Мальчишкам снятся бригантины... - Волков Павлович

Воронов говорил и смотрел в лица ребят. Те сидели серьезные и взволнованные. Ведь знали они об Отечественной войне лишь по книжкам. А теперь словно живое эхо ее докатилось и до них.

— Послезавтра мы с вами поедем к командиру партизанского отряда товарищу Журавлеву… Расскажем ему, что имя героя не запятнано, а предатель понес кару… Расскажем и о сегодняшних наших делах…

…На перевернутых лодках, на недостроенном плоту сидят ребята. Еле слышно плещет речка Светлая.

Полный аврал! Стучат на берегу Светлой молотки. Заканчивается строительство флотилии «Искатель». Шесть баркасов и два плота уже спущены на воду. Послезавтра — в плавание. Поднята мачта на флагмане. Баркас

№ 206 теперь называется «Ястребок». Кто красит весла, кто шьет паруса… Паганель выводит кистью на фанерном листе «Шустрый». Так будет называться плот его команды.

А Валька Чернов наконец‑то почувствовал себя настоящим адмиралом.

Сегодня утром, когда отец уезжал на аэродром, Валька как бы мимоходом сказал:

— Мы сегодня уходим в плаванье.

— Хорошей погоды вам! — пожелал сыну Чернов-старший.

Сейчас Валька опять вспомнил отца. Он подошел к Паганелю.

— Ну как, сидим в седле?

— Чего? — не понял Паганель.

— Скоро выходим, говорю!..

— Выходим, — щека у Паганеля была испачкана зеленой краской, очки сползли на самый кончик носа. На матроса он совсем не походил.

Валька пошел дальше, трамбуя песок босыми загорелыми пятками.

ПИСЬМО ЖАЛОБА № 27…

Письмо это было написано на восемнадцати с половиной страницах, и цитировать его полностью у нас не хватило сил. В конце стояли известные фамилии. Только к своему титулу гражданин Кубышкин добавил: инвалид трудового фронта, член общества Красного Креста р Полумесяца с 1937 года.

Окончание разговора, с которого начиналась повесть

ели бы это! письмо попало на стол Виктора Григорьевича Ребрйва, он, конечно бы, рассмеялся, как и все остальные… Он, Ребров, как и они нее, — романтик, и неважно, что он сидит за письменным столом. И если он вызвал к сэбе Пашкова, то это просто необходимость. Ведь еще один ригнал получен: заболел серьезно один член отряда Коля Архипов. Тяжелое нервное расстройство. Потом какое‑то весьма сомнительное плаванье. Дали ли согласие родители? Потом ведь вода, вдруг несчастный случай. А Пашков продолжает твердить про какие‑то ненайденные острова. Абсурд!

— Послушай, Александр Иванович, неужели вы сами верите в какие‑то там ненайденные острова? Я не хочу вас обидеть, но когда человеку больше тридцати…

Александр Иванович слушал Реброва, а сам посматривал на часы: у него не было времени — завтра отплывать. Его раздражал бархатный голос Реброва. Прощаясь, уже у самой двери, он сказал:

— Что, Витька, по асфальту ходить удобней?

И уже закрывая дверь, Александр Иванович вновь открыл ее и, чему‑то улыбаясь, добавил:

— Вот ты недоволен, говоришь, что есть жалобы на отряд «Искатель», — то да се, а между прочим, сам товарищ Юрасов одобрил.

Правая бровь Реброва медленно поползла вверх.

— Да!.. Я ведь тоже не против отряда. Мы, можно сказать, с тобой вроде даже ветераны…

— Я пошутил, — улыбнулся Пашков и почтительно прикрыл дверь.

Может ли быть секретарь обкома романтиком?

А как вы думаете, может ли быть секретарь обкома романтиком? — Слава Беседин улыбнулся.

— Все может быть, — пожал плечами Пашков. Пашкову начинал нравиться этот голубоглазый парень, чем‑то напоминавший молодого Есенина. Первого секретаря обкома Пашков видел впервые и представлял его совсем другим. Знал только от Андрея, что Беседин раньше работал инженером на какой‑то стройке.

— А я, Саша, на тебя в обиде, — обратился Беседин к Александру Ивановичу, — завернул такое дело, хоть бы в поход с собой пригласил… Я бы с удовольствием… штурманом… Думаешь, не получится?

— А что? — засмеялся Воронов. — Не поднять ли нам паруса!

— Вот отпуск возьму, — всерьез сказал Беседин, — и на неделю закачусь с ребятами! Вот посмотришь! Я их на Велигожские озера свожу… Там такая красота! Тоже бывший партизанский край…

Беседин вышел из‑за стола и сел рядом с Вороновым и Пашковым.

