Трах-тебе-дох. Рассказ первый. Кольцо - Роузи Кукла

— И потом, видим, что это были гастролеры опытные, так сказать профессионалы и с усиками.

— С какими, такими усиками. Что ты болтаешь?!!

— Ах, простите. Гастролеры были, но без усиков. Так, что ли?

— Ну, так, так! Что ты еще придумаешь? Негодница болтливая!

— Ага! Значит так! Все- таки признались! А головой мотали. Что не так, что ли?

— Ну, куда вы помощники мои. Подождите. Дайте я вас расцелую.

Нежно беру и целую ей пальчики.

— А они так прекрасно пахнут! Просто пальчики оближешь! — Теперь их беру и облизываю.

— А где же главный и роковой герой?

- Это о чем ты?

— Да все о нем. О предателе и мучителе нашего женского рода. Кстати, единственного и истинно счастливого мужчину в нашей дружеской, женской компании.

— А вот и не единственного! — Поправляет она. — Еще есть, анус!

— Ну, что за манеры, что за нетерпение такое? Доберемся и до ануса вашего, темного.

— Ну, это уже слишком! Все! Я закрываю театр!

— Ну, что ты, что? Я ведь только начала и даже еще на сцену не вышла. И потом, ты же сама, про этот ан….

Не успела закончить, она на меня навалилась. Дурачились, отбивались подушками, а потом она такая, разгоряченная, радостная ко мне притиснулась. Дышит учащенно и очень похотливо, смотрит прямо в глаза, и я ей говорю.

— Видела бы ты себя со стороны сейчас?

— А что?

— Ты когда-нибудь пьяную бабу видела?

— А что я похожа на нее?

— Хуже! — Говорю. — Ты похожа на пьяную, обезумевшую бабу, у которой на рынке кошелек стянули.

Пьесу мы все-таки доиграли. А закончили ее под такие ее восторженные выкрики, что моим артистам по нескольку раз подряд приходилось под самый занавес лазить и так глубоко, что я уже боялась, что на них и меня, сама сцена рухнет. Вот как! Правда вышли мои артисты со сцены все мокренькие, употели, играючи. А она их всех облобызала, просто вылизала и еще приглашала на гастроли. Но сказала, что сейчас сцена вся растопталась просто, развалилась, и чтобы они пришли к ней на вечерние спектакли.

Глава 19. Выяснение отношений

Едим вместе с сестрой домой. Утром пока выходила и прощалась с Машенькой, успела заметить, что Верку тоже провожают не однозначно. Я уже спускалась к ней на лестничную площадку, а ее все еще продолжала обнимать и целовать та, ее фря. По-другому я ее и не собиралась называть. Верка было смутилась, когда я поравнялась с ней на лестничной площадке, когда я увидела быстро мелькнувшую голую фигуру ее фрях, которая быстренько скрылась за дверью.

— Ну, ты даешь! — Сказала специально так громко, чтобы и та тоже слышала. — Что, она тебя все еще не затрахала? Скоро и трахаться будешь с ней прямо на лестничной площадке!

Верка загадочно улыбнулась и потянула меня вниз по лестнице.

Как только выходим, из подъезда я прижимаю, ее к стенке дома и не даю зарисоваться под окна той фря.

— Иди уже! — Грубо говорю и подталкиваю Верку вперед себя. — Хватит ей и того, что ты ей с собой позволяешь.

— А ты, что же, не позволяешь? — Быстро находится с ответом Верка.

От взаимных упреков у нас начинается с ней долгий и довольно вредный диспут. Мы уже успели за то время, пока шли на автобус, а потом ехали на заднем сидении многое, грубо и зло наговорить друг дружке. Временами мы даже молчали некоторое время, разругавшись, а потом снова сцеплялись в споре. Но в этом разговоре у нас постепенно стала вырисовываться одинаковая картина. И вот сейчас я сижу рядом с ней и очень внимательно слушаю то, что сестра мне в полголоса осторожно и с оглядкой почти шепчет, чуть ли не на ушко. И хоть в автобусе шумно, но я все равно слышу то, о чем она мне взволнованно рассказывает. А она рассказывает о том, что та фря с ней себе позволяет.

