Хитопадеша: парадоксы взаимности - Шанти Натхини

Каково же структурное отличие взаимности по-мирски и при сподвижничестве? Мирские отношения между людьми с «приземленным» мышлением характеризует преимущественно их опосредованность вещественными интересами, тогда как подвижники общаются непосредственно в духе. Миряне вообще редко допускают предельную близость, не оставляя никаких секретов и препятствий между собой. Нити-шастра, как назидание в преуспеянии среди себе подобных, есть «искусство опосредования» при общении с ближними, даже когда речь идет о прямых деловых контактах или интимных связях. «Подвижником» можно считать того, кто каждый поступок совершает как перед богом, не опасаясь огласки, хотя бы все его действия стали всеобщим достоянием. Человек мирского склада – закрытая система, и в основном закрытость создается озабоченностью конкретными вещами. Вот почему монахам вменяется непопечительство, ибо забота о чем угодно сужает границы внимания, наращивает «стены», которые и определяют человека как личность в обществе. Можно сказать, что общество – не столько бездна, сколько трясина, ибо оно «затягивает», пока над вашей головой не сомкнется тина «принятых устоев», задающая потолок вашим устремлениям. Стоит подвижнику вступить в малейший контакт с мирянами, опустившись на тот же уровень беспокойства о житейских нуждах, и скоро даже закоренелый отшельник превращается в «полезного члена общества». Так, из-за заботы о куске ткани, обмотанном вокруг бедер, почитаемый всеми подвижник превратился в обыкновенного мирянина.

В великой нищете совершал некий подвижник богослужения, посвящая все время повторению имени бога. Ничего на нем не было, кроме набедренной повязки, да и ту начала поедать мышь, пока он сидел в глубокой медитации. Он попросил односельчан сделать что-нибудь, чтобы отвадить мышей от хижины, и вскоре в доме появился кот. Однако трудно было удержать кота в доме, тогда соседи посоветовали ему завести корову, чтобы поить кота молоком. Но корову нужно было пасти, поэтому они выделили ему часть пастбища за околицей. Подвижник не мог оставить богослужение и следить за коровой на выпасе, тогда ему выделили слугу, чтобы ухаживать за коровой. Как-то раз подвижник заметил, что слуга собирается домой, и спросил, почему тот вынужден отлучиться. Узнав, что у слуги есть семья, по которой он скучает, подвижник велел ему переселиться в пристройку вместе с семьей. На другой день он с удивлением заметил, что слуга весь светится от счастья, и захотел знать, каким путем он достиг таких высот блаженства. Слуга поделился с ним, какое наслаждение доставляет семейная жизнь, и тогда подвижника осенило: «Я должен жениться!» Вскоре на порог вступила молодая жена, а спустя несколько лет дом подвижника наполнился детьми и вещами.

Другое проявление опосредования, кроме неумеренного интереса к «круговороту вещей», в отношениях между мирскими людьми составляет ложь. В человеческом обществе всегда имеет смысл лгать, иначе достижение поставленных вами целей становится крайне затруднительным. Как ни парадоксально, но с духовной позиции (которую не следует путать с душевностью) нити-шастра – это наука о хитрости, помогающая обрести навык «праведной лжи» во спасение от ближних. Заведомо предполагается, что вокруг мирянина полно хищников и негодяев, за исключением редких «настоящих друзей», поэтому он должен уметь изворачиваться. Ничто иное не определяет принадлежность любого человека к миру, как его способность и стремление представлять вещи и события не так, как они существуют на самом деле, а в наиболее выгодном для самого себя свете. Ни богатство, ни разврат, ни чревоугодие не удовлетворяет людей в такой мере, как умение обвести вокруг пальца ближнего, а по возможности и дальнего. Причем, снова подчеркнем: речь не идет исключительно о низменной лжи, а под эту статью подпадают так называемые честные люди, которые «обманываться рады», то есть обманывают прежде всего самих себя. Для духовного человека весь мир – майя, пучина заблуждения, гиблое смешение реального с нереальным, в которой каждый «выплывает сам».

