Обратный отсчёт - Лев Пучков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сопровождающий тотчас же уехал обратно, меня приняли под руки очередные товарищи в «тройках» и под щебетанье порхавших под куполом ярких птиц, повели куда-то по дорожке, усыпанной мелкой галькой. Галька, как мне показалось, была предварительно обработана рашпилем и вымыта в дезрастворе. Такая она была одинаковая и на вид совершенно стерильная.
Не заметил, откуда — как будто из близлежащих кустов — возникла бойкая барышня в строгом офисном наряде, с папкой и тремя телефонами на поясе. Бросая на меня пристальные изучающие взгляды (маньяк, псих, мало ли?) и загибая пальчики, барышня по ходу движения в два счёта объяснила мне правила поведения.
Не тыкать. Величать по имени-отчеству. Говорить строго по существу, не отвлекая Хозяина на посторонние темы.
— Постарайтесь вести себя прилично, иначе придётся вас поправлять…
И со значением посмотрела на хлопцев в «тройках». Хлопцы тотчас же согласно кивнули, а в глазах их я заметил какой-то нездоровый огонь: мне показалось, что они не прочь бы прямо сейчас начать «правку», да повода пока нет!
«И куда это я попал?» — с тревогой подумал я и на всякий случай решил заверить барышню в своей лояльности:
— Вы не думайте… Я сам терпеть не могу хамов. И к начальству всегда отношусь с должным почтением. Просто так получилось: был рассеян, думал о предстоящей аудиенции, поэтому неудачно пошутил… Понимаете?
— Понимаю, — барышня озабоченно посмотрела на свои часики. — Под вас отведено пять минут. Это максимум, с запасом. Постарайтесь уложиться в три. Вам же будет лучше. Входите…
Грубая кирпичная стена, увитая плющом, массивная двустворчатая дверь из неокрашенного дуба. За дверью небольшой, но всё же просторный холл: огромный персидский ковёр, биллиард, кожаный диван, приземистый дубовый столик, по бокам два кожаных кресла. Холл проходной, он завершается коротким застеклённым коридором, который ведёт в просторный обеденный зал. Из зала доносятся ароматы хорошей кухни, от дверей видно, что две девицы в белых фартуках занимаются сервировкой.
Впрочем, это добавочное впечатление, из будущего. Позже мне доводилось разок обедать за этим столом. А тогда, при первом посещении, я лишь краем глаза отметил какие-то белые фигурки и вяло отреагировал на вкусный запах.
Дело в том, что я сразу, как вошёл, сразу сосредоточился на главном, а остальное воспринимал весьма рассеянно.
Главный, в одной сорочке, без галстука и запонок, сноровисто гонял шары. Вид у него был крепко задумчивый, а где-то даже напрочь отсутствующий. Человек был не здесь. Ловкие руки как будто самостоятельно управлялись с киём. Одного взгляда было достаточно, чтобы сделать вывод: господин Сенковский по части биллиарда — большой дока. Когда успел наловчиться — непонятно, вроде такой занятой товарищ…
— Угу… Вовремя. Это приятно. Проходи, присаживайся, где понравится.
— Здравствуйте, Лев Карлович, — я аккуратно присел на краешек кресла, стараясь держать спину ровно — как на строевом смотре в присутствии большой комиссии из главного управления.
— А, да… Извини. Задумался. Здравствуй, конечно… Партию?
— ???
— В «американку». Сто штук на кон.
— Сто штук чего?
— Естественно — баксов. Чего ещё может быть «штук»?
— Шутите? Откуда у меня такие деньги?
— Я тебе одолжу. Соглашайся, это шанс. Выиграешь — считай, «отбил» тачку Эдика.
— Вы серьёзно?
— Вполне.
— А если проиграю?
— И что? У нас вся жизнь такая: кто-то выигрывает, кто-то проигрывает… Ну, ничего страшного: будешь должен мне.
— Ну уж нет, спасибо. Я вам и так должен — дальше некуда.
— Ну, как знаешь. — Сенковский, закругляя тему, доверительно подмигнул: — А кто у нас на Большой Дмитровке?
Оп-па… Это правильно, что мы с Костей всё обмусолили. Хорош бы я был, застань меня такой вопросец врасплох.
— Не понял… За мной что, следят?
— Ну зачем так сразу — «следят»? Приглядывают. Ты теперь нам не посторонний, мы тебя пока что как следует не изучили. Так что — извини… Ну и кто там у нас в комитете?
Да, «наружка» у них работает неплохо. Там полно учреждений, масса машин, с ходу высчитать, кто к кому зашёл — достаточно проблематично.
— Отвечать обязательно?
