Самовоспитание и самообучение в начальной школе (сборник) - Мария Монтессори

Они становились для измерения на педометр очень осторожно; когда нужно было, чтобы они изменили позу, достаточно было шепнуть одно слово, и самые едва заметные движения производились с величайшей точностью; дети, видимо, могли управлять своими движениями, контролировать их; они были в состоянии претворять слова, которые они слышали, в действия: это делало для них возможным повиновение, и в этом было для них особое очарование внутренней победы. Когда измерение заканчивалось, детям ничего не говорили; они выжидали несколько мгновений и потом с улыбкой отходили. Они понимали, что пока их дело закончено, возвращались снова в свой угол к своим рамкам и принимались за работу. Вскоре детей звали снова, и та же самая процедура повторялась.

Если вспомнить, что дети в их возрасте (около 4,5 лет), предоставленные самим себе, носятся, прыгают, опрокидывают вещи почти бессознательно и требуют кого-нибудь, кто бы подчинялся их капризам или останавливал их окриком, то нам станет ясным степень внутреннего совершенствования, которая произошла в этих двух малышах, достигших такой стадии развития, когда работа становится привычкой и послушание – чарующим достижением.

Антропологические измерения показали, что один из детей (О.) подходил к норме (вес, рост, объем груди), а другой (А.) был ниже нормального.

Ниже я привожу несколько записей учительницы о поведении этих же детей, когда они были еще недисциплинированными и в состоянии «беспорядка».

О.: Дерется, шумит, задирает товарищей, ни за что не берется, смотрит на чужую работу и мешает; прислушивается к индивидуальным урокам с презрительным выражением лица. Отец ребенка сообщил, что дома он безобразничает и с ним нет слада.

А.: Спокоен. У него почти мания следить за товарищами и сообщать учительнице о каждом проступке, который может казаться нехорошим или неправильным.

Тот и другой ребенок из очень бедных семей. О. совершенно заброшен.

Более поздние записи (дети пришли к самодисциплине и упорядоченности через работу).

О.: Буйство, проявляемое О., дома свелось к борьбе за хлеб. Отец очень бедный человек и не давал ребенку хлеба; ребенок не падал духом, не плакал, но боролся всеми средствами, чтобы добыть свою порцию хлеба. На вопрос учительницы, почему ребенку не дают хлеба, отец уверял, что мальчик, как только съедал свой кусок, просил еще.

В школе ребенок бегал от группы к группе, от урока к уроку, мешал всем и, суясь повсюду, как бы боролся за свою умственную пищу так же, как дома за кусок хлеба. Это – ребенок, у которого безграничная жажда жизни. Самосохранение, кажется, одно из сильнейших стремлений его натуры.

Когда жизнь его стала обеспеченной, ребенок сделался мягким, более того – проявлял массу ласковости и деликатности. Это – тот самый ребенок, который, когда что-нибудь усваивал или успевал в каком-нибудь упражнении, от радости посылал товарищам воздушные поцелуи. Для других детей, достигших этой фазы порядка и дисциплины, запись учительницы гласит: «Работа», в записи об О. помечено: «Работа и доброта».

Пока не введен был горячий завтрак, дети приносили кое-что с собой. Завтраки были очень различны. Двое-трое приносили мясо, фрукты и т. д. О. сидел рядом с одним из таких детей. Однажды стол был накрыт, и у О. не было ничего, кроме куска хлеба, отбитого с трудом. О. посмотрел на соседа, но без зависти, а лишь как бы для того, чтобы регулировать свою трапезу. С большим достоинством он старался есть свой кусок очень медленно, чтобы не опередить других и не показать, что ему уже нечего есть, когда другие еще за столом. Он откусывал маленькие кусочки медленно и серьезно. Сознание собственного достоинства укрепилось в душе ребенка наряду с осознанием основных требований жизни, заставлявших его бороться и завоевывать то, что было «необходимо». С этим соединялась удивительная чуткость и доброта, не ждавшая никакой награды.

Очень замечательно, что этот ребенок, по-видимому, недоедающий, обладал нормальными для своего возраста антропологическими измерениями и весом. В бедности и заброшенности он защищал свою жизнь: нормальное состояние его тела было результатом его героических усилий.

