Последняя битва императоров. Параллельная история Первой мировой - Валерий Шамбаров

В Австро-Венгрии русских отправляли в лагеря. Исключение делали только для большевиков и прочих экстремистов, Ленина и Троцкого взяли под опеку политики, высокие полицейские чины. Со всеми удобствами отправили за границу — а то как бы возбужденные граждане не наделали беды столь полезным людям.

В Германии в одном лишь Берлине оказалось 50 тыс. русских. Еще до объявления войны у них вдруг перестали принимать рубли, и многим стало не на что уехать. Больных, даже послеоперационных, начали выкидывать из клиник на улицу. А потом по гостиницам прокатились аресты. На улицах пошла истерия, озверевшие толпы ловили «русских шпионов», избивали и убивали. Кого-то успевала спасти полиция, собирала помятых мужчин и истерзанных дам. Для русских не хватало тюрем, их свозили в воинские части. Мужчин призывного возраста объявляли не интернированными, а вообще военнопленными. Били, глумились. Свидетель рассказывал, что в казармах драгунского полка под Берлином офицеры «обыскивали только женщин, и притом наиболее молодых». Женщин — потому что их ощупывали, заставляли раздеваться донага. Один из русских пытался защитить свою дочь, дал пощечину лейтенанту, «обыскивавшему» ее. «Несчастного отца командир полка приказал схватить, и тут же, на глазах русских пассажиров его расстреляли».

Восточноевропейский театр войны

При посредничестве нейтральных стран женщинам, детям и людям в возрасте все же позволили выехать. В их числе был знаменитый режиссер Станиславский, он вспоминал, как это происходило. Массу людей, измученных и голодных, гоняли с поезда на поезд, высаживали на станциях. Лупили, подгоняли пинками. Конвоиры, сопровождающие их до границы Швейцарии, не уставали издеваться. Солдаты сопровождали дам в туалет, запрещая закрывать за собой дверь. Офицеры и здесь развлекались «обысками» женщин и девочек, бесцеремонно разглядывали их голых, сгорающих от стыда. Когда велели обнажиться жене Станиславского актрисе Лилиной, она медлила исполнять приказ, и ей разбили лицо рукояткой револьвера. С ними ехала старушка-баронесса, и офицерам очень понравилось хлестать ее по щекам. Она кричала: «Что вы делаете? Я же приехала к вам лечиться, а вы меня избиваете…»

Так обращались с «культурной публикой», ее выпускали за границу, и соблюдалась видимость «порядка» (обыскать подозреваемых — разве не законное требование?) С массами батраков в Пруссии условности были отброшены. Их подчистую ограбили, мужчин зачислили в пленные. Симпатичных батрачек без каких-либо «обысков» просто перенасиловали. Женщин отправили на работу в те же прусские поместья, но уже без оплаты, на рабских условиях. Если кто-то пробовал протестовать и требовать отправки в Россию, расстреливали на месте.

В России некоторые антигерманские эксцессы тоже имели место — возбужденная толпа погромила особняк немецкого посольства, откуда уже выехал весь персонал. Но подобные взрывы эмоций были стихийными, пресекались полицией. В нашей стране находилось 170 тыс. германских и 120 тыс. австрийских подданных — ни убийств, ни арестов не было. Россия стала единственной воюющей державой, где гражданам враждебных государств позволили свободно уехать. Руководство и сотрудники многих фирм покинули страну заранее, знали, что скоро будет война. А кое-кто позаботился сменить гражданство и преспокойно остался в России.

12. Льеж

В Германии царило праздничное настроение — победить предстояло быстро и легко. Пресса взахлеб писала о «войне до осеннего листопада», повторяла выражение кронпринца Вильгельма «frischfrolich Krieg» — освежающая веселая война. Против Франции разворачивались 7 армий. 1-я, 2-я и 3-я (700 тыс. человек) готовились к вторжению через Бельгию, центральная группировка, 4-я и 5-я армии (400 тыс.), должна была поддержать их ударом через Арденны, а на левом фланге 6-й и 7-й армиям (320 тыс.) предписывалось лишь удерживать перед собой французов, чтобы не перебрасывали сил против основной группировки.

А французские 1-я и 2-я армии (620 тыс.) как раз на этом участке, в Лотарингии, собирались нанести главный удар. Левее 3-я и 5-я (450 тыс. чел.) должны были наступать через Арденны. 4-я (125 тыс.) располагалась несколько сзади, во второй линии. Левый фланг фронта опирался на крепость Мобеж, а еще левее, от Мобежа до моря, граница оставалась не прикрытой.

