Лилит. Злое сердце куклы - Артур Гедеон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В дверях вокзала произошло движение – приехала бригада из психиатрической больницы: врач и три гиганта-санитара. Эти были готовы любого бунтаря замесить, как тесто, и напечь из него пирожков. Врач объяснился со старшим лейтенантом Яшиным. Затем медики проследовали к рядам кресел, и он спросил:
– Товарищ капитан, вы здесь за старшего?
– Да, – сухо ответил Крымов. – А где детский психолог?
– У него сегодня выходной.
– Точно – глупость спросил.
Врач скептически улыбнулся:
– Вы с ней уже поговорили, как я вижу?
– Что-то вроде того.
– И как, достучались?
– Нет.
– Она не очнется, ее нужно лечить.
– Я понимаю.
– Так позвольте нам делать нашу работу.
– Разумеется, – кивнул детектив, встал и двинулся к выходу. – Только будьте с ней максимально аккуратны, она просто заблудившийся в темноте ребенок, – он покачал головой, – с очень несчастливой судьбой. Куда вы ее повезете?
– В центральную психиатрическую, на Карла Маркса, куда же еще, – ответил доктор. – Но спать она будет долго, уверяю вас.
– Не перекачайте девочку, – предупредил Крымов.
2
Когда Лика Садовникова шла по улице, у мужчин перехватывало дыхание и сердца начинали стучать с утроенной силой. Все началось лет в четырнадцать, когда у нее внезапно и совершенно бесстыдно выросла грудь и вызывающе округлились бедра. При ее тонкой талии, спортивной легкости, – с детства занималась гимнастикой – и врожденной грациозности положение стало катастрофическим. Ей не давали прохода мальчишки из школы: ее ровесники и те, кто постарше. Лику зажимали в углах, бессовестно мяли и щипали. Красная как рак, она отбивалась, как могла, но жаловаться педагогам стыдилась.
Пара юных распутниц из ее класса, ранних фиалок, тоже быстро созревших, советовали ей прекратить шарахаться от парней и уже кому-нибудь дать. «Не жмись ты, Лика. Раньше сядешь – раньше поедешь», – весело и нагло смеялись они. От их советов она совсем терялась, ей просто не хотелось больше ходить в школу. Между девушкой и назойливым миром начинала расти непреодолимая стена.
В шестнадцать, в пору ее раннего буйного цветения, повзрослевшей Лике не давали прохода на улицах – юноши, молодые мужчины, зрелые, перезревшие, свободные и женатые. Как-никак, а любви все возрасты покорны. Предложения сыпались от всех встречных-поперечных, в том числе из машин, что останавливались у тротуара, по которому она торопливо шла, пытаясь уберечься от назойливых взглядов. Каждый божий день она убегала от своих преследователей, но тщетно – их становилось только больше, потому что она все сильнее напоминала горшок с ароматным медом.
В восемнадцать Лика бросила спорт, потому что смотрели не на то, как она бегает и прыгает, выполняя обязательную программу, а на нее саму. Ее вожделели судьи, тренеры, парни из спортивных команд и зрители. Другой бы это льстило, та стала бы этим пользоваться и, если хватило ума, быстро взбежала бы по самой крутой лесенке из мужских голов, плеч и прочих частей тела на самый верх, но Лика стеснялась. А ведь она была еще и красоткой – так уж распорядилась щедрая пересмешница матушка-природа. Кому-то все, кому-то ничего.
Незадолго до того, как бросить спорт, она лишилась девственности со своим тренером, тем еще бабником, который был почти втрое старше ее. Все случилось в женской раздевалке, сально и грязненько, наспех, она просто оказалась не в силах сопротивляться. И потом – все же тренер, наставник, близкий человек, на его глазах она росла и расцветала, он и так трогал-перетрогал ее за эти годы, когда учил уму-разуму. Тренер сказал: «Хочу тебя, зайка моя, так сильно, что не могу. Уже давно хочу. Веришь? Утешь папочку». У него все девочки-спортсменки были «зайками», «рыбками» и «птичками». Как тут откажешь? Она поверила и утешила, хотя ей было стыдно и больно. Как смогла, утешила. А умела она мало – училась умозрительно по порнушке, которую смотрела вся молодежь. Похотливый тренер никак не ожидал, что окажется у этой «зайки» первым. Даже смутился – это никак не входило в его планы – и быстро свалил.
Но жизнь продолжалась. Другая бы девица, современная, с такой ослепительной фактурой, пустилась во все тяжкие, а Лике по-прежнему было стыдно. За ней уже заезжали и заходили во двор ее дома, преследовали до подъезда на виду у всех, цеплялись и пытались проводить до квартиры. Ей предлагали сожительство на месяц или на одну ночь и руку и сердце на всю оставшуюся жизнь. Компания очень симпатичных спортивных ребят предложила ей сняться с ними в домашней эротике, ребята пророчили девушке мировую известность. Но и тут она стушевалась, закрылась, хотя это предложение было истинным искушением.
В своем дворе Лика быстро стала притчей во языцех. Соседские бабки охали и ахали, с интересом наблюдая за кобелиной охотой на молодую соседку. Качали головами и выносили приговор: «Пойдет по рукам, никуда не денется!» – «Да уже пошла, вона какие хвосты за ней, – говорили главные дворовые сплетницы, – каждому отломить надо».
Родная бабушка, с которой жила Лика, добрым нравом не отличалась, была подозрительной и во всем видела только плохое. От соседок про внучку она наслушалась всякого и однажды зло бросила: «Постыдилась бы людей! О тебе тут уже все знают! Табуны жеребцов водишь! Запомни, узнаю, что стала проституткой, выгоню из дома!». Лика была так поражена и оскорблена, что даже не смогла ничего ответить. К этому времени она училась на втором курсе медицинского училища. Один пожилой кавказец, хозяин шашлычной, где она отмечала день рождения одной из сокурсниц, сказал: «Эта дэвушка – Вэзувий, только нэ хочэт в этом сознаться – ни сэбэ, ни окружающим. Стэснитэльная просто! К нэй ключик подобрать нэобходимо! – он прищелкнул языком. – Золотой ключик!» И он был прав – за оболочкой нерешительности жил совсем другой человек. Страсти бушевали, и лава то и дело вырывалась из жерла вулкана. Приходя с учебы, Лика набирала ванну, запиралась, включала музыку и предавалась фантазиям, которые боялась воплотить в реальной жизни. Например, в компании тех симпатичных спортивных ребят, которые
