Ненависть начинается с любви - Мария Жукова-Гладкова

– Я всегда это знал, – радостно заявил Владимир Сумрачный и посмотрел на меня. – Значит, я могу пить столько, сколько хочу?

– Хотите – пейте, не хотите – не пейте, – пожала плечами я.

– Да что вы такое говорите?! – завизжала правозащитница. – Я подам на вас в суд!

– В какой? – с интересом спросила я.

– Во все возможные, – хмыкнул Сумрачный. – У нее во все суды дорожки протоптаны. Но вы не волнуйтесь. Вы обязательно выиграете. – Так, теперь он называет меня на «вы». Проникся? – Она достала уже всех судей, как наших, так и европейских. Кстати, а сколько можно пить в день без вреда для здоровья.

– Норма строго индивидуальна. Не надо ориентироваться на стандарты, которые неизвестно кто выводил. Хотя «общепринятые» нормы существуют, я их неоднократно встречала в газетах, в особенности перед праздниками.

– Я вот слышал, что один известный французский, а теперь российский актер выпивает от десяти до четырнадцати бутылок в день, – не унимался Владимир Сумрачный. – И ведь жив курилка! И в кино продолжает сниматься. И интервью дает.

– Вы верите, что это правда? – вставил неизвестный мне мужик. – Что каждый день можно по столько бутылок выпивать, пусть и вина?

– Он это сказал в интервью одному известному французскому журналу! – заорал Сумрачный. – И подробно расписал, что пьет. Там и красное вино, и шампанское, анисовая водка, пиво, виски.

– Лучше не мешать, – сказала я.

– А если только красное вино?

– Во-первых, у этого французского россиянина (или российского француза?) большой вес, а у вас в два раза меньше, хотя вы тоже крупный мужчина. Наверное, у него ускоренный обмен веществ и в целом хорошая наследственность – то есть генетическая предрасположенность не впадать в алкогольную интоксикацию. Вы же знаете, что люди по-разному реагируют на алкоголь. Кто-то сразу пьянеет, кого-то долго не берет, кто-то быстро спивается, кто-то не спивается никогда, хотя пьет не меньше. Но в десять бутылок в день я не верю. В любом случае у этого мужчины явно большие проблемы с алкоголем – даже судя по одному внешнему виду.

Теперь, хорошо рассмотрев Сумрачного, я увидела, что у него не было даже намека на лицо классического алкаша, как у французского россиянина – ни отечности, ни мутного взгляда. Он выглядел здоровым человеком, только усталым, что неудивительно с его-то работой. Неужели такая хорошая генетика?

На палубе появился капитан, уже проводивший хозяина яхты в каюту. К нему немедленно обратилась Ксения с жалобой на меня. Ксения прекрасно говорила на английском.

– Яхта – не наркологическая клиника, и ничье лечение от алкоголизма в этом круизе не запланировано, – невозмутимо сказал англичанин. – Вероятно, вас неправильно информировали.

– Она не о том думала, когда ей про круиз говорили. Она думала о том, какую акцию сможет устроить на борту и как бы пригласить побольше журналистов, чтобы засняли ее борьбу за права тех, кому эти права на фиг не нужны.

Ксения побагровела и сжала кулаки.

– Этот круиз планируется как развлекательное путешествие, алкоголя будет много, никаких ограничений по количеству и времени ни для кого не предусмотрено, – невозмутимо продолжил капитан. – Несовершеннолетних здесь нет.

– А мне тут нравится, – сказал Сумрачный и подмигнул мне.

– Ты – алкаш, – заорала Ксения, раскрасневшаяся от ярости. – Свалился на мою голову!

Интересно, а почему она в таком случае с ним живет? Они же не женаты. Из-за денег? Славы?

Известный телеведущий тем временем перевел взгляд на мужика, который помог Ксении поднять его на борт.

– Ты кто? – спросил Сумрачный.

– Отец Иоанн, правда, я временно запрещенный в служении по собственному желанию. В миру – просто Иван.

Сумрачный ошалело смотрел на попа, я – с интересом. Меня предупреждали, что будет священник, но я, признаться, ожидала человека в священнических одеждах, с иерейским крестом, а не гладко выбритого мужика в джинсах и белой майке, обтягивающей накачанный торс. Отцу Иоанну было лет тридцать семь, может, чуть больше, и он явно имел очень хорошую спортивную подготовку, хотя чуть-чуть прихрамывал. Может, приглашая его, хозяин яхты преследовал какие-то свои тайные цели? Разве можно приглашать священника, запрещенного в служении, как священника? Хотя, конечно, у нас в стране и у наших олигархов возможно все.

– Ты будешь лечить меня от алкоголизма? – спросил Сумрачный.