Правда, там предполагалось разместить британские войска. Но в Англии опять спорили. Часть руководства не желала, чтобы их небольшие силы стали придатком французской армии, предлагала высадить их в Бельгии или даже десантом в Восточной Пруссии. Все же постановили воевать во Франции, но послать туда лишь 4 пехотные и 1 кавалерийскую дивизии, чтобы не оголять саму Англию до прибытия войск из колоний. Мало того, англичане не должны были подчиняться французскому командованию, принимать решения самостоятельно. Военный министр Китченер настоял, что главное — сохранить армию. При серьезной опасности главнокомандующему Френчу предписывалось консультироваться с правительством.

А бельгийцы уже воевали. Ключевым пунктом их обороны была крепость Льеж, построенная по последнему слову техники. По опыту Порт-Артура, державшегося 9 месяцев, специалисты считали, что Льеж побьет этот рекорд или будет вообще неприступным. Длина его обвода достигала 50 км, а укрепления состояли из 12 главных фортов и 12 промежуточных. Каждый форт сам по себе представлял сильную крепость с гарнизоном в 400 человек, железобетонными укреплениями и подземными казематами. В Льеже было 400 орудий, пулеметы. Промежутки между фортами прикрывала дивизия генерала Лемана, его назначили начальником обороны.

Но вырыть траншеи и установить заграждения не успели, а остальные бельгийские соединения опаздывали выйти на рубеж Мааса, им приказали строить позиции под Брюсселем, по р. Жет. Колонны, потянувшиеся сюда, выглядели совсем не воинственно. В маленькой Бельгии все было «по-домашнему». Войска провожали на позиции родственники, поили и угощали солдат. Пулеметы везли на тележках молочников, запряженных собаками. Ни у кого не оказалось лопат, да окапываться и не умели.

А в планах немцев Льеж занимал особое место. Здесь находились основные мосты через Маас, важный железнодорожный узел. Не захватив крепость, нельзя было начинать развертывание всей ударной группировки. 4 августа, сразу с объявлением войны, сюда были брошены 33 тыс. солдат генерала Эммиха и кавалерийский корпус Марвица. Сбив жандармские посты, они ринулись занимать переправы. К вечеру кавалерия форсировала Маас, а отряд Эммиха вышел к Льежу. 5 августа он пошел на штурм, но батареи и пулеметы буквально смели передовые части. Бельгийский офицер вспоминал: «Они даже не старались рассредоточиться. Они шли плотными рядами, почти плечом к плечу, пока мы не валили их на землю. Они падали друг на друга, образуя страшную баррикаду из убитых и раненых».

Вся Бельгия ликовала — штурм отбит! Предлагали даже перейти в наступление. Но ситуацию изменил германский генерал Людендорф. Он считался одним из самых талантливых стратегов, рвался на пост начальника оперативного управления генштаба. Но был «слишком молод» (49 лет) и «низкого» происхождения, не «фоном», у немцев такие не котировались. Его отослали на фронт. Под Льежем он заменил убитого командира бригады, среди ночи провел ее между двумя фортами и послал парламентеров к Леману, потребовал сдать город. Тот ошалел — враг был внутри кольца укреплений. Вместо того, чтобы контратаковать и выбить его, приказал своей дивизии отступать…

Мосты через Маас взорвать забыли, немцы сразу заняли их. Людендорф поехал к центральной цитадели, думал, что бельгийцы ушли и оттуда. Но там находился гарнизон. Генерал не растерялся, лихо стал барабанить кулаком в ворота и потребовал сдачи. Цитадель капитулировала перед одним лишь Людендорфом и несколькими сопровождающими. В славе победителя он принялся уже распоряжаться вместо Эммиха. Штурмовать оставшиеся форты он не собирался, затребовал осадную артиллерию.

Бельгийский король Альберт взывал о помощи к союзникам. Но англичане еще только перевозили войска во французские порты, а Жоффр упрямо не желал считаться с действительностью и в наступление через Бельгию не верил. Комендант Мобежа Фурнье доложил, что на этом направлении выдвигается 5–6 германских корпусов (преуменьшил втрое) — главнокомандующий обвинил его в панике и отстранил от должности. Жоффр увлеченно готовил собственный удар. Сосредоточение его армий еще не завершилось, но, по французским доктринам, главным было захватить инициативу. Начали частное наступление в Эльзасе — полагали, что это вызовет восстание французской части населения.

5 августа корпус генерала Бонне смял немецких пограничников, штыковыми атаками взял Альткирк и Мюлуз. Устроили праздник «освобождения». Валили пограничные столбы, многие жители и впрямь радостно встречали французов, закидывала цветами. Но германцы подтянули свои части и вышибли войска Бонне. А другая часть населения, немецкая, позаботилась переписать тех, кто приветствовал неприятеля, их расстреливали и вешали на площадях целыми семьями: мужей, жен, стариков, подростков.