Последняя улика (Сборник) - Любовь Арестова

— Всю жизнь меня Варей кличут, до седых волос дожила, а все в Варях хожу. Я не сетую — чего мне величаться. Ты, милок, меня зачем искал? спросила она.

— Из милиции я, Варвара…

— Евменовна, — быстро подсказала хозяйка.

— Варвара Евменовна, — повторил Петухов. — Я к вам по делу.

— Входи, при службе нечего нам на улке говорить. Вишь, — Пучко кивнула на снег у забора, — весна-то примораживает, входи, у меня тепло, натопила только что.

В избе действительно было тепло и уютно. Пол устлан умело вытканными половиками. Заметив, что гость с интересом разглядывает их, опасаясь испачкать сапогами, Пучко ловко бросила ему под ноги кусок влажной мешковины и приветливо заговорила:

— Молодец, милок, что труд чужой ценишь, нагрязнить не хочешь.

Петухов осторожно прошел, сел на желтую лавку, к столу. И лавка, и стол украшены резьбой так искусно, что сотрудник милиции невольно погладил деревянный завиток, и это тоже не ускользнуло от внимания Варвары Евменовны.

— Это мой старик старался, мастер был на все руки, а это вот, — она кивнула на яркие дорожки, — моя работа. Раньше мы за коврами не гонялись. Сделал своей рукой — вот и гордись. Нам-то было чем гордиться, — вздохнула Пучко, — на весь поселок я лучше всех дорожки ткала. Да что я тебя, милок, заговорила, высказывай сперва свое дело, — спохватилась она.

Петухову, уставшему за день, так приятно было сидеть, подогнув под лавку ноги, слушать негромкий голос Варвары Евменовны. Певучий, красивый сибирский говорок успокаивал; незаметно за беседой она поставила перед Анатолием большую кружку с густым горячим чаем и сама села напротив, сложив на коленях темные руки с узловатыми пальцами.

— Я, Варвара Евменовна, вас по важному делу побеспокоил, — начал он. — Вы в магазине «Ткани» недавно были? Слышали, что там случилось?

Старушка молча кивнула.

— Ну так вот, я с просьбой к вам: не припомните ли людей, что были в торговом зале, не встречалась ли женщина в коричневой шубе?

— Отчего не помню, помню, конечно, — Пучко задумалась ненадолго, затем, загибая пальцы, перечислила несколько уже знакомых Петухову фамилий.

«Опять впустую», — досадливо подумал он. Эти люди уже проверены.

— И вот еще, — продолжала женщина, — накануне там на крылечке встретилась мне щекинская деваха с подружкой. А в шубах в магазине никого не видела, нет, врать не стану.

— А щекинская-то кто такая? — спросил Петухов.

— В педучилище учится. А дом щекинский на нашей же улице. Хоромина под железной крышей, ты ее сразу увидишь, как пойдешь от меня. Подружку Татьянину не знаю, как кличут, но в прошлом годе она у них жила, училась, потом пропала куда-то, а нынче вот у «Тканей» попалась на глаза.

— Одежду их не опишите? — Петухова насторожило последнее сообщение. Выявились новые, неизвестные еще лица — Щекина Татьяна и ее подруга.

— Помню, милок, Танча в куртке была из шуршистой материй, не запомню я ее названия. А на подружке пальтишко бордовое.

«Нет уж, видно, удачи сегодня не будет», — подумал Анатолий, поднимаясь, и скорее по привычке обстоятельно все выяснять до конца, спросил у Пучко:

— Щекины крышу свою железную суриком не красили?

— Как же, красили, красили, — ответила она, кивая, — осенью поздно, лист уже облетел, Щекин сам с шурином своим красил крышу. Никого не нанимали, сами и красили. И правильно, я тебе, милок, скажу, сделали. За зиму и весну железо под снегом поржавеет, чини потом. А они по-хозяйски сделали, — говорила старушка, провожая гостя и прощаясь с ним. — Собаки у них нет, иди смело, — крикнула она ему вслед.

Дом он узнал сразу. Добротный, новый, без палисадника. Высоко от земли расположенные окна задернуты занавесками. В комнатах горит свет, значит, дома кто-то есть. Петухов осторожно постучал в раму, занавески отодвинулись в сторону. Выглянул мужчина, и Анатолий махнул ему рукой, приглашая выйти. Минуты не прошло, как тот показался. Сотрудник милиции представился ему, извинился за позднее вторжение и сказал, что нужно бы поговорить.

— Входите в избу, — пригласил хозяин.

Через длинные холодные сени они вошли в дом, сразу в кухню, где на столе стоял ужин — глубокая тарелка с борщом, розовеющее на блюдце свиное сало, тонко нашинкованная капуста, посыпанная луком.

— Неловко получилось, — подосадовал вслух Петухов, — оторвал от еды.

