Последний побег - Трейси Шевалье

Ближе к вечеру, когда Хонор перекладывала на столе рулоны ткани, она услышала, как кто-то тихонько откашлялся.

— Прошу прощения, мисс. Сколько это за ярд?

Хонор подняла голову. Рядом с ней стояла чернокожая женщина и указывала на рулон ткани у нее в руках: кремовый хлопок в мелких рыжеватых ромбиках. Женщина была одного роста с Хонор, но значительно старше. Морщинки на ее гладких блестящих щеках напоминали линии на ладони. Она носила очки и соломенную шляпку, украшенную одуванчиками, поникшими от жары.

Хонор оглянулась на Адама, но он отсутствовал. Видимо, ушел в заднюю комнату.

— Я вас обслужу, — сказала она, довольная, что к ней обратились. Ткани были намотаны на деревянные плашки, и на одном из концов этих плашек Адам написал цены. Хонор перевернула рулон и прочитала вслух: — Шестьдесят центов за ярд.

Женщина поморщилась.

— Мне хватит, да. — Она достала из сумки кружевной воротничок, пожелтевший от времени, но очень красивый. Приложила его к ткани и разгладила длинными пальцами с аккуратными светлыми ногтями. — Он сюда подойдет? — Это было скорее утверждение, чем вопрос, и Хонор не знала, нужно ли отвечать. Воротничок вполне подходил к ткани, но лучше было бы выбрать что-нибудь типа шелка. Но Хонор решила этого не предлагать, поскольку шелк стоил намного дороже.

— Это ты для себя? — спросила она.

Женщина покачала головой.

— Свадебное платье для дочки. Надо что-то такое, что можно будет носить и потом. На каждый день или в церковь.

Она такая же, как все женщины, подумала Хонор. Хочет, чтобы дочка выглядела красивой на собственной свадьбе, но чтобы платье было практичным.

— Тогда это очень хороший выбор, — произнесла она. — Сколько ярдов?

— Шесть… нет, пять, пожалуйста. Она маленькая, невысокая.

Трясущимся руками Хонор отмерила и разрезала ткань — внимательнее, чем для всех остальных покупателей в этот день. Заворачивая отрез ткани в бумагу, она подумала: «Я в первый раз обслужила чернокожую покупательницу».

Она почувствовала на себе пристальный взгляд и подняла голову. Женщина внимательно изучала желтую отделку ее капора.

— Откуда у тебя капор? Не из Оберлина?

— Из Веллингтона. Из магазина Белл Миллз.

Сегодня уже несколько женщин спросили Хонор о ее капоре, и все были страшно разочарованы, что за такой красотой надо ехать в Веллингтон.

В глазах чернокожей женщины вспыхнула искорка узнавания. Она в упор посмотрела на Хонор сквозь стекла очков. Похоже, собиралась что-то сказать, но тут в зал вернулся Адам.

— Добрый день, миссис Рид. Хонор тебя обслужила как надо?

Миссис Рид повернулась к нему:

— Да, обслужила как полагается. А где Абигейл?

— Ей с утра нездоровилось.

— Какая досада. — Миссис Рид поджала губы и отдала Адаму деньги за ткань. Всем своим видом она давала понять, что ей есть, что сказать, но она предпочитает держать язык за зубами, и только глаза выдавали ее. Она взяла со стола сверток. — Спасибо. Хорошего дня. — Она направилась к выходу, не оглянувшись.

Хонор свернула рулон и убрала его на место, ощущая в душе странную пустоту. Было очевидно, что эта встреча значила для миссис Рид намного меньше, чем она значила для самой Хонор.

Фейсуэлл, Огайо,

5 июля 1850 года

Дорогие мои родители!

Я была вне себя от радости, получив нынче утром ваше письмо — первое после того письма, что ожидало меня по приезде в Фейсуэлл. Читая его, я явственно слышала ваши родные голоса и представляла, как мама пишет письмо, сидя за столиком в уголке, и смотрит в окно, пока думает, какие новости мне сообщить.

Радость мою омрачала лишь боль от того, что в письме вы обращаетесь и к Грейс тоже. Сейчас, когда я пишу эти строки, вы еще не знаете о ее смерти. Это поистине странное ощущение — понимать, что столь важные вести приходят с отсрочкой почти в два месяца. Когда вы получите письмо, может случиться еще много чего, о чем вы не будете знать. Так же и новости, которые вы сообщили мне в этом письме, уже давно потеряли свою новизну за вереницей других событий. Я могу лишь надеяться и молиться о том, чтобы в нашей жизни не происходило ничего такого, о чем близким следует знать неотложно.

