Наши люди в Шанхае - Наталья Манухина

— Кейс!

— Подожди, Сережа, не путай меня! Я сама запутаюсь. Без твоей помощи. Итак, у нас с тобой получается, что в багаж мы сдали на двоих три вещи, и тебе должны были дать три багажных талона. Где они?

— У меня, — он достал из бумажника талончики и протянул мне.

— Алсуфьев! Здесь же всего два талона. Где третий?

— Не знаю. Может, я потерял. Или мне его вообще не давали?

— Вот именно, не давали. Если ты уверен, что не забывал свой кейс дома, значит, ты просто не сдал его в багаж. Оставил у регистрационной стойки. Поставил на пол и забыл.

— Ты думаешь? — растерянно пробормотал он. — Думаешь, я оставил кейс в Питере и искать его здесь бесполезно?

— Уверена, — я пожала плечами. — У нас ведь только два талона. — Меня не так-то легко сбить с толку.

— Да, но…

— Сереж, я тебя умоляю, давай без паники. Пожалуйста! Ничего непоправимого не случилось. Уверяю тебя, твой кейс в целости и сохранности. Сейчас такие времена, что на чужой бесхозный чемоданчик никто не позарится. Тем более в аэропорту. Наверняка, когда пассажиры обратили на него внимание, то подумали, что там бомба, и вызвали службу безопасности. Лежит себе сейчас твой кейс тихо-мирно на полочке в бюро находок, лежит и похохатывает, тебя дожидается. Хочешь, я позвоню Славе, он съездит за ним в Пулково и заберет? Тебе будет спокойнее.

— А это удобно?

— Почему нет?

— Ну-у, не знаю даже. Слава и так крайне загружен, а тут я еще со своими проблемами на его голову…

— Не выдумывай! Скажи мне лучше, что у тебя в нем лежит, в этом кейсе? Ты помнишь? А то Славке чего доброго его не отдадут, если он не сможет точно перечислить, что там находится. Зря только время потеряет.

— Да, я помню. Помню! Сейчас, Наташечка, сейчас скажу. У меня там ноутбук, во-от, запасное зарядное устройство для телефона, во-от, электронный переводчик, второй том монографии Хайнца Хекхаузена «Мотивация и деятельность», во-от, в твердой обложке черного цвета, во-от, и…

Алсуфьев побелел как полотно. У него даже веснушки побелели.

— И?!! Сережа, я тебя умоляю, прекрати меня пугать. Что «и»?!! Что у тебя там было еще?!

— Доклад, — потерянно сказал Алсуфьев. — У меня там лежал доклад, с которым я должен выступать на конференции.

— То есть как доклад?!! Доклад?!! Кошмар какой. Сережа!!! И что теперь? Что ты будешь делать? Нет, это невозможно! Он у тебя один? То есть, я хотела спросить, доклад у тебя распечатан в одном экземпляре?

— Нет, не в одном, — совсем сник несчастный Алсуфьев. — Я распечатал его в двух экземплярах. На всякий случай! — горько усмехнулся он. — И оба печатных экземпляра положил в кейс, там же электронная версия на CD и еще один экземпляр доклада в ноутбуке, который соответственно тоже остался в утраченном кейсе. Видишь, какой я предусмотрительный.

Я хотела было наорать на него, нельзя, дескать, хранить все яйца в одной корзине, но вовремя спохватилась, прикусила язык.

Лежачих не бьют!

Поэтому я сказала совершенно не то, что думала.

— Подумаешь! — с наигранным оптимизмом бодро заявила я. — Потерял доклад! С кем не бывает? Я тоже постоянно что-то теряю, то перчатки, то зонт, то записную книжку. Ну и что? Ничего! Ничего страшного. Не бывает безвыходных положений. Я уверена, ты сможешь восстановить свой доклад по памяти. Напишешь его заново. Память у тебя, Сережечка, хорошая. И времени достаточно. Целые сутки! Ты успеешь. Ты справишься. Не волнуйся!

Я уговаривала Сергея и лихорадочно терзала заевшую молнию на своей сумке. Нет, это выше моих сил!

Если эта идиотская молния сейчас не откроется, я сойду с ума. Совершенно точно сойду с ума. От неизвестности.

А что вы хотите? Я живой человек. У меня есть и нервы, и склонность к безудержным фантазиям.

Как и всякая слабонервная, не уверенная в себе особа с живым воображением, я уже спроецировала ситуацию Алсуфьева на себя.

Я не сомневалась, что тоже утратила свой доклад. Потеряла. Забыла в самолете.

А самолет улетел!

В тот момент мне казалось, что я с точностью до мелочей помню, как это все случилось.

Весь полет я час за часом читала и читала доклад, потом утомилась и положила эту тяжеленную папку с кипой бумаги под кресло, на котором сидела. На минуточку положила. Чтобы передохнуть.

В этот самый момент подошла стюардесса и спросила меня, что я буду пить. Я сказала, что выпью воды без газа, и откинула крышку столика. Потом попила воды, вернула пустой стаканчик, столик закрыла и отправилась в туалет.

