Врангель - Борис Соколов

Я прибыл в Петербург утром. Заехав домой переодеться, я отправился в штаб округа. В дверях штаба я столкнулся с генералом Красновым, старым знакомым моим еще с японской войны, последнее время командовавшим 2-ой сводной казачьей дивизией. Он был чрезвычайно удивлен, узнав о назначении моем командующим 3-м конным корпусом. Оказалось, что он почти одновременно со мной тоже допущен Ставкой к командованию этим корпусом и уже в командование вступил. В последнее время при массовой смене лиц командного состава такие недоразумения случались часто. Я ничего не имел против неожиданного осложнения и решил не торопиться с принятием корпуса, предварительно ознакомившись с обстановкой».

Командующим Петроградским военным округом был назначен полковник Полковников, бывший начальник штаба Уссурийской дивизии. Он тоже принимал участие в корниловском выступлении во главе Амурского полка, но вовремя перешел на сторону Керенского. Полковников объяснил Врангелю, что, поскольку приказ о его назначении последний по времени, именно он и должен принять корпус. Петр Николаевич ответил, что не может ставить Краснова в неловкое положение, поэтому будет в Петербурге ждать разрешения вопроса.

Врангель поинтересовался, каким образом Полковников, участвовавший в наступлении Корнилова на Петербург, мог быть назначен командующим войсками Петербургского округа. В ответ он услышал: «Вы же назначены командиром 3-го корпуса, чего тоже, очевидно, совершенно не ожидали».

Вероятно, в пользу Врангеля сыграл тот факт, что он прямо не участвовал в выступлении Корнилова.

Вечером барон встретился с графом А. П. Паленом. Тот рассказал, что в первые дни после разрыва корниловской Ставки с правительством Керенского большинству его офицеров-подпольщиков пришлось скрываться или бежать из города во избежание начавшихся арестов. Сам Пален пережидал эти дни в Рябове, имении своего знакомого Всеволожского под Петроградом.

Вечером Полковников связался с Врангелем по телефону и попросил зайти в штаб округа. Там генерал узнал, что «по условиям политического момента и ввиду его политической фигуры» военный министр Верховский не находит возможным его назначение командиром корпуса, расположенного в окрестностях столицы. Полковников добавил, что Верховный главнокомандующий Керенский с ним согласился и Врангелю будет предложено другое назначение. Петр Николаевич, однако, заявил, что никакого другого назначения не примет и будет ходатайствовать об увольнении в отставку.

Полковников заметил, что отставка старших начальников ныне не производится — имеется приказ военного министра, запрещающий возбуждение таких ходатайств. Тогда Врангель поехал за уточнением в министерство, где полковник Самарин подтвердил, что отставку ему получить не удастся.

Для решения вопроса Врангелю оставалась Ставка. Однако нового начальника штаба Верховного главнокомандующего генерала Духонина он совсем не знал, как и генерал-квартирмейстера, и дежурного генерала в Могилеве. Зато помощником начальника штаба по гражданской части состоял В. В. Вырубов, приятель барона по студенческим годам и времени службы вольноопределяющимся в Конногвардейском полку. И Врангель послал Вырубову телеграмму, прося помочь получить отставку.

На следующий день Петр Николаевич узнал, что прибывший в Петроград командующий Северным фронтом генерал Черемисов желает его видеть и просит приехать к полудню в Зимний дворец, где он должен быть у Керенского. Черемисов предложил Петру Николаевичу поступить в его распоряжение и ехать с ним в Псков. Однако барон подтвердил, что твердо решил оставить службу.

По приезде в Могилев Врангель явился к генералу Духонину, которого увидел впервые. Он так описал эту встречу и свое последовавшее за ней решение: «Среднего роста, полный, румяный, с густыми вьющимися черными волосами, чрезвычайно моложавый, он производил впечатление очень мягкого, скромного человека. Он стал уговаривать меня отменить мое решение, доказывая, что при настоящих условиях долг старших начальников оставаться в армии, что только их присутствие в армии еще дает возможность бороться с развалом. Я твердо стоял на своем. В тот же день я подал на имя генерала Духонина рапорт. Я писал, что, будучи назначен командиром 3-го корпуса, к командованию корпусом допущен не был. Ввиду всей прежней моей службы причину этого могу видеть лишь в моих политических убеждениях, „не всем угодных“, что „убеждений своих никогда не менял и в угоду кому бы то ни было менять не буду“, и ходатайствовал об увольнении меня в отставку».

Несомненно, монархические убеждения Врангеля не были тайной ни для кого, включая Керенского, поэтому-то новый главковерх и не хотел давать ему должность, связанную с командованием крупными воинскими соединениями.

Несколько дней спустя Духонин через Вырубова передал Врангелю, что Керенский не считает возможным уволить в отставку одного из старших кавалерийских начальников. Петру Николаевичу была предложена должность командующего войсками Минского округа, но он отказался.

Продолжая добиваться официальной отставки и в то же время прекрасно понимая, что в военное время никто ее не предоставит, Врангель поселился в вагоне Вырубова в Могилеве, обедал и ужинал вместе с ним у общего приятеля графа К. А. Бенкендорфа, состоявшего при военных представителях иностранных держав. Как-то за столом зашел разговор о необходимости реорганизации армии. Вырубов рассказал, что этим как раз сейчас и занимаются в Ставке. Предполагалось организовать армию по территориальному принципу в надежде, что части, состоящие из земляков, будут более упорно сражаться и меньше подвергнутся разложению. Врангель стал горячо доказывать, что территориальная система может лишь расчленить армию на национальные контингенты и будет способствовать сепаратизму национальных окраин. Да и переход на территориальную систему в военное время практически неосуществим. Он предложил другой план. В мемуарах он писал:

«По моему мнению, для оздоровления армии, если еще не поздно, необходимо прежде всего, чтобы правительство отказалось от так называемой „демократизации армии“ и „революционной дисциплины“, чтобы была проведена в жизнь так называемая „Корниловская программа“. При этих условиях я видел возможность начать в армии работу. Пользуясь зимним затишьем и оттяжкой германцами значительных сил на западный фронт, можно было, оттягивая постепенно часть корпусов в тыл, выделить из частей наиболее слабый элемент; остающимися пополнить выделенные в дивизиях ударные батальоны, кои могли быть развернуты в полки и бригады. По этому расчету число пехотных дивизий должно было уменьшиться, сколько мне помнится, вдвое, но зато дивизии эти были бы боеспособны. Выделенные из полков негодные элементы могли бы быть сведены в рабочие роты с особо строгой дисциплиной. Эти роты могли бы употребляться на тыловую службу, и возвращение из них обратно в строй должно было быть допускаемо по прошествии некоторого времени и с соответствующей аттестацией начальства. Служба в строю, по моей мысли, должна была быть обставлена рядом служебных и материальных преимуществ по сравнению с тыловой. Конечно, все эти меры могли дать соответствующие результаты лишь при условии изменения общего порядка в армии».