За то время, что прошло после моего предыдущего письма, я успела познакомиться с остальными жителями Фейсуэлла и теперь помогаю Абигейл лучше, чем вначале. Я уже не пытаюсь организовывать дом по-своему, поскольку любое мое предложение Абигейл воспринимает как критику в свой адрес. Разумеется, я не поучаю ее, а просто стараюсь установить в доме такой порядок, чтобы его было легко поддерживать. Но Абигейл очень обидчива и любое невинное замечание воспринимает с обидой. Адам предпочитает не вмешиваться. Он лишь попросил меня уважать мнение Абигейл — поскольку в доме хозяйка она, здесь все будет организовано по ее слову. Пришлось отступиться.

Однако мне все-таки удалось кое-что сделать по-своему. Абигейл не любит работать в огороде — тут очень жарко, гораздо жарче, чем в Англии, и вдобавок влажно и душно. Можно было бы предположить, что Абигейл, как человек, с детства привыкший к подобным условиям, должна переносить жару легче, чем я. Но у нее сразу краснеет лицо, и она начинает жаловаться так горько, что мне становится ее жаль. Постоянная битва с вредителями отнимает у Абигейл силы. Когда я предложила взять огород на себя, она впервые за все время, что я живу у них в доме, посмотрела на меня с искренней благодарностью. Одно это стоит того, чтобы терпеть духоту и жару.

Мы выращиваем те же овощи, что и в твоем огороде, мама: картофель, фасоль, морковь, латук, помидоры и тыквы. Но они не такие, к каким я привыкла. Картофелины крупнее, и у них больше глазков. Морковь тоньше и более заостренная — но такая же вкусная. Фасоль более гладкая, латук растет гораздо быстрее. А тыквы желтые!

Большая часть огорода отведена под кукурузу. Дома мы выращиваем кукурузу только на корм скоту, но, кажется, тут это основной продукт, более распространенный, чем пшеница или овес. Кукуруза растет повсюду, и хотя она еще не созрела и ее нельзя есть сырой, все говорят, что она нежная и сладкая. Однако я ела немало кушаний, приготовленных из кукурузной муки. Даже чересчур много, как мне кажется. Абигейл настаивает на том, что готовить будет она, хотя разрешает мне чистить и резать продукты и мыть посуду. Без кукурузы здесь не обходится ни одна трапеза: кукурузная каша на завтрак, кукурузный хлеб к обеду, кукурузное масло, на каком жарится рыба, и даже кукурузные кексы, которые мы запиваем кофе. Разумеется, я не ропщу и с благодарностью принимаю любую пищу. Просто из-за этого вездесущего сладковатого привкуса вся еда кажется одинаковой.

В огороде работы много. Абигейл и Адам все посадили, как надо, но в такую жару огород требуется поливать постоянно. И сорняки растут даже быстрее, чем любое культурное растение. И потом, есть еще кролики и олени, птицы, улитки и слизни, и саранча, и другие вредители, которым я даже не знаю названий. Кролики лезут к нам постоянно. Они очень умные, роют ходы под забором. Видимо, американские кролики гораздо умнее английских, и иногда я всерьез задумываюсь о том, чтобы ложиться спать прямо в огороде. Может, это их отпугнет? Теперь, когда Абигейл препоручила мне свой огород, она только и делает, что критикует мою работу, и при этом не предлагает ничего дельного. К счастью, кукуруза не требует особенного ухода. Пишу «к счастью», потому что всякий раз, когда захожу в кукурузу, я натыкаюсь на змей. В жизни не видела столько змей; каждый раз мне приходится сдерживать крик. Большинство из них не ядовито, но ядовитых тоже немало.

Говорят, что к Четвертому июля[3] кукуруза должна вырасти по колено. Кукуруза у нас в огороде уже значительно выше, чем мне по колено, и я думала, что она уродилась на славу, но мне объяснили, что имеется в виду «по колено всаднику, сидящему в седле». Здесь столько слов и выражений, которых я не понимаю, и мне порой кажется, что американский английский — такой же чужой язык, как, к примеру, французский.

Вчера было Четвертое июля. Американцы очень гордятся своей независимостью от Британии. Я не знала, чего ждать в этот день, хотя слышала, что во многих местах будут праздновать. Однако ни в Фейсуэлле, ни в Оберлине никаких празднеств не было, поскольку праздник учрежден в поддержку Декларации независимости — документа, который, как мне говорили, не включает негров в число равноправных граждан. Некоторые из фейсуэллских Друзей отправились в Оберлин, там в сквере при колледже собирались противники рабства. Хоть мы и взяли с собой еду, но не для того, чтобы праздновать, а просто для общего пикника. В целом жители северной части Огайо не одобряют рабства, а оберлинцы пользуются репутацией самых ярых противников рабовладения.