Освобождение дьявола. История создания первой советской атомной бомбы РДС-1 - Иван Игнатьевич Никитчук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Товарищ Курчатов, – несколько раздраженно зазвучал голос Сталина, – сложной ситуацией в стране мы сами займемся. Ваша задача, как можно быстрее дать стране атомную бомбу. Для нас это вопрос жизни и смерти. Не успеем сделать это оружие, может оказаться, что не потребуются вообще никакие средства. Мертвым ничего не нужно. Мы требуем от вас одного – урановую бомбу, и под эту задачу, по основным ее направлениям, готовы выделить любые средства. Не ищите дешевых путей, ищите пути эффективные, ведущие к быстрому достижению главной цели. И в этом мы окажем вам всяческую поддержку…
– Я знаю, – уже привычным, ровным голосом продолжал Сталин, – что наши ученые очень скромные люди, и они, увлеченные любимым делом, порой даже не замечают, что живут плохо… Наше государство, наши люди, действительно, сильно пострадали в годы войны. Живем бедно… Но ради большого дела, ради самосохранения, наверное, можно сделать так, чтобы несколько тысяч человек, от успеха дела которых зависит сама жизнь многих миллионов, не испытывали ни в чем нужду. Чтобы у них были дачи, чтобы были автомобили, чтобы они могли отдохнуть…
– Сейчас не до отдыха, товарищ Сталин…
– Вы не правы, Игорь Васильевич. Мы обязаны обеспечить такие условия работы, чтобы и дело спорилось, и людей сберечь не только для сегодняшнего дня, но и для решения будущих задач, которые, я уверен, будут не менее сложными и трудными… Загнанных лошадей принято пристреливать. Нам бы этого не хотелось. На вас ложится вся ответственность за успех дела. Я предлагаю вам продумать систему премирования тех, кто особо отличится при выполнении заданий. Надо ценить людей…
Сталин замолчал, о чем-то задумавшись.
– Я вспомнил один случай в Сибири, – продолжил он, – где я был одно время в ссылке. Дело было весной, во время половодья. Человек тридцать ушло на реку ловить лес, унесенный разбушевавшейся рекой. К вечеру вернулись они в деревню, но без одного товарища. На вопрос о том, где же тридцатый, они равнодушно ответили, что тридцатый «остался там». На мой вопрос: «Как же так остался?» они с тем же равнодушием ответили: «Чего ж там еще спрашивать, утонул, стало быть». И тут же стал один из них торопиться куда-то, заявив, что «надо бы пойти кобылу напоить». На мой упрек, что что они скотину жалеют больше, чем людей, один из них ответил при общем одобрении остальных: «Что ж нам жалеть их, людей-то? Людей мы завсегда сделать можем, а вот кобылу… попробуй-ка сделать кобылу». Вот вам штрих, что равнодушное отношение некоторых наших руководителей к людям, к кадрам и неумение ценить людей – это пережиток старого царского времени. От него нам надо избавляться, товарищ Курчатов…
Курчатов смутился, но ответил твердо:
– Огромное вам спасибо, Иосиф Виссарионович, за отеческую заботу и поддержку ученых, – ответил Курчатов. – Ваши пожелания мы обязательно учтем в своей работе.
– Хорошо… Подумайте, кого из ученых еще можно привлечь к работам. Можно ли для этих целей использовать немецких физиков, которые имеются в нашем распоряжении?
– Обязательно подумаем. Что касается немецких физиков, то их знания можно использовать для исследований применения атомной энергии в мирных целях, товарищ Сталин. Вряд ли целесообразно их посвящать в наши секретные исследования.
– Мы с вами полностью согласны, Игорь Васильевич… Есть еще один вопрос, который интересует товарищей Берия, Молотова, да и меня лично. Скажите, что вы думаете о работе включенных в состав Технического совета Иоффе, Алиханова, Капицы, а также Вавилова? На что направлена их деятельность, на кого они работают – на государство или на личный интерес?
– С работами Вавилова я не очень хорошо знаком и мне трудно что-то сказать конкретного, товарищ Сталин. Академики Иоффе, Алиханов, Капица приступили к выполнению своих обязанностей в Техническом совете. Надо сказать откровенно, что пока у них не очень все получается, особенно у П. Капицы, который не всегда справедливо конфликтует с председателем Специального комитета товарищем Берия, да и с Ванниковым. Лаврентий Павлович может это подтвердить.
– Да, бывают у меня с ним стычки, но не по моей инициативе, – отозвался Берия.
– Мне кажется, – продолжал Курчатов, – академику Капице не нравится быть в подчинении у человека, на его взгляд, далекого от его научных интересов. Отсюда излишние амбиции, преувеличивание своего мнения, беспочвенные споры… Думаю, со временем это все утрясется. Но в целом работы названных ученых бесспорно полезны.
– У нас с вами, товарищ Курчатов, очень мало времени. Мы должны торопиться, но без спешки и паники, делать все наверняка. Права на ошибку у нас нет. Со стороны правительства мы все сделаем, чтобы обеспечить атомный проект всем необходимым. И вы уже это почувствовали. Объем работ промышленности будет нарастать. Очень многое зависит именно от вас, от ученых. Творите, дерзайте! Мы вас поддержим. Мы вам верим и надеемся на общий успех, товарищ Курчатов…
По существу, в ходе беседы Сталин наделил И.В. Курчатова особыми полномочиями. Вне всякого сомнения, что видно из содержания беседы, Сталин понимал, что создание собственной атомной бомбы стало важнейшим делом для государства. Поэтому и начали разворачиваться такие мобилизационные мероприятия, которые только и были под силу мощной партийно-государственной системе, подчиненной единой воле и жесткому контролю. Для решения беспрецедентной задачи привлекались лучшие силы науки, промышленности, конструкторских бюро, исследовательских институтов, все звенья партийных органов и управления, лучшие руководители и специалисты. Сталин при этом принимал во внимание и то обстоятельство, что в это время обострилось противостояние между США и СССР, когда война между бывшими союзниками могла начаться в любой момент.
Смысл некоторых вопросов Сталина к Курчатову становится особенно понятным, если иметь в виду, какие события развернулись с участие академика П.Л. Капицы, после первых заседаний Специального комитета и Техсовета, членом которых он состоял.
Академик Капица слыл человеком независимых взглядов, что определило возникновение острого конфликта его с Берией. 3 октября 1945 года, т. е. уже через полтора месяца после создания Специального комитета и Техсовета, Капица обратился с письмом к Сталину. В нем он в частности писал:
«Товарищи Берия Маленков, Вознесенский ведут себя