— Меня другое беспокоит! Кончится лето. Кто в школу, кто в техникум… Времени у ребят мало будет. И ушел «Искатель» в отпуск?

— Мы уже тоже об этом думали, — вздохнул Пашков.

— И пока ни к чему не пришли, — добавил Воронов.

— А что, если нам затеять завод, специально для подростков?.. Необычный такой завод…

— Завод «Подросток»! — Пашков просиял. — Вот где я с великим удовольствием инжене(ром бы поработал!

— Представляете, — продолжал фантазировать Беседин, — такая картинка: перед легким светлым зданием, напоминающим корабль, выстроились ребята. Торжественный подъем флага. Поет труба. Ребята в форме. Рабочий день начинается с фильма, ну, скажем, «Чапаев»! Или «Юность Максима»! А кинотеатр тут же, рядом с цехом. Потом к станкам. Рабочий день станет праздником.

— А как же со школой? — спросил Воронов.

— Тут же и школа… Понимаете, завод («Подросток» — это целый ребячий городок…

— И пускать на этот завод нашего брата, — сказал Пашков, — только с таким дипломом: «Ребят любит. Фантазией обладает. Риска не боится».

— А директор завода, можно считать, уже есть! — Воронов обнял Александра Ивановича.

Пашков слушал Беседина и видел уже Никиту Березина, Вальку Паганеля, шагающих по светлым цехам завода «Подросток». А может, это будут другие (Никиты, другие Паганели… Потому что не успеешь оглянуться, как уйдешь из детства. А детство, оно не кончается… 1

Флотилия поднимает паруса

Ранним августовским утром из редакционного двора вышел отряд в голубых рубашках. Первые солнечные лучи легли на лица ребят, затрепетали на золотом горне, засветился портрет Гайдара. Шелковисто потекли по развернутому знамени, на котором написаны слова: «Отряд «Искатель», имени Саши Карелина».

В утреннюю голубизну летели слова:

Эй, загреми, барабан,Дробь поутру рассыпая!Сердце мое сквозь туманКличет труба зоревая:Шагай,«Искатель»,шагай,Мир раскрывая настежь!Шагай,«Искатель»,шагай, —Только в движенье — счастье!Только в движенье…Полный веселых тревог,Ветер и справа и слева,Я не могу без дорогИ без открытого неба.Землю хочу обойти,Дышит исканьями воздух,С нашим отрядом в путиСуша, и море, и звезды.Бури должны отступать,Тайны должны открываться,Будем бороться, искатьИ никогда не сдаваться!Шагай,«Искатель»,шагай,Мир раскрывая настежь!Шагай,«Искатель»,шагай, —Только в движенье — счастье!Только в движенье…

Из дневника Никиты Березина

16 августа

Борт флагмана.

Мы плывем. Ветер попутный. Настроение команды бодрое, а мне немножко грустно. Вот и подходит к концу лето. Десять дней похода, а там в школу. А как же отряд?

Вспомнил, как три месяца назад я, Валька Чернов и Паганель пытались бежать в Тихий океан. Осталась позади Рыжая отмель, где мы с Александром Ивановичем тогда сидели у костра. Кажется, это было давным — давно… Разве мы знали, что за это время произойдет столько событий!..

Что там делает сейчас Светка в городе? Ей тоже, наверно, невесело. Коля лежит в больнице. Светка осталась, конечно, только из‑за Коли. Это факт! Ей ведь так хотелось поехать вместе с нами.

Командиром «Белых косынок» вместо нее Зинка — большая. Они плывут с Паганелем на плоту «Шустрый». Напрасно я тогда сомневался. Из него вышел неплохой все-таки командир! Наверно, никто в отряде теперь даже не помнит, что первыми ветеранами «Искателя» были он, Валька Чернов и я.

Отставить лирику!

Скорость шесть узлов. Курс — юго — запад. Прошли шестнадцать миль. До села Бочарово двое суток пути.

17 августа

Второй день пути. Плот «Шустрый» всей I флотилией тянем на буксире. Вот верная примета: нельзя на корабль пускать женщин! Но мы далеки от предрассудков. Виноваты, конечно, не девчонки. Паганель хоть и хороший капитан, но умудрился налететь на корягу… Ну ладно, критику оставим до совета командиров…

Привал мы сделали на каком‑то безымянном полуострове, сплошь заросшем кустарником. Последними на берег высадились Паганель и его команда.

— Как дела, Шустрик? — пошутил Валька Чернов.

У Паганеля был совершенно несчастный вид.