Логово гадюк (ЛП) - Найт К. А.

Потому что прямо сейчас? За мной охотятся.

Четыре голодные гадюки подкрадываются ближе, обвиваясь все туже и туже, их темные кольца блестят на свету, когда они готовятся нанести удар.

И я в самом центре.

~

После стычки с Дизелем я решила спрятаться в своей комнате, не желая, чтобы меня снова застали наедине с ним без остальных. Возможно, они не помешают ему причинить мне боль, но я думаю, что они помешают ему убить меня.

По крайней мере, в данный момент.

Поэтому я сделала единственное, что могла, — уснула. На этот раз мне не снились кошмары, ну, по крайней мере, не о моем прошлом. Вместо этого они превратились в татуированные костяшки пальцев, бегущие по моим бедрам, взгляды темных глаз, обращенные на меня, и когда я резко просыпаюсь в утреннем свете, я вся покрыта бисеринками пота. Моя киска пульсирует, а бедра пропитаны моей собственной влагой.

Застонав от того, что мой собственный разум потерял контроль и предал меня во сне, я смотрю вниз на свою киску.

— Ты ведь понимаешь, что они нас украли? То есть, они украли нас и заперли? — рычу я, прежде чем встать и снова отправиться в душ. Тупая гребаная вагина, похоже, ей все равно, что они нас купили.

Или что они, вероятно, планируют убить нас. Она потаскушка и вся такая-растакая, да, но они горячие. Ублюдки. Я имею в виду, да, они горячие. Назвать их привлекательными было бы преуменьшением, все они похожи на статуи греческих богов. Идеально вырезанный пресс, который нельзя получить, ведя сидячий образ жизни целыми днями. Они упорно трудятся, чтобы быть лучшими во всем, и это явно включает в себя то, что они лучше всех выглядят.

Это несправедливо, и мои гормоны все перепутали. Я их ненавижу, правда. Я хочу убить их… но также и поиметь?

Блестяще.

Умывшись, я чищу зубы и умываю лицо, к черту этих ублюдков. Я не крашусь для них, но расчесываю волосы, прежде чем надеть узкие черные джинсы — мои любимые с дырками и прорехами, демонстрирующие мои татуировки — и сочетаю их с моим свободным жилетом Harley, который я заправляю спереди. Так я в некотором роде презентабельно смотрюсь на случай, если мне удастся сбежать.

Когда я открываю дверь спальни, то нахожу свои ботинки снаружи и, честно говоря, чуть не плачу, натягивая их.

— Я скучала по вам, — говорю я им, поглаживая матово-черный материал, зашнуровывая их и заправляя джинсы. Я всегда чувствую себя лучше в ботинках, которые Кук называет заднецедерами.

Черт, Кук.

Надеюсь, в баре все в порядке. Интересно, волнует ли кого-нибудь мое исчезновение?

Не то чтобы у меня был кто-то, кто бы заметил это, кроме некоторых сотрудников и людей, которые там постоянно пьют. Они, вероятно, больше обеспокоены тем, что я не могу налить им выпить и им придется найти другое место, куда они могут отправиться выпить.

Чувствуя себя сильнее, я иду по коридору, и дежавю накрывает меня, когда я нахожу их всех сидящими за завтраком. Гадюки делают так каждое утро? Я проскальзываю на свой вчерашний стул. Гарретт не смотрит на меня, но я вижу, что один глаз у него заплыл, и когда я смотрю на его разбитые, покрытые кровью костяшки пальцев на столе, он дергается, убирая их под стол.

Его футболка с V-образным вырезом приоткрывает те шрамы, которые я видела вчера. Они были ужасны, должно быть, он перенес столько боли. Столько всего вытерпел. Как он до сих пор жив? Шрамы выглядели так, словно полоски его кожи были оторваны и пришиты обратно, из-за чего создавалось впечатление, что его плоть покрыта пятнами. Я переживаю за него.

Судя по тому, что я слышала, с ним явно что-то стряслось. Но что? И почему это заставляет его ненавидеть женщин?

Я отвожу взгляд, не желая снова его спровоцировать. Райдер читает газету, также игнорируя меня, одетый в единственный оставшийся у него костюм, что заставляет меня ухмыльнуться. Должно быть, он заметил это, потому что поднял глаза, прежде чем слегка прищуриться.

— Ешь, ты вчера не ела.

— Боишься, что я умру с голоду? — усмехаюсь я.

— Есть гораздо более интересные способы умереть. — Дизель ухмыляется мне, посасывая сосиску с вилки, пока жует.

