Шанс на выигрыш - Хэммонд Иннес

— Вот будет потеха, если нас сейчас застукают и остановят мотор, а? — сказал Гарри.

Мимо бокового окна проплыла черная тень верхней опоры, и мы зависли над обрывом. Еще минуты через две ход гондолы резко замедлился, и после легкого толчка она остановилась совсем. К нам тут же подбежали несколько человек, а шофер включил зажигание и фары. Медленно выкатившись из гондолы, бензовоз остановился на краю маленькой площадки, с которой открывался вид на дамбу. Я открыл дверцу и спустился на землю.

— Вот мы и дома. С прибытием, — донесся до меня голос Боя.

Это было последнее, что я слышал. В следующее мгновение колени мои подогнулись, голова пошла кругом, и я растянулся на усыпанных снегом камнях, потеряв сознание…

Придя в себя, я увидел склонившегося надо мной Боя. Он смеялся и говорил что-то про буровую. Кажется, обещал установить вышку еще до темноты. Утром я выбрался из постели и отправился к намеченному для бурения месту. Вышку уже подняли и сейчас крепили тяги на стальных плитах платформы.

Солнце пригревало, и снег начал таять. Посмотрев на дамбу, я подумал, что пора бы уже Треведьену вихрем ворваться в наш лагерь и учинить скандал, однако все было тихо. Казалось, противник забыл о нашем существовании.

— Придется выставить дозорных, — пробормотал я.

Бой отер лицо от пота.

— Твой пистолет у меня, — сказал он. — Кроме того, у нас четыре ружья.

Я кивнул.

— Следующий ход за противником. Затишье это было мне не по нутру.

Не такой человек Треведьен, чтобы безропотно сносить оплеухи. Однако минуло три дня, а неприятель все никак не желал встречаться с нами лицом к лицу. Казалось, никому нет до нас дела.

Во вторник Гарри начал бурение, и мы гурьбой высыпали на площадку посмотреть, как рождается новая скважина Кэмпбела. За считанные минуты головка бура с натужным визгом ушла в твердый грунт. Первые дюймы были пройдены.

Я вернулся на ранчо и стал чистить картошку к ужину. Спустя полчаса снаружи послышался торопливый топот, дверь распахнулась, и огромный темно-рыжий колли с веселым лаем бросился мне на плечи. Сразу же узнав Мозеса, я в страшном волнении выскочил на улицу и увидел его хозяйку. Джин приближалась к ранчо, погоняя свою низкорослую лошадь.

— Мак сказал, что вам тут нужна кухарка, — бесцветным голосом произнесла она, подъехав.

— Да, — туповато ответил я, ибо это было единственное, что пришло мне на ум.

— Надеюсь, мне удастся оправдать доверие. — Джин медленно спешилась, сняла с седла вьюк и несмело пошла в мою сторону. В дверях она остановилась, и мы несколько минут молча смотрели друг на друга.

— Почему вы приехали? — спросил я наконец.

— Не знаю… просто не могла иначе. Смотрите, что я вам привезла. — Она протянула пухлый конверт. — А теперь позвольте мне переодеться.

Я отступил в сторону, и Джин прошла в хижину. Оставшись в одиночестве, я повертел в руках конверт и обнаружил на нем лондонские штемпели. Внутри лежала пачка машинописных страниц и газетные статьи, посвященные судебному процессу над моим дедом. Поставив лошадку Джин в конюшню, я принялся за чтение. Одно место в показаниях Стюарта Кэмпбела потрясло меня. Вот оно:

«Адвокат. Почему вы ни с того ни с сего прекратили бурение в тринадцатом году?

Кэмпбел. Мы дошли до вулканических пород, а поскольку в нашем распоряжений был только кабельный бур, пришлось остановиться.

Адвокат. На какой глубине?

Кэмпбел. Приблизительно пять тысяч шестьсот футов».

Я откинулся в кресле и прикрыл глаза. Пять шестьсот. Невероятно! Ведь согласно нашим геофизическим исследованиям нефть располагается на глубине пяти с половиной тысяч футов. Выходит, мы ошибочно приняли вулканический слой за нефтяной пласт? Возможно ли? И почему в дневниках старика об этом не было ни единого слова? Может, он специально не написал об этих вулканических породах, потому что боялся отбить у меня охоту продолжать начатое им дело? Ну да теперь уж поздно давать задний ход, решил я и швырнул бумаги на стол.

Вечером сияли звезды и было почти тепло. На буровой работала вторая смена. Мы с Джин пошли туда, болтая о пустяках, всячески избегая разговоров на личные темы. Наконец после короткого молчания я не выдержал и спросил:

— Вам не понравилось в Ванкувере?

— Трудно сказать. — Она пожала плечами. — Вроде и развлечений хватало: танцы, яхта и прочая чушь. Только вот не впрок пошло. Видимо, я отвыкла отдыхать по-настоящему.

— Поэтому и вернулись в Каним-Лейк?

— Скорее потому, что это единственное место, которое я могу назвать домом. Кроме того… — Она умолкла и несколько минут угрюмо брела за мной. — Слушайте, Брюс, вам обязательно надо было давать Питеру такую пощечину?

— Иначе я не смог бы поднять сюда буровую.

Мы подошли к вышке и стали смотреть, как бур дюйм за дюймом уходит в почву.

— Сколько вы проходите в час? — спросил я Билла Мэнниона, стоявшего рядом с бригадиром смены.

— Восемь футов.

— Значит, до нефти мы доберемся не раньше, чем через месяц?

— Если удастся сохранить нынешние темпы, то да.

Мы пробыли у вышки до конца смены. Лавочка закрывалась в полночь, а уже четыре часа спустя начинался новый рабочий день. Караул несли мы с Боем: ночь он, ночь я. Мозес был при нас в качестве сторожевого пса.

Вскоре мы привыкли к такому порядку. Июнь уступил место июлю, и с каждым днем наша скважина углублялась почти на двести футов. За все время мы еще ни разу не слышали о Треведьене.

Работы на дамбе шли круглые сутки. Однажды ночью мы съездили посмотреть, как там дела. В том месте, где участок Кэмпбела граничил с землей Треведьена, теперь стояло заграждение из колючей проволоки, а у подъемника и на дамбе околачивались вооруженные часовые с собаками. Все было тихо и спокойно, однако меня ни на минуту не оставляло мрачное предчувствие надвигающейся беды. Скорее всего Треведьен просто ждет удобного случая, чтобы подложить нам свинью. Джин тоже понимала это: нередко я замечал, как она подолгу неподвижно стоит, с тревогой глядя в сторону плотины.

И вот гром грянул. Произошло это четвертого июля. Утром Бой повез в Калгари образцы пород. Погода выдалась мерзкая, и, когда я заступал на свою ночную вахту, дождь то и дело сменялся мокрым снегом.

Мозес никак не желал сидеть спокойно. Временами мне удавалось заставить пса лечь, но он тут же вскакивал и тревожно прислушивался, покачивая хвостом. Около половины третьего утра я выглянул из сторожки. Снег валил вовсю. Когда я закрывал дверь, Мозес встрепенулся и, тихонько зарычав, подскочил к порогу. Мгновение спустя он уже был на улице, и тут вдруг высоко в небо взметнулись столбы огня. Меня окатило волной горячего воздуха, и в тот же миг послышался грохот двух мощных взрывов.