Слепые тоже видят - Фредерик Дар

— Что вы хотите этим сказать, мой бедный старина?

Ага, что я вам говорил (см. чуть выше), а? Его «бедный старина». Уже! Окончательно…

— Я хочу сказать, что во мне больше не нуждаются. Я стал как бы портретом, желтеющим с каждым днем.

— Послушайте, мой бедный старина, вы должны понять, что после этого драматического события… У нас опасная профессия, и вы это знаете больше, чем кто-либо… Как же может человек, лишенный зрения, продолжать… э-э… Но успокойтесь. Вы останетесь у нас незаменимым техническим работником, с которым наши товарищи обязательно будут консультироваться по всяким трудным вопросам.

Я ударяю кулаком по его столу.

Во всяком случае, хочу это сделать. Но, к сожалению, я плохо рассчитал расстояние и моя рука рассекает пустоту. О, друзья, какое страшное испытание этот черный сумрак перед глазами! Я больше не выдержу.

— Патрон! — заявляю я. — Я хочу продолжать свою работу. Естественно, я понимаю, — что я инвалид. Но с помощью Берю и Пино я могу работать и быть полезным.

Шеф снова прокашливается.

— Но, понимаете, мой бедный Сан-Антонио…

Ну вот пожалуйста, приехали! Не правда ли, я «видел» точно? Буквально через несколько реплик я уже объявлен «бедным Сан-Антонио», и это навсегда.

— То, о чем вы просите, невозможно. Никогда еще в наших рядах не было…

— Слепого?

Берю решается вступить в разговор.

— Патрон, — говорит мой друг глухим, похоронным голосом, — если вы отправите в отставку Сан-А, то я также подаю заявление и ухожу, и, думаю, Пино тоже. Вместе мы откроем частное детективное агентство и набьем карманы деньгами. Сделаем себе имя, и никто через пару лет в Париже не вспомнит, что существует официальная полиция!

Тут уже вскипает патрон.

— Прошу вас, Берюрье! Как вы можете так говорить, когда ходатайство о вашем повышении находится на столе министра?

— Пусть там и остается! Он найдет, как его использовать, может, завернет в него яичную скорлупу от своего завтрака!

Но у шефа нет времени, чтобы впасть в бешенство, потому что горсть пуговиц от ширинки Берю летит ему прямо в физиономию.

Его Величество вскрикивает:

— Вот черт, моя повязка разорвалась, и все наружу, Сан-А! А ведь я его так старательно привязал к ноге брезентом!

Едва такси остановилось, как мой нос ловит запахи нашего сада. Аромат глициний и свежей земли, смешанный с легким душком перца и кервеля.

А еще я слышу меланхолическое журчание нашего маленького фонтанчика перед домом. Тяжело быть слепым, но я отлично помню и цвет воды, и пузырьки на поверхности. Все это навсегда запечатлелось в моей памяти.

Шофер благодарит за чаевые. Он выходит из машины и вытаскивает из багажника мой чемодан.

— Держите, месье.

Я протягиваю руку. Очевидно, слишком неловко. Но мне удается быстро найти его волосатую руку и ручку моего кожаного чемодана.

— О, извините, — заикается таксист, — я не заметил.

И мне вдруг приходит дельная мысль. Он ведь «не заметил». То есть то, что я слепой, не бросается в глаза. Это здорово. Сейчас при встрече с Фелицией я буду вести себя так, словно ничего не случилось. Я ведь хорошо знаю наш маленький дом! На какой высоте находится каждая ручка, место каждого кресла или стула, постоянно заворачивающийся угол ковра, ширину ступенек…

Я знаю все наизусть. У себя дома можно быть и слепым. Это похоже на спорт. Одно удовольствие…

Я толкаю калитку. Она немного скрипит. Гравий хрустит у меня под ногами. Здесь на полпути находится наш маленький фонтанчик с круглым бассейном, пахнущим осенним кладбищем. А вверху над головой живой навес из дикого, несколько чахлого винограда. На нем появляются рахитичные ягоды не крупнее бузины. Каждый год я стараюсь его есть, но он кислый и без мякоти, одна кожура. Даже птицы его не клюют. Иногда я пробовал его на вкус лишь потому, что мне он напоминает детство. У меня в некотором роде склонность к перемещениям в пространстве и времени.

— Антуан! — слышу я голос Фелиции с порога нашего дома.

Я говорю себе: «Давай, пора играть свою роль, которую ты задумал. Решительно, непринужденно, смело!»

— Здравствуй, мама!

