Короли побежденных - Елена Первушина

— Вот так и матушка удивлялась когда-то: «Как же ты можешь не любить кашу?!» — отвечал я. — Знаю, что должен любить, а вот не получается. Я люблю просто землю — песок, камни, деревья. А люди, что на ней живут… Кого-то люблю, кого-то нет. И не знаю, как может быть иначе, ты уж прости.

— Что же ты в людях любишь?

— Нелегко сказать. Ту силу, что заставляет их все время тянуться вверх. Силу, благодаря которой они творят музыку из камня, земли, металла. Силу, которая прогоняет страх и позволяет мужчине и женщине довериться друг другу. Силу, что позволяет девочке-подростку из всех женихов Лайи выбрать чужака и почти изгоя. Я, наверное, здорово испорчен или сдвинулся, если блистательный и законный брак аристократов мне представляется скотством, а вот эта преступная страсть, которой нужно стыдиться, истинно человеческой, но так уж получается. Вот это я люблю в людях. И люблю богов за то, что они создали нас такими.

— Но почему ты не говоришь: «Силу, что заставляет людей делать добро»?

— Потому что не люблю, когда заставляют. С детства. И еще потому, что я асен. Асены знают только, что красиво, а что нет. Любить добро боги велели другим народам — вам, например. Я думаю, что добро — это ты, — говорил я и целовал ее узкие ладони, — а больше ничего не хочу знать.

Дальше целомудренных поцелуев я скрепя сердце не шел. Призрак получился что надо, совсем как живой, и он не позволил бы сделать с собой ничего, в чем отказала бы мне настоящая девушка.

Поэтому даже Ида не могла прогнать ночных кошмаров. Словно бы моя волчья душа зашевелилась, чуя беду.

На десятый день я добрался до Лорики — маленького города-крепости на границе Лайи и Баркхейма. Имя крепости звучало в переводе со здешнего полутардского-полуасенского языка диковато и зловеще — Гора мертвого пса или Собачья могила. Впрочем, если бы не столь мрачное имя, никто бы, наверное, не догадался, что здесь приграничье.

Я ехал по высокому обрывистому берегу реки, и в двадцати шагах от меня начиналась Империя — перелески, овраги, а потом до самого горизонта — поля, поля, поля. Каждый порыв ветра поднимал тучи сухой земли и гнал на городок. На горизонте рвались в небо серые башни тардского замка.

С юга наползала ноздреватая громада синих тяжелых облаков. Солнце спряталось, но все еще парило. Над дорогой носились стрижи. Похоже, пришло время первой грозы.

Городок обезлюдел от духоты. Я проехал через весь посад, и ни одна любопытная рука не отдернула занавеску на окне. Когда мой конь зацокал по настилу моста, никто даже не выглянул из караулки. Лишь на городских стенах покачивала метелками полынь. Ворота, распахнутые сейчас настежь, были двойными, их разделял узкий, изогнутый каменный проход. В бойницах, пробитых в стенах, цвела крапива. Но я представил себе, как отряд, пробивший первые ворота, погибал в таком коридоре смерти, расстрелянный почти в упор из луков и коротких арбалетов, и мне на мгновение стало холодно.

За стенами пошли одинаковые белые каменные дома. Как всегда на юге, окна смотрели во двор, на улицу выходили лишь узкие щели под односкатными крышами. На веревках, протянутых между домами, трепыхалось бельишко. Тило хотел было подразнить какую-то цепную шавку, но она только сипло тявкнула и, отвернувшись, стала выкусывать блох.

По рыночной площади ползали несколько человек, все сонные как мухи. Некоторые глянули на меня с интересом, но тут же сделали вид, что мирно дремлют. Я заметил только, что тардов среди них было не меньше, чем асенов.

Сама крепость, едва ли пятидесяти шагов в поперечнике, повернувшись к городу спиной, смотрела двумя башнями и тремя равелинами на вражеские земли. На стенах также поднялись заросли травы и колючек. Трое голых по пояс солдат неспешно врубались косами в эти живые куртины, еще один что-то копал во дворе. А из-под земли неслись глухие равномерные удары, будто там ковал оружие бог войны.

Еще несколько человек расселись — кто прямо на земле, кто на лафетах пушек — и с ленивым любопытством созерцали землекопа.

— Как мне увидеться с Лейвом, сыном Хольма? — спросил я одного из них, решив не тратить время на предисловия.

Тот сощурил глаза, долго меня изучал, потом, сплюнув, ответил:

— Сейчас увидишь, милсдарь.

— Он что, здесь?

— Будет здесь скоро. Обожди, милсдарь.

Лопата землекопа неожиданно звякнула. Он радостно вскрикнул, нагнулся, с усилием за что-то потянул, откинулась круглая крышка — и из ямы высунулась светлая, лохматая голова. Потом подземный житель подтянулся на руках, вылез наверх и сел, свесив ноги в яму.

— Ну вот, — сказал он, отряхивая руки. — Вставили-таки клистир в эту проклятую задницу!

— Вон он, твой Лейв, — проворчал солдат.

Я не хотел говорить с ним сейчас, когда нас изучали десять пар полузакрытых, но внимательных глаз. Я дождался, когда он отойдет в тень казармы — единственного строения во дворе крепости, и уже там протянул ему письмо.

— Из самой столицы? — изумился он. — У Кайри неприятности?

— Да нет, все в порядке. Просто надо поговорить.

— Ладно, пошли.

Он плеснул себе в лицо воды из стоявшей рядом бочки и повел меня в казарму. Там было прохладно, пыльно и — снова безлюдно.

— Мы тут не живем, — пояснил Лейв. — Квартируем в городе, а тут службу несем. Пить с дороги будешь?

— Не откажусь.

— Пиво или эту вашу розовую водичку?

— Как ты.

— Ну смотри. По мне, так вино асенское для одного годится — девку напоить, чтоб слаба в коленках стала.

Он принес две глиняных кружки с темной, густой жидкостью, одну протянул мне. Я отхлебнул и поморщился.

— Горько? — Лейв поднял глаза от письма и усмехнулся. — Я ж говорю, это для мужчин, а не для асенов.

— Зато асены от вина не пьянеют, — парировал я. — И асенки.

А сам подумал: «Что-то не сходится. Не так поступают с убийцами аристократов». Лейв держал себя совершенно свободно, будто хозяин этой крепости. А я-то думал найти его в подвале и в оковах…

— Значит, хочешь доказать, что я не виноват? — спросил он, дочитав письмо. — А для чего тебе это?

Я решил, что правда — лучшая уловка, и рассказал о своей тяжбе из-за наследства.

— Понятная история, — кивнул он. — Ну, если Кайри так спокойнее… Мне-то, по чести, все равно.

— Отчего же?

— А чем мне лучше было в вашей дерьмовой столице? Здесь, по крайности, все общее: пиво из одного бочонка, бабы одни и те же, да и судьба у всех, похоже, будет одна. Вы там, сильно умные и могучие, с кем воевать собираетесь?

— Что значит с кем?

— Ну, с западными или с Барком? Если с западными, тогда ничего, успеем разбежаться, пока веллирхеймцы будут в столице гулять, а если с востоком — привет! Передавят нас, как беременных вшей. Только на подземный ход, что сегодня откопали, и останется надежда.