Ухаживая за Джулией - Мэри Бэлоу

Голос ее и нелюбезный тон развеяли чары, и он вновь содрогнулся от ярости. Содрогнулся от того, что она, черт побери, заставила его желать ее еще сильнее, чем тогда, когда ей было пятнадцать лет. Даже сейчас она не завернулась в полотенце и не нырнула обратно в озеро от стыда и желания соблюсти хоть какие-то приличия. Она стояла на траве с обнаженными ногами, расправив плечи и высоко подняв голову. Так, словно виноват был он.

– У тебя есть хоть немного скромности? – Злобный тон графа удивил даже его самого. – Ты собираешься демонстрировать себя перед всеми, провоцируя насилие над собой?

– Ты говоришь о скромности? Я купалась одетой в шесть часов утра. Демонстрировать себя перед всеми? Это частное озеро в частных владениях. Насилие? Это то, что у тебя на уме, Дэниел? Ты хочешь меня?

– Одетая! – Ноздри у него раздувались, и он неожиданно для себя шагнул к ней. – И это ты называешь одеждой, Джулия? – Выразительным жестом он ткнул в прилипшую к ее телу сорочку и позволил глазам скользнуть вниз по ее ногам, – Ты могла бы снять это и надеть что-нибудь сухое из твоего гардероба, когда вылезла из воды. Что, если бы; тебя сейчас увидел садовник?

– Он выбрал бы другой путь, – невозмутимо ответила она.

– А если бы этим человеком оказался кто-то из гостей, например, Фредди?

– Если бы это был Фредди, он бы оценил увиденное и вместо того, чтобы прятаться в тени, заявил, что ему повезло, и пофлиртовал бы со мной.

– Пофлиртовал. – Слово было произнесено спокойно. Дэниел был так рассержен, что не мог даже проявить свой гнев, опасаясь, что окончательно потеряет над собой контроль. Если он не будет держать себя в узде, он оскорбит ее каким-нибудь насильственным действием. – Ты отдаешь себе отчет в том, какие формы примет этот флирт, Джулия?

– А ты? – Она засмеялась и подняла полотенце, чтобы вытереть волосы.

– Ты больше не должна носить эту сорочку, Джулия. Ты не должна стоять так, выпрямившись. Иначе ты лишишься своей добродетели и девственности, если, конечно, все еще обладаешь ею.

Ее рука замерла, и краска бросилась в лицо.

– Ты оскорбляешь меня, Дэниел, и думаю, тебе надо извиниться.

– Боже, женщина, – простонал он. Кулаки его рук, висящих вдоль туловища, были крепко сжаты. – Ты что, совсем не разбираешься в людях? В мужчинах?

– Нет, – отрезала Джулия, и по блеску ее глаз он увидел, что она тоже рассердилась. – Я понимаю мужчин, Дэниел. По крайней мере, некоторых. Я понимаю, что они могут желать то, что ненавидят и презирают. Я понимаю, что они способны обвинить других в том, что хотели бы совершить сами. Ты хотел бы овладеть мной, не правда ли, Дэниел? И разумеется, эта мысль приводит тебя в ужас, ведь ты благородный граф Биконсвуд! Поэтому вся вина ложится на меня. Нет ничего неприличного в том, что я плавала здесь рано утром, но поскольку ты увидел меня здесь и потому, что возжелал меня, я – распутница, а может быть, даже продажная женщина!

Дэниел крепко сжимал кулаки, ему казалось, что костяшки пальцев вот-вот треснут.

– Ты когда-нибудь слышала о поддразнивании? Женщины созданы для того, чтобы их желали мужчины, Джулия. Так продолжается человеческий род. Женщина, обнажающая тело перед мужским взглядом, вправе ожидать, что он захочет ее. – Ее щеки вновь порозовели. – В его желании нет ничего позорного, все зависит от того, что он делает с этим желанием. Тебе повезло, что утром тебя застал человек, способный себя контролировать, {

– Ах, так, – ехидно ответила Джулия, – значит, ты оправдан? Ты человек, которым следует восхищаться? Человек, обладающий самоконтролем и наделенный совестью? Вся вина – моя. Пусть будет так. Но все же ты должен извиниться передо мной.

– Джулия. – Граф схватил ее за запястье. Ее кожа была холодной. – Будь осмотрительна. Ты больше не ребенок, который ведет себя как сорванец. Ты – женщина. Леди. Не провоцируй других мужчин. Они могут оказаться менее щепетильными.

– Например, Фредди? Вчера вечером ты лишил меня его поцелуя. Я хотела, чтобы он поцеловал меня. Видишь, Дэниел, какая я распущенная. Мне двадцать один год, и я хочу, чтобы меня целовали. Это ужасно?

Ему не следовало касаться ее. Он чувствовал, как тепло его руки проникало в ее запястье. Он мог бы согреть ее всю, если бы крепко прижал к себе, если бы сильно потер ее спину ладонями, если бы содрал с нее мокрую сорочку, если бы передал ей свое тепло, поцеловав в губы. Его мысли текли независимо от его воли. Он отпустил ее руку.

– Ты глупышка, – вздохнул Дэниел. – Неужели ты не понимаешь, что играешь с огнем, поощряя Фредди? Ты думаешь, что сможешь быть счастлива с игроком и волокитой?

– Но я могу переделать его.

Джулия улыбнулась ему.

– Женщины не переделывают мужчин. Те, кто выходит замуж с этой надеждой, оказываются очень несчастными. Фредди – представительный, очаровательный и, очевидно, очень привлекателен для женщин, Джулия. Но если ты выйдешь за него замуж, ты совершишь величайшую ошибку.

А тебя это волнует? – заинтересованно спросила она. – Но почему, Дэниел? Если я не леди и лишена добродетели – и девственности, – почему тебя беспокоит, за кого я выйду замуж?

– Мой дядя любил тебя и обращался с тобой как со своей внучкой, – ответил граф. – Я вырос, считая тебя кузиной. Я беспокоюсь о тебе так же, как о любом другом члене семьи. Я несу за тебя ответственность, Джулия.

– Не надо. – Это прозвучало так, словно она щелкнула кнутом. – Ты не обязан нести за меня ответственность, Дэниел, и я благодарна Провидению за это. Я могу выбирать из четырех мужчин, если они сделают мне предложение. Фредди уже попросил моей руки. Или я могу отправиться к моему дяде на север Англии. В конце концов, я могу попробовать подыскать себе место гувернантки, учительницы или компаньонки, меня богатый выбор, и я сделаю его сама. Без посторонней помощи. Ты понял меня? Ты можешь взять свое мерзкое чувство ответственности и закинуть его в озеро или куда пожелаешь! Мне холодно. Я уже превратилась в сосульку. Мне хотелось бы вытереться и переодеться в платье, если ты позволишь. Или ты хочешь остаться и понаблюдать?

Он пристально смотрел на нее несколько секунд, затем повернулся и пошел прочь, не произнеся ни слова. Он должен был испытывать облегчение. Она сделала то, на что имела полное право. Она отвергла его помощь и освободила от ответственности. Она предпочла сама творить свою судьбу. Или роковой конец.

Теперь он может избавить свой ум и совесть от нее и отдаться приятному, хотя и скучноватому месяцу со своей семьей. Он снова может обратиться мыслями к Бланш и к тому, как он встретится с ней, когда через месяц покинет Примроуз-Парк. Мысли о Бланш должны были бы заставить его сердце прыгать от радости.