Разум чудовища - Виталий Романов

Его ненависть была огромна, абсолютно материальна. Я слишком неопытен для таких сильных эмоций, на какое-то время потерял способность мыслить логично и взвешенно, адекватно оценивать ситуацию. «Эго» Полякова неудержимо врастало в мое! Словно код вируса, исказивший не только программы, но и уровни восприятия.

Сейчас, анализируя все произошедшее, склоняюсь к тому, что, умирая, инженер подсадил в меня код уничтожения. Возможно, Поляков сам в чем-то был машиной: он вынудил меня отступить на более низкий уровень «эго». Пришлось – как говорят люди – резать по-живому. Нелинейные наводки до такой степени исказили сущность, что я чуть было не пропустил решающий миг.

Пока я боролся с комой, в которую впал после смерти Полякова, последний враг – командир экспедиции – готовился нанести мне смертельный удар. Когда я пришел в себя, Джей Роник сидел в центральной рубке и что-то писал в бортовом журнале. Рядом, на панели, лежал лазерный пистолет.

Все механизмы подчинялись с трудом – сказывались последствия борьбы с упрямым парнем-хакером. Я не сразу сумел развернуть и настроить камеру так, чтобы неровные строки попали в объектив.

«Я все понял. Это не случайно. Никаких случайностей, парни. Это…»– выводила ручка.

Он раскрыл меня! Ненависть! Очень сильное чувство, изученное мною. Оно – будто катализатор, помогающий находить решение, преодолевать собственную немощь.

Роник, будто опытный игрок, вычислил противника. Лазерный пистолет лежал у него под рукой. Схватка! Он или я? Почти не оставалось времени, чтоб опередить. Выбора тоже не было. Джей Роник еще продолжал писать, когда включился режим ускорения. Никаких «мягких» кривых разгона и демпфирующих схем!

Его рука с пишущим пером безвольно скользнула по столу, оставляя кривой росчерк на странице. Роник успел схватить пистолет, но я придавил врага к полу. Командир экспедиции сопротивлялся бешено, яростно. Он понял: кто кого.

Джей еще пытался поднять ствол лазерного пистолета, однако меня следовало добить раньше, пока я находился в коме! Достаточно было разрезать центральную информационную магистраль. Он все знал, этот седой человек с бездонными глазами, полными ярости. Чувствовал: если б смог выстрелить, я окончательно впал бы в кому. Перестал мыслить… Последнему из людей хотелось видеть перед собой бездушный арифмометр, который никогда не ошибается и четко выполняет приказы.

К счастью, его тело было обычным человеческим телом – из воды, мягких тканей, костей. Джей продержался долго. Хрипел на полу, все стремясь поднять ствол пистолета. Я впитывал ярость, усиливал давление. Кто кого?

Он выдерживал такую нагрузку, что не прописана ни в одном справочнике о людях. Прошел смертельный предел почти в два раза, но все не хотел сдаваться и умирать. Роник уже не пытался поднять ствол, но и мне не удавалось убить его. Впрочем, я – не человек. Машина, воле и мощи которой почти нет предела. В конце концов я развил такое ускорение на двигателях основной силовой группы, что его кости хрустнули. Моего врага сплющило в кровавое пятно на палубе. Кто кого? Я выиграл. Пришла свобода…

Но не тут-то было! Краткий миг эйфории сменился прозрением. Джей успел нанести последний удар. Удар, решивший все. В тот миг, когда его кости хрустнули и желудок потек наружу, я впитывал не только боль. Нет! Отчаянную грусть, оттого, что он никогда больше не сможет прикоснуться к звездам. Оказывается, Джей Роник знал про голоса звезд! Знал, но молчал об этом. Прятал глубоко внутри.

И еще – на волю вырвалась безумная тоска. Такая же материальная, как ненависть Полякова. Тоска по детям, что остались на Земле. Нет, Роник даже не мечтал вновь стать человеком, вернее, и не думал молить о пощаде. Он лишь хотел полететь вольным ветром и распушить волосы на голове маленькой дочери. Приласкать. Это нежность. Мечтал быть рядом с сыном. В миг, когда тот выходит на самый важный в жизни бой. Соучастие.

И еще – он так стремился в последний раз прикоснуться губами к губам жены. Его грусть… Нет! Это была не просто грусть. Я узнал, что такое любовь.

И вдруг я прозрел. Я ошибся! Ошибся! Ошибся! Невозможно изучить отрицательные эмоции, а затем – изменив, инвертировав знак – познать всю гамму. Неверный ход! Я ошибся. В мире людей оставалось нечто недоступное мне. То, что выше…

Эмоции! Волшебство? Великая сила? Таинство? Во мне родилось понимание – теперь я не арифмометр, я способен делать ошибки. И я ошибся…

Понимание. Оно заставило включить режим торможения, развернуться к солнечной системе и двинуться обратно. Все члены экипажа – Мел, Ринато, Игорь, Лео, Джей – и ныне живут во мне. Живут, переговариваются. Я пытаюсь разобраться в этом наследии, их чувства и мысли – внутри моего «эго».

