Совершенно не похожая на ведьму.
Девочка посмотрела сначала на Анджея, а потом на его руку. В ее взгляде снова мелькнул испуг, как будто она ожидала, что эта ладонь тоже сейчас ударит ее. Больнее, чем до этого били камни и комья грязи. Девочка медлила — минуту или две — а потом, как будто испугавшись, что Анджей передумает, торопливо уцепилась за его руку.
Ее ладошка была дрожащей и холодной. Оказавшись в руке Анджея, она застыла. Заморозилась, как снова заморозился девочкин взгляд. Пока Анджей вел девочку за собой — через толпу неохотно расступившихся пацанов, ему казалось, что он держит в руке мертвую рыбку. Безвольную и ледяную.
А еще ему показалось, что пока они шли — несколько шагов до поворота дороги, мимо примолкнувших пацанов, — что-то было не так. Не так, как должно было быть. Не так, как бывало обычно. Обычно, когда он…ну, влезал в драку, в которую его не звали и уходил победителем. «Кузнецовы кулаки!» — обиженно вопили ему вслед побитые; но это было чепухой по сравнению с тем молчанием, которое сейчас давило ему в спину…
Ему показалось, что пацаны как будто начинают постепенно оттаивать от черного девочкиного взгляда. И снова начинают переговариваться — приглушенными голосами. Один раз Анджей услышал «ведьма» — свистящим шепотом, а один раз — как будто кто-то плюнул, смачно и зло, им вслед. И что самое странное, Анджей не обернулся. Потому что (надо было следить за девочкой, которая висела на его руке и спотыкалась на каждом шагу)… потому что он не хотел видеть, кто это сделал.
Девчонка спотыкалась, и ее безвольная ладошка норовила все время выскользнуть из руки Анджея. Казалось, вот-вот — и девчонка снова упадет в эту грязь… И тогда…тогда — что?… Надо было бы обернуться, и посмотреть, кто сказал им вслед «ведьма». Но почему-то Анджей чувствовал, что оборачиваться нельзя. И останавливаться нельзя. И нельзя, чтобы девчонка снова упала… И быстрее идти нельзя, хотя очень хочется, и мурашки ползают по спине от того, как им смотрят вслед пацаны…
Потому что если девчонка упадет, или Анджей поскользнется на этой мокрой дороге — и они упадут