В туалет, что находится в хвосте самолета, стояла очередь. Томиться в очереди перед дверью в отхожее место на глазах у всего честного народа мне вдруг стало неловко (со мной, знаете ли, временами такое случается: нападают приступы детской стыдливости), и я отправилась в тот туалет, что в середине самолета.

Мне показалось, что там никого нет. Конечно, я ошиблась. Та очередь оказалась еще длиннее.

Когда я, наконец, вернулась на свое место, то уже горела надпись: «Пристегните ремни».

Самолет начал заходить на посадку.

Я засуетилась, поскорее уселась в свое кресло и пристегнулась, а про доклад забыла. Он так и остался лежать под креслом.

Я его оттуда не вынула. Забыла вынуть. Начисто забыла!

Идиотка несчастная!

Господи, господи, господи! Помоги! Сделай, пожалуйста, так, чтобы вся эта история с креслом, стаканом воды и туалетом мне просто привиделась, почудилась, померещилась! Пусть мой доклад окажется в сумке.

Боливар не вынесет двоих!

Алсуфьев не сможет восстановить сразу два потерянных доклада. Не сможет, даже будь он семи пядей во лбу. Просто-напросто не успеет.

Нет, это невозможно. Какая нелегкая понесла меня в этот Китай?!! Что я здесь забыла?

Я дернула молнию изо всех сил, и она поддалась-таки, открылась. Хвала создателю, желтая папка с докладом лежала в сумке.

Вот он! Мой миленький, любименький, хорошенький! Лежит себе мирно, полеживает на своем месте. Ура!

Ура, ура, ура….

— Алсуфьев! — Я испуганно посмотрела на друга. — Как, ты говоришь, называется твой доклад?

— Что, Наташечка, прости?

— Как называется твой доклад? — нетерпеливо повторила я.

— Э-э-э… клинико… э-э-э… клинико-психологические э-э-э…

— Клинико-психологические аспекты преодоления каких-то там аддикций?! — нетерпеливо продолжила я.

— Д-да, совершенно верно. Клинико-психологические аспекты преодоления аддикций. Девиантных аддикций. Ты, Наташечка, как всегда, абсолютно права. Мой доклад так и называется «Клинико-психологические аспекты преодоления девиантных аддикций (профилактика, терапия, реабилитация)». А откуда ты, собственно говоря…

— Оттуда, Сережечка! Оттуда! Вот, видишь, а ты боялся! Аддикций! — ликующе заорала я. — Конечно же, аддикций! Потому что туалетная вода так называется!

— Туалетная вода?! — поперхнулся мой бедный Алсуфьев. — Какая туалетная вода? При чем здесь вообще какая-то туалетная вода?

— Притом, Сережечка, притом! И не какая-то она, а французская. Моя любимая туалетная вода Dior Addict. Новый запах от Диор. Новинка сезона! Красивый розовый флакон, тяжелый, граненный, а в нем водичка с легким свежим запахом. Пахнет лимоном, земляникой и еще чуть-чуть, совсем капельку отдает какими-то экзотическими цветами. Это Dior Addict 2. А до этого у них была еще просто Dior Addict, безо всякой двойки, так вот тот запах мне не нравился. Я тогда душилась Coco Chanel. А потом, когда у них появился Dior Addict 2, я попробовала, мне понравилось, и я перешла на нее. То есть «Coco Chanel» мне нравится и посейчас, но я так давно уже ими пользуюсь, лет десять, наверное, и настолько привыкла к этому запаху, что перестала его замечать. Понимаешь? Наслаждение получаешь только в тот момент, когда душишься, а потом все. Ничего не чувствуешь, как будто вообще не душилась. Наслаждаются запахом окружающие, а ты нет. Я так обрадовалась, Сережа, когда открыла для себя Dior Addict 2. Ты себе не представляешь! Я уже полгода ими пользуюсь. Вот и обратила внимание. Понимаешь? Моя любимая туалетная вода называется «Пристрастие» и в докладе про пристрастия. Я и запомнила. Пляши, Сережечка! Пляши! Мы спасены. Вот он, твой доклад. Здесь. У меня в папке!

— В смысле? — Непонимающе таращился на меня вконец растерянный Алсуфьев. — Как он к тебе попал?

— Да очень просто, Сережа. Я его распечатала. Он был на дискете, той, что ты мне дал. Ну, та дискета, Алсуфьев, с моим докладом! Помнишь? То есть, не совсем с моим, конечно, а с докладом Разгон. Хотя, он такой же ее, как и мой, ведь писал его ты. Ну, что ты так смотришь, Сереж? Я тебя умоляю, не пугай меня, пожалуйста. Очнись! Я и так на пределе.

— Нет, нет, Наташечка, я не пугаю. Прошу прощения. Все нормально. Это я от радости плохо соображаю. Я и не знал, что мой доклад был на той дискете, что я тебе дал.

— Так и я не знала. Я только сейчас догадалась, что это твой доклад.