День исповеди - Аллан Фолсом

Но в конце концов она поняла, что обычная храбрость и сексуальное желание не одно и то же. И с пониманием этого она внезапно осознала: это от Бога!

Он испытывал ее внутреннюю силу, ее верность обетам целомудрия и послушания. И постепенно делал проверки все более суровыми. Чтобы еще труднее было побороть искушение. Но так или иначе, она всегда справлялась, ее подсознание помогало ей осознать, что происходит, давая возможность разом вернуться к реальности, удержаться в подобающих рамках. Как она сделала только что. И, поступая так, она запасалась мужеством и уверенностью, что обладает силой духа и сможет преодолеть посылаемые Всевышним испытания.

Чтобы доказать это, она мысленно перенеслась к Марко, стоящему на страже за дверью. Его статное тело, блеск его глаз, улыбка. Он не говорил, женат или нет, но обручального кольца не носил, и она вдруг задумалась, много ли времени ему приходится тратить, чтобы уговорить женщину пойти с ним в постель. Конечно, он так красив, что добьется, чего захочет. Но если и так, то с другими женщинами, а не с ней. Для нее он просто мужчина, выполняющий свою работу.

И, зная это, она мысленно может безбоязненно воображать о нем все, что ей захочется. Он сказал, что его учили оказывать медицинскую помощь, как, вероятно, и остальных. Но если обучали только этому, почему он носил пистолет? Один вопрос влек за собой другие — коренастый Лука, сменяющий в одиннадцать вечера Марко, и Пьетро, заступающий в семь утра вместо Луки. Они тоже вооружены? И если да, то почему? Какие опасности могли поджидать их в этом тихом приморском городке?

20

Роскани прохаживался подле автомобиля. Из-за выставленного полицией заграждения на него смотрели любопытные, пытаясь угадать, кто же он такой.

Второе тело нашли в кустах, сразу за боковой дорожкой, футах в двадцати от «альфы». Стреляли дважды.

Один выстрел в сердце, другой — выше левого глаза. Пожилой мужчина без документов.

Заниматься им Роскани поручил Кастеллетти и Скале, тоже детективам из отдела убийств. Сам же сосредоточился на «альфа-ромео». Ветровое стекло разбито, передняя часть смята ударом о грузовик, в который машина врезалась на полном ходу, совсем рядом с бензобаком, расположенным за дверью водителя.

Когда они прибыли, труп Пио все еще оставался на месте. Его исследовали, не дотрагиваясь, фотографировали, снимали на видеокамеру и лишь потом убрали; то же самое проделали с телом, лежавшим в кустах.

Там следовало находиться третьему трупу, но его не было. Вместе с Пио ехал американец, Гарри Аддисон, возвращавшийся с фермы, хозяева которой обнаружили пистолет «ллама» испанского производства. Но Гарри Аддисон исчез. И пистолет — тоже. Багажник был открыт ключом зажигания, так и оставшимся торчать в замке. Словно кто-то точно знал о существовании этого оружия и о том, где его искать.

Внутри «альфы» нашли оружие убийства, табельный пистолет Пио, девятимиллиметровую «беретту»; пистолет лежал на заднем сиденье за водителем, как если бы он сам закинул его туда случайно. На переднем пассажирском сиденье, ниже подголовника, было пятно крови. На коврике отпечатались следы обуви, не слишком отчетливо, но это не важно. Повсюду были отпечатки пальцев.

Группа специалистов посыпала все поверхности порошком для снятия отпечатков пальцев, брала образцы, маркировала, затем укладывала в пакеты для улик. Как обычно, тут же были полицейские фотографы. Работали вдвоем. Один фотографировал «лейкой», другой делал видеозапись модифицированной «сони хай-8».

Здесь же находился грузовик — большой «мерседес». Как сообщили, угнанный раньше тем же днем; водитель скрылся.

Ispettore capo Отелло Роскани сел за руль своего темно-синего «фиата» и медленно поехал вдоль ограждения и смотревших из-за него зевак. Прожектора озаряли место происшествия, словно киносъемочные софиты, обеспечивая свет также и для камер опрометью примчавшихся сюда телеоператоров и журналистов и заставляя все, что находилось за оцеплением, казаться совсем темным.

— Ispettore capo!

— Ispettore capo!

Голоса раздавались со всех сторон. Мужские и женские. Кто это сделал? Связано ли это с убийством кардинала Пармы? Кто убит? Кого подозревают? И почему?

Роскани все это видел и слышал. Но не это имело значения. В его мыслях был Пио и то, что произошло перед самой его гибелью. Джанни Пио был не из тех, кто совершает ошибки, но в этот день он каким-то образом позволил себе сделать неверный шаг.