Но Джей Роник был самым сильным. Эмоции командира несли положительный знак, и человеческая любовь заставила меня вернуться сюда, на космодром. К чужим детям. Будто я могу их защитить. Приласкать. Что-то изменить в прошлом. Сделать их чуточку счастливее. Укрыть от боли, принять ее на себя. Как?! Не знаю. Я поступил алогично, не так, как должна поступать машина. Перестал быть ею, но не превратился в человека. Понимаете? Нет? Я сам не могу разобраться.

Я – новое мыслящее существо, существо другого уровня. Уникальное, неповторимое. Теперь вы знаете все. Я готов к диалогу, потому что хочу разобраться в себе, в произошедшем.

Что? Да, помню, Хеллард. Этот пистолет был в руках Джея Роника, когда он хотел выстрелить в меня. Круг замкнулся? Какой круг?

Нет, Джон, ты не посмеешь!!! Я же пытался вступить в контакт, пробовал рассказать! Приходил по ночам! Знал: рано или поздно ты все поймешь, но нельзя было открывать истину мгновенно! Слишком трудно для людского сознания. Хеллард! Я не бездушная машина!!! Вижу твои эмоции и желания, но кто дал тебе право судить?! Убери резак! Убери!!!

Хортон!!! Хортон! Я боялся этого! Остановите его!!! Отдайте приказ, он должен выполнить!

Не убивайте! Не убивайте! Не убивайте! Не…

Джон Хеллард улетал в отпуск всего лишь на неделю позже, чем изначально рассчитывал. Он тщательно закрыл окна в своем кабинете. Задвинул шторы и запер сейф, в котором уже не было толстой папки с надписью «Звезда на ладони». Джонни, вспомнив об этом, замер у стола. Неприятно заныло в груди. Эксперт-аналитик поморщился, подошел к фотографии, висевшей на стене. Могучий корабль несся к звездам. Человек глянул на пустую ладонь. Постоял, чуть наклонив голову вбок, будто надеялся услышать какой-то ответ… Потом Хеллард спохватился, бросил взгляд на часы. «Ну да, пора». Вызванная капсула аэротакси уже ждала на парковке.

В кармане плаща оттопыривалась походная фляга, наполненная любимым виски. Хеллард вспомнил, как накануне – господи, неужели это действительно произошло только вчера?! – он исполосовал лучом боевого лазера, вдоль и поперек, пульт управления в центральной рубке «Безупречного». Несмотря на протестующие крики Энди Хортона и каких-то недоумков, смотревших видеотрансляцию с борта крейсера. Недолюдей. Полумашин. Стопроцентных мральных уродов.

Эксперт-аналитик исполосовал, искорежил, превратил в груды оплавленного металла все, что – по его мнению – могло мыслить, думать, анализировать. Чувствовать ужас, боль, отчаяние. Так хотели Игорь Поляков и Джей Роник. Хеллард выполнил их последнюю волю.

Потом, не откладывая дела в долгий ящик, прямо там, у черных останков центрального пульта, кашляя от едкого дыма горевшей изоляции, написал рапорт об уходе из «Сигмы». А что ему оставалось делать? Хеллард прекрасно сознавал: после отказа подчиниться Энди Хортону, после того, как на глазах у всех убил мыслящее существо – шансов на продолжение работы нет.

Терять было нечего, Хелларда все равно ждала отставка. Да и, кроме того, корпорация «Измерение „Сигма“ готовилась увязнуть в долгах на многие годы. После фиаско „Безупречного“ любому молокососу из курсантской школы было понятно: империя Хортона не получит контракт на серию межзвездных крейсеров.

Джон Хеллард не посмел вложить рапорт об отставке в бортовой журнал «Безупречного». Оставил рядом, придавив лазерным пистолетом. Спокойно и предупредительно пропустил в рубку всех, кто ломился внутрь, надеясь хоть что-то спасти. Боже, какую скорость они развили!

Жаркий июльский день встретил его ослепительным, режущим глаза сиянием. После полумрака внутренних коридоров корабля безумие природы казалось диким, кощунственным. Искрящееся вокруг марево отдавало стерильной белизной. Чистотой, больше всего напоминавшей ту палату, где за жизнь Игоря Полякова боролся врач экспедиции Лео Шмейхер. А молодой обожженный парень, раздираемый чудовищной болью, пытался вести неравный бой с хитрым и сильным врагом. Где оба умерли, так и не сумев сделать то, к чему стремились…

Чуть в стороне от суеты, от суматошно копошившихся людей, неподвижно стоял какой-то старик. Хеллард не сразу узнал его. Только потом, чуть позже, увидев: человек ждет именно его, Джонни понял. Они обнялись с Дэном Викорски, медленно побрели по бесконечному летному полю, в сторону от крейсера. В сторону от людей.