Физрук-9: назад в СССР (СИ) - Гуров Валерий Александрович

— Заходите, Александр Сергеевич, — сказала она, не поднимая головы. — У меня к вам серьезный разговор. У вас сейчас «окно», так что мы можем не торопиться.

Отодвинув стул, я уселся. Почему-то вспомнился момент моего появления в этой эпохе. Это был последний день лета. Директор проводил педсовет перед началом учебного года. Вдруг молодому физруку стало дурно, он хлопнулся в обморок и стукнулся башкой, а когда очухался — это уже был я, ничего не понимающий, недоумевающий — откуда взялись эти странно одетые люди и почему они на меня таращатся. Не мог я тогда знать, что со временем я привыкну к ним. С одними буду враждовать поначалу, с другими быстро подружусь.

— Извините, Александр Сергеевич, — вновь заговорила Эвелина Ардалионовна. — Я должна была закончить…

— Что случилась, Эва? — спросил я.

Она встревоженно оглянулась, словно опасалась, что нас могут подслушать. Убедившись, что мы одни, выбралась из директорского кресла, подсела поближе ко мне. Видать, для того, чтобы не разговаривать через полкабинета. Правда, близость ко мне ее неожиданно возбудила. Завуч прерывисто задышала и рука ее машинально зашарила по пуговицам жакета, словно собираясь их расстегнуть. Я понял, что дело плохо. Еще немного и в директорском кабинете разыграется сцена из фильма для взрослых. Не в смысле, что я обязательно воспользуюсь женской слабостью заведующей учебной частью, а в смысле, что она вот-вот выскочит из одежды.

— Эва, Эва! — поспешно сказал я. — Будьте благоразумны! А вдруг кто войдет!

Царева вздрогнула, словно проснулась, посмотрела на меня испуганным взглядом, вздохнула и отодвинулась.

— Да, извините, Саша, — пробормотала она. — Я не должна была потерять голову.

— Ничего, бывает… — снисходительно отозвался я. — Все мы люди…

— Я оказалась в затруднительном положении, — продолжала она.

— По моей вине?

— Не знаю, можно ли в данном случае говорить о вине…

— Говорите, как есть…

— Вы работаете у нас как молодой специалист почти на всем протяжении учебного года. Не скрою, поначалу лично у меня были к вам претензии, скорее, личного характера, нежели дисциплинарного, но потом…

— Эва, меньше официоза, — вздохнул я. — Эдак мы никогда до сути проблемы не доберемся…

— Саша! — воскликнула она в полном отчаянии. — Я не знаю, что делать… Они меня закидали запросами на одну и ту же тему: что руководство школы делает для обеспечения условий труда и быта учителя физической культуры Александра Сергеевича Данилова? Я отвечаю по форме, ссылаюсь на нормативы по оплате труда и организации отдыха учителя вашей квалификации, а запросы не прекращаются. Как будто я могу что-то изменить в директивных документах министерства образования и городского отдела…

— Успокойся, Эва! — строго сказал я. — Кому могла прийти в голову такая чушь? У меня все есть и тем более — все устраивает.

— Я и не думала, что эти жалобы исходят от тебя, — тоже перешла на «ты» Эвелина Ардалионовна. — Неужто их строчит кто-то из педсостава?..

— Я сейчас прекращу все это, — сказал я. — У тебя есть номер приемной предгорисполкома?

— Д-да, к-конечно, — начала заикаться от неожиданности Царева. — В-в с-справочнике телефонных номеров городских организаций…

— Набери и дай мне мне трубку, — распорядился я.

Прямые команды действовали на завуча лучше любых уговоров. Она вскочила, схватила с полки не слишком толстый томик телефонного справочника, подошла к директорскому столу, взяла трубку телефона и набрала номер. Дождалась ответа и протянула трубку мне.

— Здравствуйте! — сказал я. — Это Данилов. Дайте мне Максима Петровича!..

— Минуточку, товарищ Данилов! — откликнулась секретарша. — Соединяю.

— Степанов слушает, — раздался в наушнике голос городского головы.

— Максим Петрович, привет! Как дела?

— Добрый день! Рад слышать, Александр Сергеевич! Работаем. Вот скоро будем обсуждать эскизный проект реконструкции Литейска с нашим новым главным архитектором…

— Я слышал, она пока еще исполняющая обязанности…

— Да, но это чистая формальность!.. Кстати, Александр Сергеевич, буду рад, если вы поприсутствуете на обсуждении.

