Десять поверженных. Первая Летопись Черной Гвардии: Пенталогия - Глен Кук

— У меня ещё в Опале появилось такое чувство.

Политика. Империя Леди претендует на то, чтобы быть единой и неделимой. Десять, Которые Были Повержены, затрачивают на это огромные усилия. И ещё больше сил тратят на ссоры друг с другом. Как маленькие дети, дерущиеся из-за игрушек или добивающиеся мамочкиной ласки.

— Это всё? — угрюмо спросил Капитан Гоблина.

— Всё. Он будет держать связь.

И мы пошли и сделали это. Глухой и тёмной ночью мы взяли эту крепость, она стояла совсем недалеко от Весла. Говорили, что Кочерга и Хромой просто впали в безумство. Представляю себе восторг Ловца Душ.

ГЛАВА 5

Одноглазый сбросил карту.

— Кто-то меня подсаживает.

Гоблин подцепил эту карту и открыл четыре валета. Снёс даму. Он угрюмо усмехнулся. Стало ясно, что на следующем круге он проиграет, не имея на руках ничего приличнее двойки. Одноглазый хлопнул по столу и зашипел. За всю игру он не выиграл ни одного кона.

— Спокойнее, ребята, — сказал Элмо, не обращая внимания на те карты, что снёс Гоблин. Наконец он потянул одну из колоды, посмотрел на всё, что у него было, держа карты на расстоянии всего нескольких дюймов от лица. Элмо открыл три четвёрки и снёс двойку. Похлопывая по столу оставшейся парой карт, он кисло улыбнулся Гоблину.

— Лучше бы это был туз, толстячок.

Шалун, напоровшись на двойку, открыл четыре одной масти и снёс тройку. Он уставился на Гоблина совиным взглядом, мечтая, чтобы Гоблин спасовал. Стало ясно, что даже туз не спас бы его.

Хотелось бы мне, чтобы Ворон тоже был здесь. В его присутствии Одноглазый слишком нервничает, чтобы мошенничать. Но Ворон был в морковном патруле, как мы называли еженедельные походы в Весло за продовольствием. И сейчас на его месте сидел Шалун.

Шалун был нашим интендантом. Обычно он ходил в морковный патруль. Но на этот раз из-за расстройства желудка Шалун отмазался.

— Похоже, не везёт только мне, — сказал я и ещё раз пристально посмотрел на свой безнадёжный расклад. Пара семёрок, пара восьмёрок и девятка, которая бы пошла к восьмёрке, но не той масти. Почти всё, что могло бы мне пригодиться, лежало в колоде. Я потянул карту. Дерьмо. Опять девятка, но теперь у меня есть три карты одной масти. Я открыл их, выбросил ненужную семёрку и стал молиться. Только это и могло мне помочь.

Одноглазый даже не взглянул на мою семёрку. Он потянул из колоды.

— Чёрт! — он бросил шестёрку на мой стрит и ещё одну шестёрку снёс. — Момент истины, Свиная Отбивная, — сказал он Гоблину. — Испытай Шалуна, — и потом, — эти форсбергцы просто ненормальные. Никогда ничего подобного не видел.

В крепости мы уже сидели месяц. Она была немного великовата для нас, но мне она нравилась.

— Они бы могли мне понравиться, — сказал я, — если б только научились меня любить, — мы отбили уже четыре контратаки… Делай дела или слезай с горшка, Гоблин. Ты ведь уже перебил и меня, и Элмо.

Шалун щёлкнул ногтем большого пальца по углу карты и посмотрел на Гоблина.

— У них тут целая своя мифология, у этих повстанцев. Пророки и лжепророки. Вещие сны. Послания богов. Говорят даже, что здесь есть какой-то ребёнок, в которого перевоплотилась Белая Роза, — сказал он.

— Если есть такой ребёнок, почему же он не сражается сейчас с нами? — спросил Элмо.

— Они ещё его не нашли. Или её. Но целая толпа народу только этим и занимается.

Гоблин струхнул. Он вытянул карту, сплюнул, сбросил короля. Элмо тоже потянул из колоды и снёс ещё одного. Шалун посмотрел на Гоблина. Едва заметно улыбаясь, он взял карту, не потрудившись даже взглянуть на неё. На мой стрит он добавил ещё пятёрку и снёс то, что вытянул из колоды.

— Пятёрка? — пискнул Гоблин. — У тебя была пятёрка? Я не верю. У него — пятёрка, — он с треском шлёпнул своего туза на стол. — У него была проклятая пятёрка.

— Спокойнее, спокойнее, — начал увещевать его Элмо. — Вспомни, парень, ты же всё время советуешь Одноглазому остыть.

— Он сблефовал с этой чёртовой пятёркой!

У Шалуна на лице была та улыбка, которая всегда сопровождала его выигрыши. Он был доволен собой. Ему удалось хорошо сблефовать. Я и сам был уверен, что он держал туза.

Одноглазый толкнул карты к Гоблину.

— Сдавай.

— Ну, чего ты? У него оказалась пятёрка, и карты сдавать тоже мне?

— Твоя очередь. Заткнись и работай.

— Где ты слышал про это перевоплощение? — спросил я Шалуна.

— От Щелчка.

Щелчок был тем стариком, которого спас Ворон. Хотя старик и сильно упирался, Шалун всё-таки сумел его расколоть.

Девочку звали Душечка. И для Ворона она была сияющей звёздочкой. Девчушка постоянно вертелась вокруг него и часто просто не давала нам покоя. Я был рад, что Ворон ушёл в город. Можно отдохнуть от Душечки, пока он не вернётся.

Гоблин сдал. Я посмотрел на свои карты. Ничего хорошего я там не увидел.

Гоблин взглянул на свои. Его глаза широко открылись. Он шлёпнул карты на стол, открыв их.

— Тонк! Чёртов тонк! Пятьдесят!

Он сам себе сдал пять дам и королей. Это автоматический выигрыш, требующий выплаты двойного банка.

— Он выигрывает только одним способом: когда сдаёт сам себе карты, — раздражённо прокомментировал Одноглазый.

— А ты не выигрываешь, даже когда сдаёшь, Болтливый Язык, — смеялся Гоблин.

Элмо принялся тасовать карты.

Следующая партия длилась долго. Между конами Шалун кормил нас подробностями истории о перевоплощении.

Мимо пробрела Душечка. На её круглом веснушчатом лице застыло выражение полнейшего безразличия, а глаза были пусты. Я попытался представить её в роли Белой Розы. Нет. Она не подходит.

Шалун сдал карты. Элмо попытался отойти с восемнадцатью. Одноглазый спалил его. У него было семнадцать после того, как он вытащил карту из колоды. Я сгрёб карты и начал тасовать.

— Ну же, Каркун, — подгонял Одноглазый. — Давай не будем валять дурака. Я попал в струю. Сдай же мне тузов и двоек.

Пятнадцать и меньше — это тоже автоматический выигрыш, так же, как сорок девять и пятьдесят.

— О, извиняюсь. Я что-то сильно задумался про этих повстанцев и их суеверия.

— Откуда появилась эта бессмыслица — понятно. Всё это подпитывается заманчивым призраком надежды, — заявил Шалун.

Я неодобрительно на него посмотрел. Его улыбка была почти насмешливой.

— Тяжело проигрывать, когда знаешь, что судьба — на твоей стороне. А повстанцы знают это. По крайней мере, так говорит Ворон.

Наш старик становился близок к Ворону.

— Тогда нам придётся изменить их мышление.