Однажды учитель спросил своих учеников, в чем состоит высшее счастье, и те заспорили между собой. Один сказал: «Питаться сытной мясной пищей», другой – «Заниматься любовью с прекрасной женщиной», третий – «Накопить много денег и имущества». Учителю ничего не стоило опровергнуть подобные заявления, но тут четвертый ученик заявил: «Высшее счастье заключается в том, чтобы говорить ложь!». Учитель потребовал доказательств, и ученик попросил дать ему достаточно денег и времени. Получив желаемое, он направился в город, где возвел храм и возвестил: «Всякий может узреть наивысшего бога в святилище, но только при одном условии, что он честный человек и всегда говорит правду!» Множество людей приходили в храм, а выходя рассказывали, как милостив Господь, явивший им свой лик. Наконец, в храм пожаловал учитель и вышел, во всеуслышание восхваляя явление Господа… Тогда ученик сказал: «Вот видишь теперь, сколько удовольствия доставляет людям врать! Никто из посетителей храма, конечно, не видел внутри бога, но как они все счастливы!» И учителю пришлось признать правоту своего ученика.

Житейские нужды – последнее покрывало майи, как мира в целом, или сплошная иллюзия, в которой реальность неотделима и неотличима от нереальности. Ложь существует в виде сплошной сети, опутывающей сознания множества людей. Если всего несколько человек однозначно договорились между собой, то им ничего не стоит запутать другого человека, пусть даже он представляет собой воплощение честности в словах и праведности в поступках. Как мы отмечали, взаимность – явление совершенно естественное: трудно и почти невозможно думать иначе, чем все вокруг тебя. Только многообразие мнений позволяет нам выбирать «лучшее» или просто наиболее «удобное» на данный момент. Вот почему однажды начатое дело так трудно довести до конца, когда обстоятельства меняются и вокруг вас попеременно оказываются то одни, то другие люди. Человек склонен соглашаться и противоречить в то же самое время – поступать так он научен «горьким опытом» мирской жизни. Поначалу он обретает умение соглашаться с одними, и спорить с другими, а впоследствии ему уже ничего не стоит соглашаться и спорить вместе. Справедливо подозревая людей в «сговоре», он стремится добиться независимого мнения, рассмотреть разные точки зрения, чтобы составить некое «непредвзятое» заключение. Однако вот что, как правило, из этого выходит…

Жил в одном городе бедный брахман, давший обет совершать жертвоприношения в положенный срок. Однажды отправился он в ближайшую деревню, чтобы испросить животное на заклание, и благочестивый пастух даровал ему подходящего козла. Брахман взвалил козла на плечи и тронулся в обратный путь, а по дороге его заприметили три голодных вора, у которых слюнки потекли от предвкушения жаркого. Посовещавшись, они составили хитрый план, как заполучить козла. Первый вор забежал вперед и, словно невзначай попавшись навстречу, запричитал: «О, несчастный! Зачем ты тащишь с собой нечистую тварь – дохлую собаку?» Через некоторое время повстречал брахман второго вора и услышал от него то же самое. Наконец, третий вор вышел навстречу брахману из-за поворота и повторил те же слова. В конце концов, брахман не выдержал: «Видать и впрямь я ошибся в выборе жертвенного животного!» С этой мыслью он поспешно бросил козла на дороге, совершил омовение и направился домой. А стоило ему скрыться из виду, как воры принялись разводить костер, чтобы приготовить праздничный ужин. (4.10)

Отчаяние в способности понимать происходящее в реальности – исход взаимности, от которой нам некуда деться. Мы сами непрерывно добиваемся взаимности, но становимся «жертвами» покушений на наше согласие со стороны других людей. Ведь все вокруг тоже хотят, чтобы мы были согласны с ними, и в конечном счете мы совершенно не можем расслабиться, а с другой стороны – что еще остается? Если мы прекратим на некоторое время собственную активность, мы с удивлением обнаружим, что не нужно ничего добиваться, а достаточно только останавливать наиболее «агрессивных» единомышленников. Если мы хотим взаимности, то нам ничего не стоит ее получить, а все парадоксы – только в содержании соглашения. Каждый готов обменяться с нами коротким «да», а дальше начинается самое интересное… Как известно, все сказки кончаются свадьбой, то есть триумфом взаимности, и действительно: взаимность кладет конец фантазиям и сталкивает нас лицом к лицу с объектом нашей любви. В конечном счете, наши мытарства по парадоксам взаимности продолжаются и будут продолжаться до тех пор, пока мы не научимся произносить «нет». Однако кто поручится, что культура взаимности, впитанная годами вращения в человеческом обществе, не сыграет злую шутку с нашим стремлением к честности? Мы говорим «нет», но у нас не может быть полной уверенности, каким именно содержанием наполняет другой человек в своем уме это чистейшее «нет». В такой ли степени это опасно, как неизвестная нам подоплека чужого «да»?