Отвернувшись, я смотрю, как Кензо снова наполняет мою тарелку, протягивая мне кофе, без спроса. Я решаю сделать так, как приказывает Райдер, не потому, что веду себя хорошо, а потому, что на самом деле голодна. И еда не может быть отравлена, иначе они все были бы мертвы.

Я ем так быстро, что у меня даже живот начинает болеть. Черт, я и забыла, как бывает больно голодать, когда снова начинаешь есть. Потягивая кофе, я откидываюсь на спинку стула, подтягивая колени к груди, чтобы попытаться унять боль.

— Сегодня ты снова останешься с Кензо, — сообщает мне Райдер, отхлебывая из крошечной чайной чашки, складывая газету и кладя ее на стол. — Гарретт, нам с тобой нужно нанести несколько визитов. Мы привезем тебе подарок, Дизель… но не для того, чтобы ты сломал его. Чисто для справки, просто поиграешь с ним.

Дизель оживляется, его глаза почти сверкают, когда он ухмыляется.

— Черт возьми, да.

— Я серьезно, — предупреждает Райдер, и Дизель закатывает глаза, но кивает.

— Тогда мне нужно в центр, кажется, мне понадобится больше одежды. — Райдер вздыхает, и все взгляды устремляются на меня. Я ухмыляюсь, потягивая кофе. — Я также захвачу тебе кое-какие вещи, Роксана.

— Мне не нужна твоя гребаная благотворительная одежда, — рычу я, садясь прямо.

Райдер окидывает меня осуждающим взглядом.

— Ты одеваешься в лохмотья, Гадюка не носит такой… наряд.

— Хорошо, что я не гребаная Гадюка, — огрызаюсь я.

Уголки его губ приподнимаются.

— Нет, но ты наша гостья. Ты будешь представлять наш бизнес и семью, даже когда будешь просто находиться в квартире. Это не обсуждается.

— Что? Хочешь, я дам тебе вынуть мой пирсинг? — смеюсь я. — Недостаточно хороша, чтобы изнасиловать твою ханжескую задницу?

Затем он рычит, наклоняясь вперед.

— Будь осторожна в своих словах, Роксана, очень осторожна. — Потом он моргает и снова становится ледяным. — Нет, пирсинг можешь оставить себе, ты, кстати, прекрасно выглядишь без макияжа, но я ловлю себя на том, что вижу тебя без боевой раскраски, — смеется он.

— Хорошо, потому что есть пирсинги, которые не так легко вынуть. — Я пожимаю плечами, и все взгляды снова устремляются на меня, недоумевая. — Ты никогда, блядь, о них не узнаешь.

Дизель смеется:

— Не будь столь самоуверенной, Птичка.

Гарретт снова отворачивается и встает на ноги, держась так, словно ему больно.

— Нам пора идти.

— Действительно, — Райдер вздыхает и встает, снова глядя на меня. — Я бы сказал, веди себя прилично, но не думаю, что ты меня послушаешь. Знай, что Дизель будет здесь сегодня утром. — Он почти ухмыляется, ублюдок, он знает, что это означает, что я буду вести себя так, чтобы этот сумасшедший ублюдок не приблизился ко мне.

Я беру свой кофе и, бросив на них последний взгляд, удаляюсь в свою комнату. Я ни за что не встану на пути этого пироманьяка. В кои-то веки я их послушаюсь и останусь в стороне. Черт, это становится скучным. Я только и делаю, что сплю и прячусь.

Я полагала, что к этому времени уже буду свободна.

Я начинаю верить, что никогда больше не буду свободна. Я умру здесь, от их рук.

Я остаюсь в комнате столько, сколько могу. Мне становится так скучно, что я считаю шаги, которые нужно сделать, прежде чем плюхнуться обратно на кровать. Должно быть, прошло несколько часов, когда я, наконец, не могу больше этого выносить, я никогда не была одной из тех, кто способен долго усидеть на одном месте. Черт возьми, я работаю почти каждый день с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать. Сначала, чтобы расплатиться с долгом моего отца перед Ричем, прежде чем он нанял меня полностью, затем, чтобы заставить его гордиться, а затем, чтобы держать мой бар на плаву.

Я ловлю себя на том, что скучаю по нему, не зная, как заставить это чувство уйти. Поэтому я приоткрываю дверь и выглядываю наружу, чтобы убедиться, что Дизель не стоит прямо снаружи, чтобы наброситься на меня. Когда ничего не движется, я проскальзываю в коридор, скользя ступнями по прохладному полу, чтобы не издавать ни звука, и направляюсь в конец коридора.