Как я влиял на Севку - Геомар Георгиевич Куликов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не выйдет, — сказал я. — Перед ним Томка Новожилова сидит. Ей палец покажи — полчаса заливаться будет. И другие не выдержат. Севку не знаешь?
— Печально, Горохов, что ты не веришь в товарищей, — сказал Игорь.
— Почему не верю? Верю. Только они не египетские мумии и не каменные бабы из музея, эти самые мои товарищи.
— Нет, — сказал Игорь, — ты, как всегда, недооцениваешь коллектив.
— Это ты недооцениваешь Севку, — сказал я.
— Посмотрим! — сказал Игорь.
— Посмотрим! — сказал я.
На первом уроке Севка сидел, как мышь. Тише воды, ниже травы. Первым уроком была арифметика, а у Анны Ивановны особенно не разойдёшься.
Зато на ботанике Севка решил поразвлечься вовсю.
Сначала он корчил рожи. Но, как видно, беседы Игоря всё-таки не пропали зря. Никто на Севку и внимания не обратил.
Тогда Севка стал делать вид, что ловит муху.
Это был его коронный номер. Надо прямо сказать, получалось здорово.
— 3-з-з-з-з-з… — потихоньку жужжал Севка и делал вид, будто это не он жужжит, а вокруг него летает муха и будто эту муху он хочет поймать. Севка косил глаза в разные стороны, физиономия при этом у него была уморительная. Иногда Севка быстрым движением хватал рукой воздух и муха его принималась жужжать печально и тонко.
Любовь Дмитриевна сперва на Севку не обращала внимания, а потом вдруг сердито стукнула ладонью по столу:
— Когда это кончится, Мымриков!
Севкина муха сразу пропала.
Всё было хорошо. Но тут Вовка Краснопёров не знаю, что с ним случилось — громко, на весь класс брякнул:
— Проглотил!
Наверно, в этом ничего особенно смешного не было. Но все так долго терпели, чтобы не рассмеяться, когда Севка изображал муху, что теперь повалились от хохота. Даже Любовь Дмитриевна покачала головой и улыбнулась.
На перемене я сказал Игорю:
— Ну, кто был прав насчёт Севки?
— Это всё из-за Краснопёрова, — сказал Игорь. — Сейчас я с ним серьёзно побеседую.
Я видел, как Игорь прижал Вовку к стенке и долго что-то бубнил. А Вовка оправдывался:
— Я нечаянно! Честное пионерское, сам не знаю, как вырвалось.
И всё-таки Севке приходилось туго.
— Слушай… — подошёл он к Тольке Овчинникову.
Толька равнодушно оглядел Севку с головы до ног, зевнул и, не сказав ни единого слова, вразвалочку двинулся по коридору.
Девчонки, мимо которых прошёл Севка, отвернулись и кто-то из них сказал:
— Бывают же такие подлые люди…
На немецком Лариса Васильевна вызвала Севку читать параграф про зиму. Обычно Севке подсказывали и он с грехом пополам вытягивал на тройку. А тут в классе сделалась такая тишина, которая бывает только, когда на уроке присутствует директор.
Севка беспомощно побарахтался в незнакомых словах и замолчал.
— Плохо, Мымриков! — сказала Лариса Васильевна. — Никуда не годится! Ставлю тебе «два». До конца четверти осталось совсем немного дней. Не знаю, о чём ты думаешь…
Севка всегда умел легко переносить неприятности.
Он и сейчас, когда Лариса Васильевна отвернулась, скорчил такую смешную рожу, что оглянувшаяся Томка Новожилова не выдержала и фыркнула.
Но мне показалось, что на этот раз Севке было не так-то уж весело.
Нам было тоже не очень весело, когда мы вышли первый раз на хоккейное поле без нашего капитана.
Встреча закончилась со счётом 12:3 в пользу наших противников.
Я приуныл. А Федя хлопнул меня по спине и пропел:
— Капитан, капитан, улыбнитесь!
И прибавил:
— Надо понимать, кому проиграли. Они же в розыгрыше первенства дворовых команд участвуют. Погоди, будет и на нашей улице праздник!
Скоро наши дела, и правда, пошли на лад. Я даже удивился. Мы вдруг стали выигрывать у таких команд, у которых с роду не выигрывали.
— Во, что значит настоящий капитан! — говорил Федя.
А я не делал ничего особенного. Просто старался быть справедливым. Не орал на ребят и не строил из себя самого лучшего игрока и самого главного командира..
Начались зимние каникулы и Севку я почти не видел. Он болтался где-то по соседним дворам.
В последний день занятий Игорь отозвал меня в сторону и сказал:
— Попробуй во время каникул установить контакт с Мымриковым. Если не получится, не волнуйся, пожалуйста, и не дёргайся. Начнётся третья четверть, возьмёмся за него общими силами.
— Ладно, — сказал я. — Только заранее ничего не обещаю. Ты Севку знаешь.
Как-то договариваться к нам насчёт встречи пришёл Витька Лузгин, капитан той самой команды, с которой я играл первый раз. Он загадочно посмеивался и делал какие-то туманные намёки. На прощание Витька бросил:
— Мы вам сюрпризик приготовили — закачаетесь!
— Чего это он? — забеспокоился Серёжка, когда Витька ушёл.
— Психическая атака, — сказал Федя. — Страху нагоняет! А вот они, когда увидят нас в форме, локотки покусают.
Мы давно собирались ввести у себя форму, как в настоящей команде. И теперь она у нас была: синий свитер с нашитой широкой белой полосой поперёк груди и синяя в белую полоску вязаная шапочка. Свитеры были не совсем одинакового цвета. А у Серёжки вообще скорее зелёный, чем синий. Серёжка сам красил, за что был выдран матерью. Зато шапочки были, как на подбор. Мы их купили в одном магазине.
На встречу с Витькиной командой мы первый раз надели форму. Результат получился потрясающий. Едва мы появились на льду, набежали зрители и, хотя мы ещё играть не начали, стали хлопать в ладоши.
Мы лениво купались в лучах славы, когда ко мне подъехал Эдик.
— Идут!
— Вижу, — сказал я.
— Гляди на второго после Витьки.
Я всмотрелся. Через игрока от Витьки шёл Севка.
— Ловко! — круто затормозил возле нас Федя. — Что делать будем?
Витька и его команда были страшно довольны произведённым впечатлением.
— Начнём, — сказал Витька.
Я выехал вперёд и поднял руку:
— Стоп!
— В чём дело? — спросил Витька.
— А где же ваш шестой игрок? — спросил я.
— Товарищ Горохов, — сказал Витька, — каникулы только начались, а вы уже разучились считать до шести? Вот шесть игроков нашей команды. Сосчитайте по пальчикам.
— Извиняюсь, — сказал я. — Тут какая-то ошибка. Я лично вижу пять игроков вашей команды.
— А этот? — Витька показал на Севку.
— А этот, — сказал я, — капитан нашей команды.
— Ха! Ха! — гоготнул Витька. — Был ваш, да весь вышел. Теперь наш.
— Извиняюсь! — опять сказал я. — Снова ошибка. Он и сейчас наш. Кто не верит, может убедиться — у него на
