Выстрел в прошлое - Наталья Александрова

Вересов поднял глаза на своего собеседника, почувствовав его выразительное молчание. Тот смотрел на Вересова, как на неразумного младенца, и покачивал головой.

— Ах, Виктор Петрович, Виктор Петрович… Имеющий глаза да увидит… Над вашей квартирой, выше этажом, живет инвалид, старый человек, имеющий большой вес в криминальных структурах нашего города. Он окружил себя мощной надежной проверенной охраной. Несколько месяцев назад враждующая с ним группировка предприняла попытку ликвидировать этого человека, но его охрана оказалась на высоте. Тогда они обратились к специалисту, столь блестяще зарекомендовавшему себя в каунасском деле. Когда вы познакомились с Людмилой, если можно так выразиться?

— В июне, — ответил Вересов упавшим голосом.

— Вот-вот. Она начала подготовку к операции.

— Не может быть. Я не верю…

— Ваше право.

— Но.., рояль! Она не собиралась покупать никакого рояля! — В голосе Вересова зазвучала слабая надежда.

— Ну, нельзя же в точности повторяться. На этот раз она сделала бы какую-нибудь другую крупногабаритную покупку. У вас какой холодильник? «Розенлев»?

— Да не помню я!

— Вот, а она захотела бы «Электролюкс» или наоборот.

Вересов потерянно молчал.

— А охрана вашего соседа сверху тоже не зевала и каким-то образом вычислила эту вашу Людмилу — то ли кто-то ее случайно опознал, то ли предупредили о ее приезде литовские коллеги, и нанесли упреждающий удар, заминировав ее автомашину, то есть ту автомашину, на которой она в данный момент ездила. Ведь вы небось предлагали ей подождать, пока не купите что-то приличное?

— Ну да.

— А ей было невтерпеж, ей надо было срочно проводить операцию и сматываться. Но вот не успела, что ж, и на старуху бывает проруха, работа у нее очень рискованная, зато и деньги платили огромные.

На Вересова жалко было смотреть — он сник, съежился, даже постарел.

— Вы.., вы уверены? Ее убили эти уголовники?

— Да, я уверен. Могу назвать вам конкретного исполнителя, но это вам ничего не даст. Он не более чем винтик в хорошо отлаженном криминальном механизме и, честно говоря, просто ангел по сравнению с вашей знакомой.

— Не надо так!

— Виктор Петрович! Вспомните одиннадцать трупов в Каунасе! Нельзя же быть до такой степени слепым, она вас грубо использовала!

Виктор Петрович Вересов сидел, низко склонив голову. Рядом с ним на садовой скамейке уже никого не было.

Надежда позвонила Вере.

— Слушай, тут такое дело. Я получила Софино письмо. По телефону не могу, зайду к тебе после работы.

Потом, зная про сложные Верины отношения с мужем, она добавила:

— Нет, лучше встречай меня в пять на углу у садика.

— Да что там в письме?

— При встрече скажу.

Надежде очень не нравились и Софина скоропостижная смерть, и взломанный почтовый ящик, и отобранная у почтальонши сумка с письмами.

Вера с Маком ждали ее ровно в пять в назначенном месте.

— Вот, смотри, что в письме: Эльвира Валерьевна Новицкая. Адрес и телефон.

— И все?

— Все. Софа, судя по голосу, очень торопилась и дала мне понять, что все дело в этом, Эля — ключ ко всему. Так что давай позвоним из той телефонной будки.

— Страшно как, Надя. Вот еще и Софа…

— Софа и без нас что-то про Элю знала.

На том конце линии долго раздавались длинные гудки, и когда Надежда уже собиралась повесить трубку, отозвался хриплый голос.

— Алло, могу я попросить Эльвиру Валерьевну?

— Она умерла, — равнодушно ответил голос.

— Как умерла? — растерялась Надежда. — Недавно?

— Два года назад.

— А.., отчего?

— От болезни.

— Простите, — заторопилась Надежда, чувствуя, что женщина на том конце провода сейчас повесит трубку, — я не представилась, меня зовут Анна Михайловна, мы с Элей давно когда-то дружили в юности. Я в вашем городе проездом, вот решила позвонить.

Женщина на том конце провода неопределенно хмыкнула, как бы говоря: «Ну позвонила. А дальше что?»

— А я, наверное, с Элиной дочкой говорю? — продолжала лебезить Надежда.

— Да.

— Мы давно не виделись с Элечкой, очень давно, я знала про дочку ее, а вот как зовут-то вас…

— Светлана. — Казалось, женщина на том конце линии выдавливает из себя слова через силу.

— Вы, Светочка, теперь совсем одна остались? — по какому-то наитию спросила Надежда.

— Да, я живу одна.

— Еще раз простите мою назойливость, так жалко Элю, всего доброго, — скороговоркой выпалила Надежда и повесила трубку.

Вера смотрела на нее с изумлением.

