Подорожники - Владимир Марченко

Пробило прокладку под головкой двигателя. Остановил свой ГАЗон Скирдин. Сидит на подножке и глазами шоссе из города щупает. Вечереет. Трос приготовил. Ждёт Ивана Махоткина. Вёрткий парень. Москвич. Не должен сломаться. На элеваторе за Скирдиным стоял на разгрузку. Приехали в посёлок. К директору. Тот послал к механику. Щетинина нашёл в поле. Нет прокладок. Такая вот новость. Что делать? Думает свои думы Гоша, а сам принялся снимать головку, что на цилиндрах лежит. Не успел добраться до прокладки, как слышит голос мальчишечий. Зовёт кто-то его. Мастерская строилась. Газон стоит около кучи кирпичей. За полынами не видно. Смотрит Скирдин, пацан бежит. Ищет его.

– Директор кличет. Быстро надо бежать. Срочно.

Гошка было кинулся, но остановился. Принялся ключи и гайки собирать. Директор в комнатушке сидел с главным бухгалтером и агрономом. Бухгалтер арифмометр вертит, агронома нет, а Петраковский что-то в телефон нецензурное выговаривает. Махнул Скирдину рукой, дескать, садись. Наговорившись с трубкой досыта, говорит:

– Завтра с утра поедешь в эмтээс, вот распоряжение на запасные части. Если что, звони. Груз захвати.

– У меня же прокладка…

– Иди на почту. Там получишь инструкцию. Помни. Головой за груз отвечаешь. Некого послать. Выручай.

Ничего не понимая, Скирдин поспешил к домику, где располагалась почта. Заведовала почтовскими делами молоденькая девушка из Тамбова, имевшая финансовый техникум за своими хрупкими плечиками. Много было в посёлке Новостепной пригожих девиц-красавиц, но вот такая была одна. Добивались её расположения парни, но всем поворот давала. Скирдин на почту ходил за письмами, маме излишки денег посылал в Подольск. Как и все, говорил: «здравствуйте, до свидания». На танцы ходил, но танцевать не умел, стоял с парнями, семечками угощался и девчонок рассматривал. В центре бесед и обсуждений была она. Всё, как у всех, но вот лучше других – и точка! С кем бы ни разговаривал Гошка, а голова, как магнитная стрелка, поворачивается в её сторону. Бывает же так. Сам не может понять, отчего с ним это постоянно происходит. Если бы умел танцевать, пригласил, поговорили о видах на урожай, о предстоящем приезде делегации. Много приезжало народу; не только из соцлагеря, но и капиталисты удивлялись. Хотя фотографировали американцы не новые дома, а какой-нибудь завалившийся туалет. Понравились своей степенностью делегаты из Индии. Ели всё подряд, открыто радовались и веселились на концерте молодых целинников. Для американцев дорогу провели прямо по посевам. Пыль в глаза пускали, дескать, вот какие у нас дороги. А дороги такие – после дождя два часа пилишь до элеватора. Не было тогда ни щебёнки, ни асфальта. Гря-зю-ка. Надевали цепи на колёса, чтобы меньше буксовать. А если уж на мост сядет грузовик с грузом, то без тракторной услуги – никуда.

Заходит Гошка в комнатёнку, дыхание перехватывает. За барьерчиком – она. Небесная красота, ангел без крыльев. Сердце у парня крутанулось и упало в желудок или ещё дальше проскочило.

– Старший сержант Скирдин Георгий прибыл в ваше полнейшее распоряжение.

– Здравствуйте, – говорит певуче Надя. А парень в окно повернул голову, по барьеру пальцами постукивает, пытаясь спрятать свою глупую радость. Куда её спрячешь, если она наружу лезет, как суслик из норы. Девушка встала и говорит тихо и ласково:

– Поедем мы сегодня, а не завтра. Чтобы вы знали меру ответственности, скажу честно, что повезём кинобанки и деньги.

…Гоша вдруг понял, что и револьверу системы Нагана уже сто лет в субботу и патрончикам – лет двадцать. Будут ли они стрелять, не разложился ли от времени порох. Посмотрел на донце патрона, чтобы узнать дату выпуска. Не старые.

– За почтой и выручкой приезжали из райцентра, а тут произошло изменение. Нужно самим доставить выручку и «кино» поменять. Отвозил банки свои киномеханик, посылки прихватывал дядя Петя Смородский, а вот увезли его в больницу с аппендицитом недавно. – Слушает Гоша девушку, а сам думает: пусть хоть банда нападёт, дорого заплатят. Грудь у него колесом выгибается, чубчик просто гребешком задиристым встаёт. Приладил паренёк кобуру к себе на ремень брюк. Попробовал выхватить быстро оружие, как показывали в кино. Не сразу получилось.

– Давайте будем грузить, – говорит Наденька, надевая плащик, повязывая косынку. Георгий видит кинобанки у двери. Читает: «Кардинал Ришелье».

– Машина у меня сломалась, – вдруг упавшим голосом говорит юноша. – На чего грузить?

