В подполье можно встретить только крыс… - Петр Григоренко

Грибанов снова достал из брички свой чемоданчик и подошел ко мне. Взял под руку и повел к стоящей в сарае широкой лавке. Он долго слушал, выстукивал меня, затем сказал: «Ну, счастливая твоя звезда. Надежно слепили тебя родители. Долгую жизнь дает тебе Господь». Похлопал меня слегка по спине и пошел к бричке нести дальше свой благородный крест.

Сейчас же, когда Иван, тоже после тифа, едва на ногах держался, я был главным помощником отца по хозяйству, хотя мысли мои были совсем в другом.

В конце марта 1921 года в Ногайске, в здании реального училища открывалась 1-ая Трудовая семилетняя школа. Говорили, что реалистов из трудовых семей будут принимать в нее вне очереди, и я ждал начала занятий как манны небесной. Занятия продолжались, чтобы наверстать упущенное, до середины июля. Снова возобновились 1 сентября. Занятия шли плохо. Жалованье учителям платили нерегулярно. Да и не стоили эти деньги ничего, хотя и исчислялись миллионами. Инфляция, можно сказать поток бумажных денег, съела их стоимость целиком. Учителя прямо-таки голодали. Чтобы не умереть с голоду они вынуждены были бродить по селам, менять свои вещи на продукты. Занятия в школе шли поэтому без расписаний. Приходили на занятия только те, кто были в городе. Обычно за день проводились 1-2, иногда 3 урока. Причем с большими перерывами между ними.

Я, как бывший реалист, учился в 6-ом классе. Со мной вместе учились несколько наших сельских девочек, бывших гимназисток. Симу, как сына служителя культа, в школу не приняли, и он учился экстерном. В пятом классе училось уже больше десятка мальчиков и девочек нашего села, из тех, которые в 1919-1920 годах закончили сельскую школу. Тяга к учебе и у детей и у родителей была огромная, а количество мест весьма ограничено. Мой отец воспользовался этим, а также бедственным положением учителей бывшего реального училища. Он организовал родителей, у которых дети уже учились в Первой трудовой школе и тех, кто хотел учить в ней своих детей в будущем. Они все коллективно обратились в органы народного образования с просьбой открыть в Борисовке 2-ую трудовую 7-летнюю школу. Им ответили, что могут разрешить лишь в том случае, если найдутся преподаватели.

– Где вы в селе найдете преподавателей-специалистов: математиков, физиков, историков?

– Пригласим из города, – заявил отец.

– Кто же из города поедет в село?

– Пойдут, – настаивал отец – мы создадим условия и пойдут. Вы только дайте нам список каких преподавателей и сколько надо.

Такой список Наробраз дал и через два дня отец представил этот список в персонах. Дело в том, что отец к этому времени был готов. Случайно, как-то еще в 1920 году, зимой, он увидел на улицах Ногайска странную фигуру. Широченный черный плащ-накидка и мягкая черная шляпа с висящими полями. Из-под шляпы выглядывают длинные и толстые рыжие усы на подусниках. Отец – человек очень общительный, как-то сумел заговорить с ним. Это был учитель метаматики и физики одной из московских гимназий – Михаил Иванович Шляндин. Разговорились. И отец услышал его рассказ. Михаил Иванович совершенно не приспособлен к практической жизни, кроме своей математики и физики, он ни в чем другом не разбирался. Семья в Москве страшно недоедала. От истощения умерла жена. И это его разбудило. Он в ужасе понял, что тем же путем могут последовать и его дети. О себе он не думал. Собственной жизнью он не дорожил, да, пожалуй, и не понимал, что она нужна детям. Им овладела одна единственная мысль – накормить детей. И он решил все бросить, взять посильно лишь то, что поценней и пробиваться на юг. И вот он здесь. По направлению Наробраза прибыл в Первую Трудовую 7-летнюю школу. Все, что было у него ценного, из-за его непрактичности утекло давно. И они снова голодают. Детям остался дома небольшой кусочек хлеба. А он уже скоро неделю ничего не ест и в отчаянии бродит по городу.

Отец отдал ему все, что у него было из продовольствия и сказал, что завтра привезет больше. М. И. плакал и только повторял: «Это Бог вас послал нам. Это Лия (жена) там за нас Бога молит. Но чем же я вам заплачу? – вдруг как бы очнулся он. – „Вот хотите мой плащ возьмите. Больше у меня ничего нет“. Отец заверил, что ему ничего не надо, что это он ему хочет помочь, как человеку приехавшему учителем в школу, где учится его сын.

На следующий день отец с продуктами поехал на квартиру Михаила Ивановича. Встретили его радостно, благодарно. Семья – четыре человека. Сам Михаил Иванович примерно ровесник отцу: 42-43 года, старшая дочь – Зоя 16-ти лет, дочь Ия – 11-ти лет и сын Юра – 8-ми лет. Михаил Иванович снова заговорил, чем он расплатится. Отец ему ответил: «За то что я привез – советом. Никакой другой платы мне не надо». И отец рассказал о своей мечте – иметь среднюю школу у себя в селе. – «Вот и посоветуйте, как это сделать? Если поддержите эту идею, да еще согласитесь пойти директором в школу, то мы вам, кроме государственного жалования, обеспечим хороший продовольственный паек. Учителям тоже будет паек», – добавил он.

И вот Михаил Иванович с горячностью включился в дело организации Борисовской семилетней трудовой школы. Был подобран прекрасный преподавательский состав, и школа начала работать. Но это не было простым рождением школы. Поскольку в старшие классы шли уже подростки и молодежь, школа стала рассадником культуры. Почти одновременно со школой родилась украинская культурная организация «Просвита». Привезли ее с собой учитель истории Онисим Григорьевич Засуха и его жена Оксана Дмитриевна – преподаватель немецкого языка. Они оба были членами «Просвиты» и организовали ее отдел у нас. У них у первых я и услышал бандуру. От них первых я получил «Кобзаря» и от них я узнал, что написал его великий украинский поэт Тарас Григорьевич Шевченко. И что я принадлежу к той нации, что и великий Кобзарь, что я – украинец. Этого я уже никогда не забывал, хотя далеко не всегда работал на пользу своей нации.

7. Первые искания

Рождение Трудовой семилетней школы, которая в те времена считалась на Украине средней школой, явилось в моей жизни важным переломным моментом.

Изменилась прежде всего психология. Поступая в реальное училище, я просто удовлетворял свою жажду к знаниям. Что будет дальше после окончания реального училища я не только не знал, но и не задумывался об этом. Теперь, наоборот, я больше думал о том, что дальше. И тут у меня определились два главных советчика. Один – Михаил Иванович, который, крепко подружившись с моим отцом, и ко мне относился как к родному. Беседы с ним, дополнительные занятия по математике и физике привили мне любовь к этим наукам. Родилось желание стать инженером. Притом, не могу объяснить почему, инженером – строителем мостов, огромных, металлических. Мечтался даже мостовой переход через Берингов пролив. И эта, никогда не осуществившаяся мечта, живет со мной и до сих пор. Может быть от этой мечты и моя влюбленность в чудо техники – американские мосты. Я могу часами смотреть на любой из висячих нью-йоркских мостов, любоваться их строгой красотой, и это для меня – лучший отдых. Когда я впервые попал в Сан-Франциско, первой моей просьбой было: «Найдите время показать мне Голден-Гейт». У меня почти не было свободного времени в Сан-Франциско, но то что было, я полностью использовал на Голден-Гейт – ходил по мосту, смотрел на него с различных точек, фотографировал.