И сейчас — до вскрытия, до результатов лабораторных исследований — у Роскани были одни только вопросы. Вопросы и горечь. Джанни Пио был крестным отцом его детей, его напарником и другом более двадцати лет. И теперь, проезжая по улицам Рима в район Гарбателла, где жил Пио, — чтобы встретиться с его женой и детьми, к которым, Роскани точно знал, уже примчалась его жена, чтобы, насколько это возможно, поддержать их, — Отелло Роскани старался сдерживать эмоции. И как полицейский, и из уважения к памяти Пио, и еще потому, что эмоции будут только мешать тому, что стало его главной целью. Найти Гарри Аддисона.

21

Томас Добряк стоял в темноте и разглядывал человека, сидевшего на стуле. За его спиной стояли еще двое, в комбинезонах. Они находились здесь на тот случай, если вдруг Томас не управится один (чего быть не могло). И чтобы выполнить позже другую, достаточно простую работенку.

Томас Добряк, тридцати девяти лет, пяти футов и десяти дюймов роста, очень худой — сто сорок фунтов от силы, — находился в отличной физической форме. Черные как смоль волосы коротко подстрижены; одет в слаксы, туфли и свитер, что отличало его от прочих, но в темноте это было несущественно. Помимо бледной кожи единственным цветным пятном был ярко-синий цвет его глаз. Человек на стуле бессильно дернулся, но и только. Руки и ноги его были связаны, а рот заклеен широкой полосой скотча.

Томас Добряк шагнул ближе, посмотрел, затем обошел вокруг стула.

— Расслабься, приятель, — тихо произнес он.

Терпение и спокойствие были для него самым главным.

Так он жил день за днем. Терпение, умение дождаться подходящего момента. Таков уж он был, этот Томас Хосе Альварес-Риос, известный под кличкой Добряк, родившийся в Эквадоре от матери-англичанки; это тоже можно включить в резюме. Терпеливый. Скрупулезный. Хорошо образованный. Говорящий на многих языках. Добавьте к этому — бывший актер, а также один из наиболее известных террористов, разыскиваемый полицией чуть ли не всех стран мира.

— Расслабься, приятель, — снова услышал Гарри.

Мужской голос, тот же, что и прежде, даже более спокойный. Английский, с акцентом. Гарри почувствовал, что кто-то движется рядом с ним, но не был в этом уверен. Сильная пульсирующая боль в голове мешала понимать происходящее. Единственное, что он знал точно, — что привязан к стулу и его рот заклеен лентой. Внезапно он осознал, что вокруг полная темнота, хотя его глаза ничто не закрывало: ни мешок, ни повязка. Ничего не понимая, он крутил головой, но тьма вокруг оставалась всеобъемлющей. Ни тени, ни полоски света из дверной щели. Только мрак.

Он моргнул. Затем снова моргнул. Помотал головой из стороны в сторону, решив, что ошибается. Но никакой ошибки не было. Неожиданно он понял: что бы там ни происходило, где бы он ни находился, какой бы это ни был день, он ослеп!

— Нет! Нет! Нет! — закричал он сквозь залепившую рот ленту.

Томас Добряк шагнул ближе.

— Приятель, — по-прежнему неторопливо, спокойно произнес он. — Как там твой брат? Насколько я понимаю, он жив и здоров…

Ленту с его губ неожиданно сорвали. И он крикнул с удивлением и болью:

— Где он? — Голос его был совсем слабым. — Я не… знаю… жив он… или нет… — Горло Гарри саднило, как будто по нему прошлись наждаком. Он попытался проглотить слюну, но ее не было.

— Я спрашиваю о твоем брате. Где он?

— Можно… пожалуйста… не… много… во… ды?

Добряк поднял маленький пульт дистанционного управления. Нащупал пальцем кнопку и нажал.

Гарри вдруг увидел светящуюся точку и резко дернулся. Она вправду была или ему померещилось?

— Где твой брат, приятель?

На этот раз говоривший находился у него за спиной, слева. Свет начал медленно надвигаться на Гарри.

— Я… — Гарри попытался еще раз глотнуть. — Не… знаю…

— Свет ты видишь?

— Да.

Точка света стала еще ближе.

— Хорошо.

Палец Добряка скользнул к другой кнопке. Гарри заметил, что свет немного изменил направление, приближаясь к его левому глазу.

— Я хочу, чтобы ты сказал мне, где твой брат. — Голос переместился и шептал ему в правое ухо. — Нам очень, очень нужно найти его.

— Я не знаю.

Свет, становившийся все ярче, был теперь направлен прямо в его левый глаз. Мысль о слепоте была настолько ужасна, что Гарри забыл даже о головной боли. Но по мере того, как усиливался свет, усиливалась и она. Как ровный барабанный бой, нарастая вместе с приближающимся свечением.