-Ты понимаешь? Я ведь сначала не придавала этому никакого значения. Ну, подумаешь, поцеловала в самую шоколадку. Увлеклась, забылась в страсти, с кем не бывает. А потом она все настойчивее ко мне и все время только об этом. Давай, да давай я тебе сделаю там. Говорит, что это очень приятно. Ты, говорит, только попробуй.

— Вот же гадина! — Живо реагирую я. — Мало ей туда, так ей еще в другую сторону надо!

— Ты только не перебивай меня, хорошо. А то я, наверное, не смогу всего тебе рассказать. А мне ведь об этом кроме как с тобой больше и поговорить то не с кем.

— Говори, говори, сестричка. — Стараясь как можно нежнее говорить ей. — Я тебя внимательно выслушаю, не стесняйся и не бойся. Я ведь не из любопытства, а сама заметила, что она на тебя как-то по-плохому, нехорошо запала. Извини.

Я ведь как первый раз ее увидела, Вера, так сразу же подумала, что ты ей для

чего- то другого нужна. Ведь она тебя старше намного, а сама вся вьется вокруг, да все Верочка, Верочка! Ты, знаешь, даже противно стало! Особенно, от того, что ты и с ней. Ты, извини! Накипело!

— Ну, ладно тебе. Она ведь, в сущности, не плохой человек. Ну и как женщина. Сама понимаешь. Раньше я с тобой о ней не хотела говорить. Ты мне тогда казалась такой праведной. Все думала, что меня не поймешь и будешь меня стыдить и морали свои читать.

— И не правда. Я тебе морали, между прочим, не читала. Осуждать? Да, осуждала. Но больше жалела. Мне казалось, что ты сбилась с пути и где-то в темных закоулках блуждаешь! И потом. Ты сама посуди. Все время у тебя эти девки, да женщины. Как мне к тебе относится?

— А так! Ты ведь теперь поняла?

— Что ты имеешь в виду?

— А я о том, что ты и сама теперь можешь судить о том, что мне нравиться. Ты почувствовала, что значит быть с женщиной?

— Тиши ты! Вон тетка, впереди нас все время ухом тянется, чтобы подслушать. Давай пока прекратим этот разговор. А то еще засыпимся.

Потом долго молчим. Каждая о своем. Смотрим в окно автобуса. Но у нас уже возник тот легенький и пока еще не очень крепкий, но мостик в наших прежних с сестрой отношениях. Обеим от этого сразу же становится легче. Я уже свободно могу смотреть ей прямо в глаза и вижу ту же ответную радость и доверие в ее взгляде. Слава богу! У нас, наконец — то, сложится и все опять восстановиться, как прежде. Думаю я. Но какой, же досталось все это дорогой ценой?

Наш разговор продолжаем уже дома. Мама оставила нам на столе покушать, а сама опять на дежурстве и просила, что бы мы сразу же ей позвонили, как только приедем и впервые оставила нам номер своего рабочего телефона. Я звоню и сначала не понимаю.

— Алле! Слушаю, котик. Что будем заказывать?

А потом слышу голос мамы.

— Это мои девочки, дай сюда трубку сейчас же!

— Алло! Алло! Кто это? Вера?

Отчиталась за нас обеих. Сказала, что были в гостях и вместе спали у нашей общей знакомой девочки. Соврала и не удержалась, наплела, что нас у той девочкой оставили ночевать ее родители. Не пустили одних. Мать не поняла. Похвалила. Что мол, видите какие хорошие родители! Эх, мамочка! Наивная ты наша! Чистая ты душа! Если бы ты могла знать и видеть? С какими мы были родителями, и чем мы с ними там занимались?