Еще шесть шагов. Я чувствую металлический коврик под ногами. У нас два коврика для ног. Один из металлической сетки, как скребок. Второй волосяной, чтобы тщательно вытирать обувь. Я доверяю памяти, доведенной до автоматизма. Только не думать о положении вещей. Когда ведешь машину, маневрируешь машинально. Ты же не говоришь себе: здесь я перейду на вторую скорость. Ты просто делаешь. Подсознательно ты тормозишь, включаешь указатель поворота, прижимаешься вправо. Да, но сейчас мне нужно думать о другом. Запах Фелиции. Тепло ее дыхания. Я прекрасно знаю, на какой высоте находятся ее плечи. Я обнимаю ее за шею. Я ее целую. После чего, как всегда при наших встречах, тыкаюсь носом в ее седые волосы на висках. Мы как два животных, маман и я, когда встречаемся. Жеребенок и его мать-кобылица. Нужно друг о друга потереться. Это как убежище, норка! Я чую носом запах новой ткани.

— Смотри-ка, у тебя новое платье?

— Да, мадам Фреми привезла его вчера вечером. Зачем я его надела сегодня утром? Наверное, почувствовала, что ты приедешь.

— Конечно же, почувствовала!

— Оно тебе нравится?

Я немного отклоняюсь назад. Делаю вид, будто оглядываю ее с ног до головы.

— Отлично сидит.

— Ты не находишь, что оно слишком яркое?

— Ничего не яркое, маман. Почему ты все время стремишься одеться в темное?

— В моем возрасте…

— Вот именно! Оставь темное молодым.

Мы входим в дом.

Магия запахов… Я стремглав несусь в кухню. Поднимаю крышку кастрюли. Я «смотрю».

— Ух ты! Об этом можно было только мечтать! Что тут у нас замышляется, мама? Кролик в белом вине!

В некотором роде мое поведение напоминает игру в горячо-холодно. Я играю, чтобы мать поверила, будто я вижу. Думаете, мне долго удастся водить ее за нос? Всегда случается какая-нибудь глупая промашка, и все насмарку! Именно тогда, когда меньше всего ждешь!

— Моя двоюродная сестра из Шамбери прислала письмо. Прочти, оно приколото на календаре.

Я иду и беру его в руки. Ни одного неверного движения.

Мои руки все делают мягко, быстро, почти уверенно. Я прикасаюсь к письму и узнаю жесткую почтовую бумагу кузины Марты. Она покупает бумагу в маленьком магазинчике на окраине, и бумага пахнет отсыревшими макаронами.

— Ладно, я прочту у себя в комнате, мама…

— О, читай сейчас, там всего строчек двадцать. Мне хочется узнать, что ты думаешь по этому поводу. Возможно, ее предложение заинтересует нас, а она просит ответить побыстрее.

Я вынимаю письмо из конверта. Разворачиваю, молясь про себя, чтобы держать его не вверх ногами и не обратной стороной. На всякий случай становлюсь немного боком к Фелиции.

Сколько времени длится чтение двадцати строчек? Я произношу невразумительные «хмм» и «угу». То, что в принципе может выдавить из себя кузен Антуан, которому старая перечница и старая дева Марта из Шамбери предлагает… Но что она предлагает? Вдруг меня осеняет.

Она предлагает свой домишко… Вот уже несколько лет твердит о том, чтобы сдать дом в пожизненную ренту… Она одинока, доходы ее невелики… Об этом я вспоминаю каким-то чудом. Я всегда слушал вполуха.

Мне в общем нравится Шамбери с его зоопарком, аркадами, старыми улицами, напоминающими Пьемонт. Но бесформенный дом Марты — мне его и даром не надо! Настоящий кошмар в глубине двора, заваленного всяким сантехническим хламом! Четыре помещения одно над другим. Каждое — целый этаж. И все это пахнет старьем, ветхостью, плесенью. Комнаты не ремонтировали со времен свадьбы родителей Марты, которая сама мотает уже восьмой десяток!

— Смотри-ка, она еще крепко держится, старушка! — говорю я небрежно и кладу письмо на этажерку между банкой с надписью «кофе» и металлической коробкой, на которой на китайский манер латинскими буквами выведено «чай».

— Какое твое мнение? — спрашивает Фелиция.

— Ну что мы будем делать с этим ужасным домом, мама?

— Да, конечно… — вздыхает она. Я чувствую твердую почву под ногами и пытаюсь найти аргумент.

— Если бы еще этот дом стоял где-нибудь на природе, можно было бы его отремонтировать и жить летом. Но там такой страшный вонючий двор, заваленный ржавым железом… Я понимаю, что недорого. Только ведь никто его купить не захочет, даже отремонтированный. Я, знаешь, не гожусь в продавцы недвижимости. Ты в курсе, коммерция — мой давний враг. Я всегда покупаю за максимальную стоимость, а продать могу только с потерей. Как, например, с моими машинами…

— Да, кстати, — вспоминает Фелиция, — звонил твой механик из гаража, сказал, что машина готова, так что…

— Хорошо, я съезжу за ней, когда выберу время, — обрываю я.