— Ужинать с нами, — моложавая хозяйка несла еще одну тарелку, даже не спрашивая, кто и зачем пожаловал. Сибирское гостеприимство не позволяло оставлять гостя без внимания. Анатолий знал это, поэтому отказываться не стал, присел напротив главы семейства, который хоть и был встревожен необычным визитом, но, соблюдая те же законы гостеприимства, сказал:

— Ладно вам извиняться. Если ко мне, то и хорошо, что поздно — днем меня не застанешь, на работе. Да и вечера прихватываю, пока дороги не развезло окончательно, торопимся вывезти из тайги лес.

— Как звать-величать вас, не знаю. Только фамилия мне известна.

— Петр Григорьевич, — представился хозяин и спросил: — Срочное дело или поужинаем сперва?

— Поужинаем, — согласился Анатолий, и они принялись за борщ.

Почувствовав в новом знакомом человека неторопливого и, как он сам, основательного, Петухов не стал спешить задавать вопросы. Дождался, пока тот, отодвинув объемистую чайную кружку, не спросил сам.

— Так какая нужда ко мне привела?

Оперуполномоченный рассказал, что Таню с подругой видели у магазина «Ткани» накануне убийства, и ему хотелось поговорить с нею.

Щекин позвал жену, ушедшую в комнату, чтобы не мешать разговору:

— Где Татьяна?

— В кино убежала.

На вопросы Щекина ответила, что 30 марта к Тане приехала знакомая девушка из села Ярино — Тамара Баркова. Ночевала у них. В прошлом году познакомились они на вступительных экзаменах в педучилище, Тома пару месяцев училась и жила у них, а потом все бросила и уехала домой.

— Вот объявилась нынче, — продолжала женщина, — я ее спрашивала, почему она бросила учиться, — молчит. Утром ушла с Таней, и больше я ее не видела.

Она подробно описала одежду своей дочери и ее знакомой. Ничего общего с приметами разыскиваемой. Шуб у Щекиных не было, Тамара Баркова приезжала в зимнем пальто бордового цвета.

Ждать Татьяну из кино Петухов не стал, договорился с родителями девушки, что на следующий день после занятий, ближе к вечеру, она зайдет к нему в отдел. Ничего нового узнать от Щекиной-младшей он не надеялся.

Уже поднявшись, Анатолий спросил хозяина, когда он отстроился.

— Третий год дом стоит.

— Красили крышу?

— Да, по осени, припозднились. Сурика никак не мог достать.

— Петр Григорьевич, — Анатолий выяснял все до конца, — а как у вас с топорами?

Щекин удивленно вскинул брови:

— С топорами? — переспросил он. — А что, и топоры ищете попутно?

— Да, надо кое-что выяснить.

— Что ж, давай выясним, — собеседник хлопнул себя рукой по колену, присаживаясь на табуретку. — Значит, всего у меня в хозяйстве топора три. — Он стал загибать пальцы на руке: — Первый — колун, я с ним один из семьи справляюсь, когда большие чурки на дрова рублю. Второй — полегче, тоже для дров. Галина! — громко позвал он жену, которая к этому времени опять ушла в комнату. — Галина, топоры наши на месте?

— Днем на месте были, в ограде, — ответила та.

— Значит, эти на месте. Третий — мой плотницкий, острый. В инструменте лежит в кладовке, сейчас глянем, — он вышел в сени, погремел чем-то и вернулся через минуту с ладным топором в руках, показал его Анатолию. — Вот он. А дровяные сейчас посмотрим. — Во дворе хозяин включил лампочку над крыльцом. Вместе направились к огромной чурке, где воткнут был колун.

— Да, — сказал уважительно оперуполномоченный, — тут сила немалая нужна.

— Есть силенка, не жалуюсь, — ответил Щекин и достал топор поменьше. — Вот и этот, — удовлетворенно сказал он и тут же добавил: Стоп, парень, я ведь соврал тебе. Еще у меня один есть, так, барахло, а в хозяйстве годится.

Он оглядел двор, зычно позвал:

— Галина!

— Чего тебе? — та выглянула из сеней.

— Где топоришко наш, небольшенький такой?

— Не знаю, Петя. Он вроде бы с осени в стайке в уголку стоял, посмотри там.

Зашли в теплый сарай.

Осмотревшись, Петр Григорьевич удивленно развел руками: — Слушай, парень, а ведь нет топоришки!

— Когда вы видели его в последний раз? — едва скрывая волнение, спросил Петухов.

Щекин задумался, потом ответил уверенно:

— Осенью. Точно — осенью. Красил вон крышу, подбивал обушком кое-где железо.

«Неужели я попал в точку? — подумал, боясь спугнуть удачу, Анатолий. — Тот, что нашли в магазине, ведь тоже топором не назовешь, так, топоришко. И еще — сурик, вот она, краска, откуда — с крыши. Ах, жалко как, что поздно уже, придется ждать до утра».