— Обязательно, — ответил я почти ласково и добавил уже совершенно другим тоном. — Если вы распорядитесь, чтобы ваши подчиненные прекратили заваливать руководство нашей школы дурацкими запросами!

— Да, мне докладывали, — опешил предгоисполкома, — но я думал, что…

— Короче, вы меня услышали. Если подобное будет продолжаться, я расценю это как попытку подрыва педагогического процесса в советской школе.

— Немедленно распоряжусь!

— Вот и отлично! До встречи! — положив трубку я повернулся к Эве, которая смотрела на меня почти с религиозным обожанием. — Где все эти запросы?

Она дрожащей рукой протянула мне довольно объемистую папку. Я открыл ее, выхватил толстую пачку листов и принялся рвать их на клочки.

— Что ты делаешь, Саша? — потрясенно спросила Эвелина Ардалионовна.

— Жаль, что нет здесь камина, — пробормотал я, — а то мы могли бы красиво сжечь эти писульки.

— Ты непостижимый человек, Саша, — вздохнула она, глядя на то, как я наполняю мусорную корзину рваной бумагой. — Откуда у тебя такое влияние, что даже сам товарищ Степанов выполняет твою просьбу?

— Разве я о чем-то его просил?

— Ну — требование, какая разница! Все равно, как учитель физкультуры может командовать председателем горисполкома? Если бы я сама не набрала номер приемной, я могла бы подумать, что ты меня разыгрываешь… Как это у тебя получается?

— Очень просто. Я делаю только то, что считаю нужным.

— Как раз это меня жутко раздражало поначалу, — призналась завуч, — а теперь восхищает. Никогда я еще не встречала такого сильного мужчину!

— Будем считать, что это предложение верной дружбы, — сказал я.

— Я понимаю, что на большее не могу расчитывать.

— Я скоро женюсь, Эва. И ты первая узнаешь об этом.

— Очень благородно с твоей стороны, — пробурчала Царева и тут же добавила: — Я больше вас не задерживаю, товарищ Данилов.

— Увидимся! — сказал я, покидая кабинет.

Наверное, это было жестоко, лишать немолодую и некрасивую женщину последней надежды, но этот хвост лучше сразу отрезать, чем отсекать по кусочку. Я взял журнал девятого «А» и отправился на урок, а когда тот закончился, выгнал «Волгу» из школьного гаража и поехал в Крапивин Дол. Мне нужно было повидать Третьяковского. Накопилось вопросов, в которых одному не разобраться. Погода окончательно испортилась. Дождь лил как из ведра, так что я не слишком гнал, наоборот — прижимался к обочине, если позади напирал какой-нибудь лихач. Так я — тишком-тишком — и доехал.

Охранник меня пропустил без вопросов. Я въехал на территорию поселка, покатил по мокрым улицам, пока не добрался до писательского особняка. Окна его были освещены, слышалась музыка. Веселится лжеклассик! Ну ничего, придется ему немного пошевелить мозгами. Вообще нам сейчас должно быть не до веселья. Потому что неизвестно еще чем все обернется. Я как старая бабка начинал верить в сны. Ведь когда имеешь дело с моими суперами, нельзя утешать себя отговорками, что бывают и просто сны. Не даром же мне так навязчиво снится покидаемый жителями город и прочие ужасы.

Дверь была открыта. Я ее просто толкнул и вошел в прихожую. В доме действительно звучала музыка и слышались голоса. У Графа еще и гости! Хорошо живет. Впрочем, он может это делать маскировки ради. Все-таки ему нельзя забывать, что он известный в областном масштабе литератор. Должен вести беспорядочную светскую жизнь. Водка, болтливые приятели, не слишком юные поэтессы. Разуваться я не стал. Только снял куртку, обрызганную дождевой водой. Пошел на свет и звуки. И еще — сигаретный дым, что валил клубами из гостиной.

— Ба, кто к нам пришел! — с пьяным воодушевлением возвестил Третьяковский, выдираясь из объятий не известной мне красотки, с густо наштукатуренной физиономией.

У лжеписателя и впрямь были гости. Все сплошь незнакомые. Одни сидели на диване и в креслах, другие топтались у окна под медляк. Посреди комнаты стоял стол, уставленный бутылками разной степени опустошенности, тарелками с остатками жратвы, захватанные жирными пальцами рюмки и бокалы, вилки, ножи, окурки, торчащие как из пепельниц, так и из блюдец. Переступая через вытянутые ноги, поминутно извиняясь, Граф двинулся ко мне, распахнув объятия. Не давая ему опомнится, я ухватил его за кончик явно импортного галстука и вытянул в коридор.