— Да нет, это твоё личное дело. Это так — элементарное любопытство. Совершенно новая структура, до этого — ни одного аналога. Новое дело. Куча сплетен и слухов. Четыре месяца функционируют, за это время никак себя не проявили. Интересно посмотреть, как они вообще собираются бороться с этим страшным зверем — коррупцией…
Тут Сенковский хмыкнул и покачал головой. Как-то даже осуждающе хмыкнул: мол, делать людям нечего, баловство всё это и напрасная трата казённых денег!
— У меня там двое однокашников работают. Ну, они вроде бы какое-то влияние на органы имеют, доступ к базам… В общем, просил, чтобы помогли с розыском машины.
— А, это… Ну что ж, тоже дело…
Сенковский, мгновенно утратив интерес к этой теме, с размаху уселся на диван — через столик напротив меня. Широко расставил ноги, наклонился вперёд, мягко стукнул киём по ковру и, медленно перекатывая его в ладонях, уставился на меня всё с той же нешуточной задумчивостью. То есть смотрел на меня, как бы оценивая, и в то же время думал о чём-то своём, глубоко личном.
— Что?
— Что — «что»?
— Вы так смотрите…
— А, это… Ну… Я всё-таки думаю, что ты хороший человек.
— Спасибо.
— Да нет, кроме шуток. Понимаешь… Что-то есть в тебе такое… Что-то цельное…
— Лев Карлович…
— Да?
— Как у нас со временем?
— У нас со временем… Да нет, у нас полно времени. Это я хозяин своего времени, а не умники из протокольной службы, как им мнится… Кроме того, нам и надо-то всего пару минут, чтобы всё решить…
— Что решить?
— Да вот я и думаю, как бы это сформулировать… Так… Значит, ты будешь работать водителем у моей жены.
— Спасибо за доверие.
— Пожалуйста, — рассеянно буркнул Сенковский, глядя сквозь меня и как будто пытаясь сосредоточиться на чём-то важном. — Так… У неё девять машин, четыре сменных водителя… два дневных, одного я уволил… вот… Впрочем, это не так важно. Так… А, да: содержание — штука в неделю.
— Штука чего?
— Штука чего… Штука… Слушай, не отвлекай меня на такие глупости! Чего ещё может быть штука? Естественно, баксов.
— Ага! Итого в месяц — четыре штуки…
— Да ты просто математический гений, — Сенковский недовольно нахмурился. — Но ты не думай — это только стартовое вознаграждение. По мере работы будем вводить коэффициент, так что там будет вполне достойная зарплата.
— Коэффициент — это сколько?
— Да разберёмся, это мелочи… А пока: будь добр — помолчи. Дай с мыслями собраться.
— Да пожалуйста.
— Спасибо… Если год проработаешь нормально, без всяких там… Короче, про машину можешь забыть. Спишем… Впрочем, не это главное… Угу…
Сенковский встал, прошёл в угол, аккуратно, словно боясь, что спугнёт кого-то стуком, поставил кий в антикварную подставку… В углу он задержался дольше, чем того требовала ситуация, как будто зачем-то тянул время или откладывал принятие какого-то решения… Затем он вернулся на диван, сел прямо, скрестив руки на груди, и сообщил изменившимся голосом:
— Ну вот, теперь главное… Гхм… П-п-пфф…
— Я вас внимательно слушаю.
— Да помолчи ты!
— Прошу прощения…
— Вот же нетерпеливый… Гхм… В общем, мы люди взрослые, давай без всяких там «ой, да что вы такое говорите» и «да как вы могли подумать»… Договорились?
— …
— Чего молчишь?
— Сами сказали — помолчать.
— А, да… Ладно, — Сенковский прерывисто вздохнул. — Эмм… В общем, ты, по всей видимости, будешь это… Гхм… Ну, короче… Ты, видимо, будешь спать с моей женой…
Ну ни фига себе! У меня от удивления в буквальном смысле отвисла челюсть. Нет, не потому, что блестящий умница и властелин всего подряд Сенковский вдруг стал на какое-то время косноязычным и робким. И не собственно из-за пикантности ситуации…
Меня в очередной раз удивил Костя. Вот это мастер наш Костик, вот это спец…
— Чего молчишь?
— Ну, вы же сказали… Но вообще… Вообще я в шоке.
— Я тоже…
Сенковский вдруг с каким-то облегчением выдохнул, повёл плечами и, достав шёлковый платок с шитым вензелем, промокнул вспотевший лоб.
— Ннн-да… Вот уж никогда не думал, что о таких вещах смогу говорить вот так запросто… По сути, с первым встречным… Хотя, если разобраться… Короче так: меня совершенно не волнует, чем вы там будете заниматься. Меня волнует моя жена. Понимаешь? Это самый дорогой для меня человек в этом мире. Нет, это не просто дорогой человек — это я сам. То есть моя половинка. Причём моя лучшая половинка. И она, эта половинка, сейчас не в порядке. Понимаешь?