– Он будет молиться за то, чтобы ты больше не пил! – рявкнула Ксения.

– Так он же запрещен в служении, – напомнил телеведущий, который явно забавлялся. Интересно, он все-таки был пьян или не был? Сейчас он производил впечатление совершенно трезвого человека! Неужели никто, кроме меня, не заметил этого превращения?

– Молиться не может запретить никто, – заметил отец Иоанн. – Мы с вами можем помолиться вместе.

– Нет уж! – сказал Сумрачный. – Вместе выпить – это всегда пожалуйста.

– Вовик!

– Так, какое тут размещение? – Сумрачный посмотрел на капитана, потом на меня.

Капитан ответил, что стюард – и кивнул на финна – сейчас проводит телеведущего с правозащитницей в отведенную им каюту.

– А он где размещается? – Сумрачный кивнул на попа.

Священнику была отведена отдельная каюта.

– Так не пойдет, – объявил Сумрачный. – Она с ним пусть селится вместе, – он показал на свою спутницу и Ивана, – а я буду жить один. И спокойно пить! Без нравоучений!

– Но ваши вещи уже доставлены… – попытался возразить капитан.

– Я сам перенесу свои вещи. И вообще могу пожить с командой. Я человек простой, не выпендрежный… Я в таких местах за свою жизнь спал, что тебе в страшном сне не может присниться.

На палубе показался еще один стюард.

– Вовик, что ты несешь?!

– Поживешь еще с одним мужиком. Какая тебе разница? Одним больше, одним меньше. Тем более, попа у тебя еще никогда не было. Мужиков всех остальных профессий ты уже попробовала.

– Вообще-то священник – это не совсем профессия, – заметил отец Иоанн.

– Она и мужиков всех призваний попробовала. Тем более, меня она все время в импотенции обвиняет. А ты вон мужик здоровый, обслужишь женщину по первому разряду.

Сумрачный повернулся ко мне.

– Тут бабы предусмотрены?

– Все со своими, – невозмутимо сказала я. – И круиз рассчитан всего на неделю.

– Ну, некоторые один день воздержаться не могут. Так что, мужик, договорились. Ты берешь на себя эту неугомонную, как раз компенсируешь период воздержания.

– Какого воздержания? – не понял отец Иоанн. – Я же не монах.

– Разве у тебя не было периода воздержания? В семинарии, духовной академии, в армии, наконец?

Поп хотел что-то ответить, но не стал.

– А я буду спокойно отдыхать, – продолжал телеведущий. – Для меня отдых – это одиночество. Так, кто тут стюарды? Пошли перетаскивать вещи. Мадам, разрешите приложиться к ручке?

Телеведущий шагнул ко мне, взял мою руку в свою и облобызал.

Я с трудом сдерживала смех. Ксения была готова лопнуть от злости. Отец Иоанн не мог поверить услышанному, но возражений не высказывал. Вообще-то Ксения была симпатичной женщиной, натуральной блондинкой – и в принципе натуральной, без результатов вмешательств пластических хирургов. Когда я видела ее зажигательные выступления, то иногда задумывалась: а почему эта симпатичная женщина занимается такими делами? От неустроенной личной жизни? От недолюбленности? Чего ей не хватает, если она все время бежит что-то и кого-то спасать?

Я с большим уважением отношусь к зоозащитникам, которые спасают брошенных животных, я также очень уважаю защитников нашего города, благодаря которым многие памятники архитектуры удалось отстоять. Но те и другие занимаются совершенно конкретными делами. Ксения же бралась за все подряд (животных и памятники архитектуры она тоже спасала) – только бы в телевизор и в газеты попасть. Вероятно, она не участвовала в акциях, на которых не присутствовали СМИ. Значит, пиарила себя любимую.

Но интереснее всего оказались мысли Владимира Сумрачного. Их было много, ничего подобного «хочу жрать» или «хочу спать», как у некоторых предыдущих гостей, не будем называть пофамильно. Телеведущий прикидывал, удастся мне его раскусить или нет. Какой я врач? Буду ли я навязывать ему свою помощь? И чего на самом деле хочет Галтовский? Я на него работаю только как врач или еще и шпионю?

Как интересно…

Перед уходом с палубы Сумрачный отломил еще кусок хлеба и пошел вперед вместе с финном. Отец Иоанн последовал его примеру (вкусил хлеба с солью), подал руку Ксении, она взяла его под локоток, и они двинули вслед за другим стюардом, о чем-то мило беседуя. Обсуждали совместное проживание?

На палубе остались мы с капитаном и французом. Достаточно ли хлеба для последней группы гостей, или они побрезгуют есть после остальных? Странно, что испекли только одну буханку. У француза на лице было кислое выражение.