Охотницы - Элизабет Мэй

— Я закончил платье, — говорит Деррик. — Плату, пожалуйста.

— Закрой глаза.

Деррик покорно закрывает лицо ладонями, и я открываю комод, в котором прячу мед. Маленькая панель внутри отъезжает в сторону, открывая ящик с банкой. Я перекладываю немного ее содержимого в деревянный сосуд и прячу мед.

Потом ставлю чашку на стол.

— Без брызг, пожалуйста.

Деррик со счастливым воплем устремляется к столу. Его ореол сияет золотом, когда он усаживается на краю чаши. Он опускает пальцы в мед и без всякого смущения засовывает в рот испачканную медом руку.

Я ежусь от отвращения и захожу в гардеробную. Сняв грязную одежду и переодевшись в ночную рубашку, я рассматриваю свои руки. Костяшки пальцев после драки с Киараном поцарапанные, опухшие и в синяках. Я опускаюсь на колени возле кувшина со свежей водой и, шипя от боли, погружаю в него руки.

Я не должна была позволять Киарану видеть меня в таком состоянии. Нужно лучше контролировать свой гнев. Он воспримет это как уязвимость, которая намного хуже, чем мои физические ограничения. Слабость. Одно дело — признаваться в этом себе. И совсем другое — вести себя так в его присутствии.

— Проклятье… — бормочу я, вытирая руки. Я не знаю, что буду делать, когда завтра увижу его снова.

К тому времени, как я возвращаюсь, Деррик уже наполовину съел мед. И улыбается мне пьяной улыбкой.

— Как ты поживаешь этим прекрасным, — он икает, — вечером, милая человечица?

— Мне казалось, ты говорил, что я выгляжу ужасно.

— Отвратно, — уточняет он. — Как великолепный, очаровательный ужас.

Я бросаю одежду в ванну, чтобы отстирать. Вода становится черной от крови и грязи.

— Теперь ты просто дурачишься.

— Diel-ma-care. — Он презрительно машет рукой.

Я снова смотрю на себя в зеркало. Интересно, если бы я была фейри, какой на вкус была бы моя сила. Пепла и сандалового дерева, решаю я. Того, что горит. Может, с оттенком железа — из-за всех тех фейри, что я убила ради матушки.

Взяв салфетку, я начинаю оттирать темные пятна крови, засохшей на моих щеках среди многочисленных веснушек. Я выгляжу как убийца, как воплощение смерти.

Алый идет тебе больше всего…

С рычанием я оттираю щеки так, что кожа краснеет и начинает болеть. Больше никаких воспоминаний. Никаких. Того, что Киаран недавно спровоцировал, было достаточно.

Я заставляю себя думать о красном колпаке. Я должна выяснить, откуда они взялись и как выскользнули из тюрьмы, пока это не случилось снова. Мне ни за что не повторить сражения с тремя за одну ночь. У меня проблемы даже с одиночными фейри, и они не были заключены под землей больше чем на две тысячи лет. А те, что были, должно быть, злые и очень, очень голодные.

Я не могу рассчитывать, что завтра Киаран расскажет все, что мне нужно об этом знать. То, о чем он умолчит, может оказаться важным для моего выживания. Но я не стану заблуждаться и ждать.

— Деррик?

— Ммм?

Деррик поворачивает голову в мою сторону; от восторга он сияет все ярче. И снова запускает пальцы в чашку.

— Ты когда-нибудь видел красного колпака?

Деррик ухмыляется от удовольствия и смеется.

— Такие неуклюжие создания. Медлительные, словно патока. Знаешь, однажды я вынул меч, закружил вокруг одного такого и разрезал его на ленточки. — Он набирает еще меда и вздыхает. — Увы, ничего не осталось в качестве трофея.

Медлительные, словно патока? Красные колпаки размахивали молотами и бегали быстрее всех фейри, с которыми я встречалась. Хотелось бы увидеть то, что Деррик считает быстрым. А может, и нет.

Я продолжаю чистить одежду.

— Ты не знаешь, какова вероятность того, что кто-то может сбежать из тюрьмы?

— На это нужно время, — поет он. — Врееееееемя.

О, ради всего святого…

— Деррик, сосредоточься. И постарайся правильно выговаривать связные предложения. Что ты имеешь в виду?

Он продолжает облизывать пальцы.

— Это я могу. Я могу говорить связные предложения. Что мы обсуждали?

— Красных колпаков, — говорю я сквозь зубы. Я пытаюсь не огрызаться, но он весьма усложняет эту задачу. — Как они могли сбежать из подземелья под городом?

— О, это происходит сейчас? Как интересно! — Под моим взглядом Деррик садится ровно, и крылья трепещут у него за спиной. — У действующей тюрьмы не может не быть печати. Со временем печать доживает свой век и начинает слабеть. Связные предложения?!

У меня обрывается сердце.

— Что значит «доживает свой век»?

Деррик радостно улыбается.

— Ничто не вечно. И это прекрасно, учитывая количество невыносимых людишек.

Одежда падает из моих рук в умывальник, вода окатывает мою ночную рубашку.

— Деррик, это не шутки!

Он поднимает руки.

— Светлая сторона! Если первыми освободились красные колпаки, у того, кто построил эту тюрьму, был план на случай ее разрушения.

У меня появляется маленький проблеск надежды.

— Правда?

— Конечно. Это значит, что бóльшая часть силы используется, чтобы как можно дольше удерживать сильнейших sìthichean. Поэтому первыми освобождаются менее могущественные, — он снова слизывает мед с пальцев, — и их врагам легче будет убить их и сократить количество армии до того, как вырвутся более сильные. Блестящий план. Жаль, что не я его придумал.

Надежда умирает, и мне следовало этого ожидать. Кто бы ни построил эту тюрьму, он считал, что красных колпаков легко убить?

Если честно, это самый ужасный чертов план из всех, что я слышала.

— Итак, правильно ли я поняла, — осторожно говорю я. — Единственное, что защищает Эдинбург, — это слабеющая печать, а нынешний разгул злобных фейри, которые прорываются к нам, — это светлая сторона?

Деррик кажется немного смущенным.

— Что ж. Айе.

— Но у нас нет своей армии, чтобы уничтожить их!

Деррик моргает, глядя на меня, его ореол тускнеет.

— Ой. Когда ты это так формулируешь, оно начинает звучать совсем уж печально.

— И где находится печать? Как нам ее починить?

— Не знаю. Никогда не видел ее. Пикси не вмешиваются в дела других sìthichean.

Понятно, почему Киаран не выглядел удивленным при появлении красных колпаков. Скрытный ублюдок! Как, черт возьми, я должна убивать, если не знаю, где они? Если мы не починим эту печать, городу грозит уничтожение. Это очевидно. Фейри были заточены под землей не просто так. Если они освободятся, то уничтожат все на своем пути.

И Киаран еще кое о чем не рассказал мне.