– На бричку, – ответила Надя и вытащила из-за шкафа зеленоватый мешок с белыми тесёмками и болтающейся дощечкой, к которой тесёмки припаяны сургучной печатью. Этот самый мешок девушка с помощью Георгия поместила в другой мешок. Обыкновенный. В таких – обычно перевозят муку или ещё что сыпучее. Гоша понял, что Надя очень умная девушка. Не хочет, чтобы кто-то видел, как она грузит в телегу мешок специального назначения. Маскировка. Умница. Думает парень свои думы, с грустью ставит банки в солому. Весь транспорт директор отправил на станцию за цементом. Срочно нужно вывезти. Штрафы за простой вагонов большие. Фундаменты надо заливать. Два месяца ждали цемент. Райком помогал, колхозы помогали. Мало. Мало. Где-то на глине стены выкладывали, но без цемента всю целину не поднимешь.

Расписался парень в каких-то бумагах. Надя замки принялась закрывать. Какая-то девушка прибежала, чтобы письмо получить, но её корреспондент только ручку искал. Принёс Гоша ещё две кинобанки. Укрыл куском брезента. Наденька сидит впереди на доске, положенной поперёк брички. Смотрит на него. Сел и он. Ездил на разных марках автомашин. И на полуторке, и на ЗИС-5 и даже на ЗИМе командира полка с месяц катал, пока не дали «козлика», а вот телегой ни разу не управлял. Колёс – четыре. Но вместо двигателя живое существо. Лошадка. Вожжи – это руль. Думает Гоша. Тормоз, как ручной, так и ножной – отсутствуют. Педаль газа – не видать. Стараясь не показать своего дилетантства, Георгий берёт вожжи и начинает их дёргать, причмокивая губами. Этот процесс запуска телеги и коня в действие видел в далёком детстве. Надя смех пытается спрятать, но не может. Фыркает, прикрывая ладошкой ротик.

– Васятка привязал к ограде чем-то. Отвязать надо.

…Сконфуженный таким поворотом транспортного дела, Скирдин спрыгнул, привёл лошадку в надлежащее состояние, и поехали они за посёлок. Не хочет коняга быстро ехать. Что только не делал рулевой. Пугал вожжами, сорвал стебель полыни. Не бежит и всё. Оглянется на сидящих, ухмыльнётся лошадиной ухмылкой и опять топ, да шлёп по пыли копытами. Скрипит телега. Катятся колёса. Надя смеялась, смеялась, взяла вожжи, да как крикнет звонко и дерзко: «Но!!!». Лошадка сначала поскакала, переваливаясь мышцами крупа и, помахивая хвостом, но потом перестала бежать и заперебирала ногами нехотя и плавно. Гоша и Надя не знали того волшебного слова, а точнее, слов, которые всегда произносит хозяин лошади, развозивший к тракторам и комбайнам воду и масло, обед и газеты. Поэтому лошадка не принимала во внимание другие слова, другие жесты. Небольшой кнут Надя заложила мешком, в котором что-то шуршало. А его нужно было показать доброй лошади, чтобы начала слушать команды и выполнять их на сто процентов.

Несколько раз вскакивал Гоша и кричал на всю тёмную степь разные команды. Лошадь его игнорировала полностью. Если Надю иногда слушала, делала вид, что хочет побежать, то на Гошины вскрики только хвостом поматывала. Что делать? Не хлестать же бедную совхозную работягу палкой. Она весь день по полю возила бочку с водой, слушала нецензурные слова конюха и рокот тракторных двигателей, пахавших зябь.

До райцентра недалеко. К утру доберутся. Если раньше приехать, то ночью кто будет кинобанки и деньги принимать? Ночью в райцентре обязательно спят. Это в совхозе при электросвете работают плотники. В колхозе, по полям которого ехали Надя и Гоша, было тихо и безобразно пустынно. Зябь вспахали. Тракторы возили солому на фермы только днём. На полевых станах светили редкие фонари.

Разговаривали Надя и Гоша на разные темы. Луны не было на старом небе. Отдыхала. В густом мраке просматривались пятна копён у дороги и сама дорога, уходившая перед лошадью вдаль. Гоше нравилось нечаянное поручение директора. Он бы мог каждую ночь ездить в райцентр, ощущая боком тёплый плащ девушки. На его счастье начал накрапывать дождь. И Георгий подтянул к себе кусок палатки, в которой они жили весной, укрыл Наденьку и себя. Лошадке брезента не досталось, и она укрывалась от сырости собственной шерсткой и шкурой. Через полчаса дождь припустил, и лошадка прибавила ходу. А Надя и раньше неохотно отвечала на вопросы спутника, а то и вообще перестала разговаривать. Лошадь не быстро бежит. Надя тихо молчит.

– Не хотите со мной разговаривать, просто поддерживайте беседу, чтобы дорога сокращалась немного.

– Хочу, – говорит она. – Но я боюсь. – Смеётся тихо и радостно.