— Ну, Надежда, ты и врать! Зачем ты это все наговорила? Почему не сказала прямо, кто ты, не попросила о встрече. Хотя зачем? Эля ведь умерла два года назад… Как же она может быть ключом к этому делу?

— Не знаю, Вера, но чувствую — что-то тут не то. Поэтому и наврала все Элиной дочке. Ну что ж, с Элей мы зашли в тупик, ничего от нее узнать не сможем. Софа умерла от сердечной недостаточности, что само по себе очень подозрительно.

— Что, и нам теперь смерти ждать?

— Ни в коем разе! Мы еще не отработали последний вариант. Значит, из шестерых женщин, лежащих двадцать шесть лет назад в одной палате в роддоме номер семнадцать, в живых осталось, как ни печально это признавать, всего трое. Любу убили неизвестные хулиганы, с Софой все подозрительно, и только Эля, если верить ее дочери, болела и умерла два года назад своей смертью, если можно так выразиться. Из оставшихся троих и на меня, и на тебя было совершено покушение. Остается кто? — правильно, та девочка, Маргарита Зеленцова. Стало быть, надо ее найти хотя бы для того, чтобы убедиться, что она жива.

— Не думаю, чтобы это нам помогло, — уныло проговорила Вера.

— Это наш последний шанс, иначе я просто не знаю, что и делать. В милицию идти? Но куда, в районное отделение? Так все районы разные. Что, я пойду к своему участковому Павлу Савельичу и скажу, что вместо Зинаиды хотели убить меня? Представляю, что он мне ответит! — Надежда фыркнула.

— Только вот, где девочку искать? Мы знаем только имя и фамилию, ну еще год рождения. Времени-то сколько прошло, она, скорее всего замужем, фамилию сменила, семья у нее. И знаешь, Вера, что у меня в голове вертится, что она даже и не из города, а из деревни, из пригорода. Помнишь, они с Клавой как-то поругались, так Клава и говорит, что ты, мол, вообще к нам не по прописке, имели полное право тебя не брать.

Тут они заметили, что по-прежнему стоят в телефонной будке, а привязанный снаружи Мак скулит и смотрит на них укоризненно.

— Эх, как бы вспомнить, откуда эта Маргарита родом! — вздохнула Надежда. — И ведь мы знали об этом, точно знали, только сейчас забыли.

— Пойдем, Надя, мы тебя до «Чернышевской» проводим.

Но Мак дал понять Вере, что ему срочно надо прогуляться, и даже сделал попытку задрать лапу на телефонную будку.

— Мак, ты с ума сошел, нас же оштрафуют!

— Не мучай его, Вера, идите гулять, я уж сама дойду. Если что вспомнишь, звони мне в любое время.

— Будь осторожна, Надя, — крикнула Вера уже на бегу, устремляясь за Маком.

Лана сидела в спальне перед большим маминым зеркалом и рассматривала свое лицо. Ей казалось, что после всего, что с ней случилось за последний месяц, она должна была измениться, и эти изменения скажутся на ее внешности. Но нет, на первый взгляд все как прежде — те же прямые черные волосы, не поддающиеся никаким бигудям и фенам, немного раскосые глаза, бледная кожа, — все то же самое, что она привыкла видеть в зеркале больше двадцати лет.

Лана не любила свое лицо. И фигура тоже оставляла желать лучшего — плоская, как доска, никаких форм. Мама, застав ее в пятнадцать лет перед зеркалом, критически оглядывающей себя, рассмеялась:

— Это все придет, а если нет, то и так жить можно, это не главное.

— А что главное, мама?

— Для меня главное — ты. — И Лана знала, что это правда.

С самого раннего детства мама всегда была рядом. Они любили бывать вместе, им никто не был нужен, даже отец. Отец у Ланы был, но мало принимал участия в воспитании дочери. Теперь Лана думала, что мама сама не хотела тогда ни с кем ее делить. Но, в общем, семья у них была самая обычная. Жили они дружно, родители никогда не ссорились, во всяком случае при Лане. Когда Лане было пятнадцать, родители развелись, причем как-то странно. Не было ссор, скандалов. Просто мама собрала его вещи, и отец ушел из их жизни. Мама сказала Лане, что они так решили, и взяла с нее страшную клятву, что Лана никогда не будет видеться с отцом и бывать у него в той семье.

— Но мама, — спрашивала пораженная Лана, — как же можно так просто зачеркнуть все прожитые годы, ведь он твой муж и мой отец!

В первый и последний раз мама закричала на Лану и чуть не ударила. Отец приходил еще некоторое время, пытался наладить отношения, предлагал денег. Мама была спокойна и твердо стояла на своем: она согласна на развод, на размен квартиры, пусть он забирает все вещи, она отказывается от алиментов, но с дочерью он видеться больше не будет. В конце концов отец ушел, оставив им квартиру. Когда Лана спросила маму, на что они будут жить, ведь со времени рождения дочери она так и не работала, мать ответила с уверенностью: