Пилот штрафной эскадрильи - Юрий Корчевский

Михаил тоже дал несколько очередей из автомата. Рядом хлопали винтовочные выстрелы двух бойцов. Немцы, оказавшись с двух сторон под перекрестным огнем, залегли.

Михаил заметил, как начала поворачиваться в их сторону башня танка.

— Берегись, танк! — крикнул он.

Пулеметчики тоже заметили грозящую опасность. Они сползли с холма вниз, на противоположную сторону холма, таща за собой «максим». Через несколько секунд на месте бывшей пулеметной точки грохнул взрыв. «Вот сволочь, теперь головы поднять не даст!» — возмутился про себя Михаил.

— Сменить позицию! — скомандовал он. Пулеметчики поползли влево, бойцы — за ними.

С перекрестка раздался очередной выстрел ПТР, и один из бронетранспортеров вспыхнул, а второй стал пятиться назад, укрылся за танком, под прикрытием его брони. Хоть Т-III и не из тяжелых танков, однако и противотанковое ружье — не пушка, не могло оно пробить башню и корпус танка в лоб.

В башне откинули боковой люк, и из танка попытался выбраться танкист. Наш пулеметчик из группы Михаила поймал его в прицел и срезал короткой очередью. Тот так и повис, наполовину высунувшись из башни. Двигаться танк не мог из-за сорванной гусеницы, но зато он превратился в бронированный дот. Танкисты выбраться из него не могли, будучи под прицелом наших бойцов.

Ситуация складывалась патовая. Немцы и наши перестали стрелять. Наши бойцы экономили боеприпасы — что толку стрелять по броне? А немцы явно что-то замышляли — не зря же на башне танка красовалась антенна.

И точно. Не прошло и четверти часа, как послышался заунывный вой моторов, и в небе показались немецкие пикировщики Ю-87. Они с ходу стали бомбить перекресток дорог. Взрывы бомб следовали один за другим. Перекресток затянуло пылью и тротиловым дымом.

— Амбец ребятам, — стянул с себя пилотку пулеметчик.

Михаил думал так же. Видно, по наводке танкистов один из бомбардировщиков зашел в пикировании на холм.

— Разбегайтесь! — закричал Михаил.

И первым бросился в лес. Он-то хорошо знал, как точно может бомбить пикировщик.

Едва он упал между деревьями, как последовали один за другим два взрыва. Пикировщик взревел на форсаже мотором, ушел вверх и в сторону.

Все бомбардировщики, израсходовав боезапас, покинули поле боя.

Михаил вернулся к холму. На вершине его курилась дымом огромная воронка, у подножия — вторая. Недалеко от нее валялся перевернутый пулемет. Из-за деревьев, покачиваясь, шел пулеметчик. Он держался за голову.

— А где остальные?

— Чего? — прокричал в ответ пулеметчик. Из ушей его текла кровь. «Контужен», — сообразил Михаил.

Пулеметчик упал перед пулеметом на колени, перевернул его на колеса и стал приводить в порядок. Михаил же повернулся и стал осматривать подножие холма.

— Эй, есть кто живой?

В ответ — ни звука, никто не вышел из-за деревьев. Похоже, их осталось двое.

Найдя удобную позицию, Михаил, стараясь быть незаметным, осторожно осмотрел окрестности холма. Он увидел, что немцы выстроились цепью возле танка и медленно двинулись в сторону перекрестка. Михаил бросился к пулеметчику, показал рукой:

— Немцы!

— Не слышу! — прокричал в ответ тот, хотя Михаил стоял рядом. Но жест Михаила он понял. Ухватившись за станок и пригибаясь, пулеметчик побежал по холму.

Упав на краю воронки, он развернул пулемет в сторону наступающей цепи гитлеровцев. Михаил подхватил коробку с лентой и пристроился рядом с ним.

Первый номер поднял рамку прицела, повел стволом и нажал гашетку. Очередь была длинной и результативной — немцы находились в открытом пространстве.

Мотыль затвора дернулся и встал. Лента закончилась. Михаил открыл коробку, достал следующую. Пулеметчик заправил ее в лентоприемник.

Однако стрелять больше не пришлось. Все, кто принимал участие в атаке, были или убиты, или ранены — никакого шевеления на поле. Но и со стороны перекрестка огня никто не открывал. «Живы ли они? — подумал Михаил. — Надо бы сходить узнать…»

Танк — самая главная угроза — стоял, не поворачивая башни.

Михаил выждал немного, потом показал жестом пулеметчику: «Будь здесь, а я — туда». Тот понял, кивнул.

Михаил сменил в автомате пустой диск на полный и, пригнувшись, побежал к перекрестку. В его сторону не прозвучал ни один выстрел.

Добежав, он увидел безрадостную картину. Перекресток был буквально испахан воронками — одна рядом с другой. И везде — только убитые, причем изуродованные взрывом: без руки, без ноги, один из убитых был даже разорван пополам.

Михаила едва не стошнило. Но он помнил, что, организовывая оборону, комиссар сформировал еще одну небольшую группу.

Их позицию он тоже нашел. Воронка на ее месте была совсем небольшая — от пушечного снаряда. По-видимому, немецкие танкисты постарались.

Держа автомат наготове, Михаил пошел на немецкие позиции. На поле — только убитые. А вот в танке явно был кто-то живой. Хотя люк в башне и был закрыт, но Михаил явственно слышал тихие голоса.

Стоя рядом с танком, он понял, почему башня его была неподвижна. Пулей из противотанкового ружья ее заклинило — на замке башни была видна вмятина. Стало быть, надо держаться осторожнее, чтобы не попасть в сектор обстрела лобового пулемета. Поджечь бы этого гада! А может, сдадутся? Михаил постучал прикладом по броне:

— Гитлер капут! Сдавайтесь!

В ответ — только ругательства. Языка Михаил не знал, но по тону понял. Ага, не хотят, значит… А ведь его можно поджечь! Рядом же бронетранспортер стоит, у него почти полный бак бензина. И дверцы с обеих сторон нараспашку. Знать бы только, где у него этот бензобак.

Михаил опустился рядом с бронетранспортером на колени и заглянул под днище. А, вот и бензобак! Поглядывая на танк, чтобы нечаянно не нарваться на автоматную очередь пожелавших выбраться на белый свет танкистов, Михаил стащил с убитых пехотинцев две каски и вытащил из ножен гитлеровца штык. Затем залез под бронетранспортер, пробил штыком дыру в броне и подставил под струю бензина каски. Осторожно, боясь расплескать горючее, выбрался из-под днища. И впервые пожалел, что не курит. Зажигалки или спичек не было. Придется убитых обыскивать. Противно, конечно, — он не мародер, но другого выхода не было.

Михаил обшарил карманы одного убитого, другого — и нашел наконец бензиновую зажигалку. Подняв обе каски за ремешки, он поднес их к танку, поставил на броню моторного отсека и забрался на танк сам. Совершенно не заботясь о том, что сидящие в башне танкисты по национальности — немцы и, следовательно, по-русски не понимают ни слова, Михаил закричал:

— Эй, фрицы, в последний раз предлагаю — сдавайтесь!

В ответ — лишь знакомая уже ругань.

— Ну и… — Михаил выругался.

Через жалюзи сверху моторного отсека он вылил бензин внутрь, на несколько мгновений ощутив его острый характерный запах. Чиркнул зажигалкой и поднес ее к жалюзи, желая сбросить вниз, однако не успел. Пары бензина вспыхнули, опалив Михаилу брови и ресницы. Он отшатнулся и кубарем скатился с брони на землю. Вскочив, отбежал за бронетранспортер и направил на башню автомат.

Пламя уже вовсю разгоралось на корме танка. «Вот ведь штука какая, — удивился Михаил, — все железное, вроде и гореть нечему, а пылает, как свечка».

В танке наконец осознали весь ужас своего положения. Остаться внутри — сгореть, выбраться наружу — быть убитым или попасть в плен. И все-таки танкисты выбор свой сделали — они побоялись сгореть живьем.

Откинулся люк башни, и из него показался танкист в черной униформе. Он поднял руки. За ним из башни стал выбираться второй танкист. Оба спрыгнули на землю и побежали прочь от танка — в поле. Лежащий на холме пулеметчик дал короткую очередь, и танкисты, как подкошенные, рухнули на бегу. «Да ведь они от танка убегали, он рванет сейчас!» — сообразил Михаил и точно так же кинулся бежать прочь.

Через несколько секунд раздался взрыв.

Михаил остановился, обернулся. Башню отбросило взрывом на два десятка метров. Пламя внутри танка гудело, напоминая звук паяльной лампы, столб его поднимался вверх на десяток метров. Разлетающиеся во все стороны искры попали на стоящий рядом бронетранспортер на разлитый под ним бензин, — и бронетранспортер тоже вспыхнул.

Теперь ему здесь делать нечего. Михаил вышел на поле, махнул рукой. От холма отделилась фигура пулеметчика. Надо бы посоветоваться, что делать дальше, — только как? Пулеметчик от контузии оглох.

Когда пулеметчик подошел, он показал рукой на танк и поднял вверх большой палец — одобрял, стало быть. В свою очередь Михаил указал на перекресток. Они направились туда.

Пулеметчик осмотрел развороченную взрывом землю, вздохнул. Потом подошел к противотанковому ружью, поднял его. Михаил подбежал, взялся за ствол. Тяжеленная штука. Они понесли ПТР на холм.