А.: Ребенок всегда был спокоен и тих, он очень скоро достиг фазы активной, упорядоченной и основательной работы. Он отдавался ей с глубокой серьезностью и постоянством. Это – тип толкового, хорошего ребенка обычной школы. Часто он приходил в школу голодный. Его «хорошесть» была пассивного характера – представляла смертельную опасность для него самого; он принимал недоедание без протеста; получал очень много от предоставляемых ему стимулов психической жизни, но никогда бы ему не завоевать их для себя. Его «хорошее» оставалось того же типа и после наступления периода «порядка», как и до этого; он не проявлял ни возбуждения, ни экспансивности. Его антропологические измерения (ниже нормального) указывали, что он вступил на жизненный путь, как «жертва». Он принадлежит к тому типу существ, которых «должны спасать другие».

Характерной нравственной особенностью этого ребенка было «шпионство». Учительница заметила, что ребенок не работал, как другие, он часто подходил к ней и справлялся, хорошо ли он работает или плохо. И это происходило не только во время работы над материалом, а повторялось при каждом его действии, имеющим какое-нибудь моральное значение. Его главная забота была – хорошо или плохо он поступает. Потом он старался с возможной точностью поступать хорошо. Что касается его «шпионских» наклонностей, то тут никогда не проявлялось ничего враждебного к товарищам: ребенок внимательно следил за ними, и как он раздумывал о своих поступках, так же он ставил вопрос и о других: такой-то сделал то-то – хорошо это или плохо? Потом ребенок старался избегать всего того, что у других было признано «плохим».

Кажущееся «шпионство», в сущности, было не чем иным, как стремлением разрешить проблему добра и зла, захватившую его детскую совесть. Ограниченный опыт собственной жизни его не удовлетворял: ему хотелось почерпнуть из опыта других знание того, что хорошо, что дурно; как если бы он весь был захвачен желанием делать то, что хорошо, и избегать дурного, как если бы это была его сущность. Этот ребенок невольно наводил на суеверную мысль, что он «слишком хорош, чтобы жить». А. как будто подтверждает этот распространенный предрассудок. Потребности его тела занимали ребенка мало, так же он был равнодушен и к своим умственным нуждам: «хорошесть» была основной пружиной его существования. Если общество не обращает внимания на такие характеры и не берет на себя их защиту, дети этого типа обречены на преждевременную гибель.

Эти две записи, по наблюдениям синьоры Макерони, вносят корректив в те поверхностные определения, которые дала бы обыкновенная школа таким детям; один был бы заклеймен как насильник, другой – как шпион. Если мы назовем наукой то, что привело к переводу этих слов в «герой» и «ангел», когда характеры наблюдаемых детей были определены их удивительной воспитательницей, мы можем сказать, что «любовь – истинный источник знания».

«Психическое действие» возникает при положении, которое можно определить словами: «Ребенок живет». Все остальное приложится. Это «действие» внутренней жизни проявляется как поляризация внутренней индивидуальности: это как бы центр кристаллизации, вокруг которого, если имеется однородный материал и нет помехи в окружающей обстановке, создается определенная форма – как кристалл в насыщенном растворе.

Наши педагоги пользуются особой терминологией, помогающей им понимать друг друга: им нет надобности прибегать к обычным выражениям, не дающим точного представления о действии, которое наблюдается в процессе развития. Так, в наших школах никогда не говорят: ребенок развивается, успевает, хороший ребенок, плохой ребенок. Единственная фраза, употребляемая в наших школах: «Ребенок становится дисциплинированным», или: «Ребенок не становится дисциплинированным». Воспитательница ждет внутреннего порядка, и от наступления или не наступления «порядка» в психике ребенка все зависит.

Это говорит о еще более глубокой концепции развития, чем понятие «роста». Сказать, что живое существо растет, – это установить очень поверхностный факт; ребенок действительно растет, но в силу того, что внутри у него происходит порядливое и систематическое формирование вещества. Так, например, когда появляется зародыш какого-нибудь животного, то он растет; но тот, кому пришлось наблюдать этот рост, может констатировать гораздо более удивительный факт, чем явление видимого внешнего «роста». Происходит удивительная внутренняя группировка клеточек; одни образуют ткань для кишечника, другие клетки отделяются для формирования нервной системы, небольшая группа образует печень и так происходит все более определенное формирование отдельных частей организма с тончайшей дифференциацией каждой особой группы клеток. Будущие функции тела всецело зависят от способности клеток группироваться таким или иным образом.