Азимут бегства - Стивен Котлер

Так он попадает в Сан-Луис-Обиспо, в пригороде Пинто. Его высаживают в центре городка, прямо напротив церкви. Воскресный день. Малые детишки катаются на велосипедах, девочки носят топики, демонстрируя груди размером с чашки из детского посудного набора. Эти люди живут под вечно шелковым небом, которое никогда не портит дождем их праздник. Анхель покупает продукты, ловит машину, и его отвозят к подножию Семи Сестер, маленькой гряды потухших вулканов, начинающейся сразу за чертой городка. Когда наступит вечер, на вершины опустится туман, но пока они торчат из земли, словно зубы. Он вскидывает на плечи рюкзак и тащится в гору до тех пор, пока не добирается до достаточно высокого места на горе Епископ, откуда открывается вид на закат. Ему хочется выпить. Он вспоминает о фляжке Пены в кармане куртки. Виски в холодный вечер. Фляжка почти полна, довольно для того, чтобы напиться в дым и обеспечить себя на завтра головной болью. Правда, он думает, что до этого не дойдет. Металл холодит руку сильнее, чем виски — глотку. Он плотно завинчивает колпачок и переворачивает фляжку. Слышно, как внутри плещет жидкость. Он вспомнил, что на донышке что-то выгравировано, он видел надпись еще в Мексике. «Спроси рыбака — Красный Вигвам, Монтана». Наверное, это магазин, где она купила фляжку. Позже, перед тем как уснуть, он вспоминает свой последний разговор с Пеной; она тогда сказала, что у нее есть друг Койот, великий рыболов. Как странно, что она отдала ему фляжку. Просто, как дважды два — четыре. До вершин долетает мягкий бриз, шелестит низкая трава, из городка доносится собачий лай. Анхель никогда не бывал в Монтане.

Он долго не может заснуть, а во сне видит Исосселеса. Он видит себя ковбоем, Исосселес гарцует на сером коне в шляпе, надвинутой на самые глаза. Но узнать его можно с первого взгляда. Около четырех Анхель просыпается. Чтобы привести голову в порядок, он идет в город, съедает там блины с яйцами, сосиски, порцию бекона, потом жареную картошку, выпивает шесть чашек кофе, потом заказывает ржаной тост и ломтик пирога. Голод смотрит на него жадными глазами из всех щелей. Покончив с пирогом и раздумывая, не взять ли еще кусок, и поражаясь тому, сколько он, оказывается, может съесть, он вдруг видит крадущийся мимо кафе старый красный автомобиль. За рулем человек в темных очках, из-под которых торчит нос, похожий на птичий клюв. Это лицо знакомо Анхелю. Человек с кухни, тот, который назвал его amigo после того, как он украл папку. Анхелю трудно поверить в то, что они выследили его через две недели после бегства из монастыря; ведь он мог уйти куда угодно. Но человек уже здесь; он расплачивается, переходит улицу, углубляется в пихтовую рощицу, где бросает на траву пакет. Два часа Анхель прочесывает город, чтобы найти хоть что-нибудь движущееся на четырех колесах. Ничего стоящего он не находит, но мысленно он уже далеко.

Покидая город, он проходит мимо миссии Сан-Луис-Обиспо де Толоса. Крыша церкви пылает на солнце ярко-красной черепицей. Черепицу стали класть вместо соломы, которая славно горела после индейских набегов. Сколько церквей сгорело, пока они наконец не поняли, что надо делать, сколько было утрачено домов Божьих? Раньше он так не думал о церквях.

Можно было воспользоваться поездом или автобусом. В конце концов, на этом можно было выиграть время, но у него кончается наличность, и вряд ли он протянет три дня с пустым желудком. Вместо этого он надевает темные очки и выходит на второстепенную дорогу, рассчитывая доехать до Лас-Вегаса, а потом до Монтаны. Рядом с ним останавливается «валиант-64», выкрашенный в голубовато-стальной цвет. Дерево на приборной доске настоящее, гладкое, как кожа ребенка, и он спрашивает, можно ли курить в машине.

— Нет ничего в мире, чего бы ты не мог, — отвечает водитель, повернувшись лицом к Анхелю. В глазах его мерцает насмешливый огонек, седые жесткие волосы, вьющиеся, как маленькие фонтанчики, коротко подстрижены. — Джек Кроуфорд, — представляется он.

— Анхель.

— Садись. Почту за честь, если ты покуришь в моей машине.

Анхель забирается в салон, протягивает руку, они здороваются, и он достает из пачки сигарету, предлагает одну водителю. Джек затягивается и выпускает дым между губами. У него широкие насупленные брови. Рукой он тянется к заднему сиденью, что-то там ищет, потом вытаскивает широкополую шляпу гангстерского вида. Такие шляпы отец Анхеля называл «кэгни».

— Мне понадобится моя курительная шляпа.

Анхель улыбается, сиденье кажется ему таким мягким… Они едут целый день, и к вечеру в лучах заходящего солнца ландшафт окрашивается в охряный цвет. Из магнитолы доносится музыка, Анхель, чтобы скоротать время, задает вопросы. Джек отвечает — медленно, лениво, неторопливо, слова его повисают в воздухе тяжеловесными, дружелюбными и скрипучими дверными петлями.

— Обожаю карты в любом виде. Я могу прочесть будущее даже на почтовых карточках, знаешь, на таких, какие продаются на всех стоянках. Могу напророчить рак или женитьбу, раскинув какие-нибудь «Добро пожаловать в Духики, штат Айдахо, 3 миллиона населения» или по открыткам с девочками в розовых бикини, на попках которых отметилась вся Флорида. А к этим картам Таро я и прикоснуться не могу, вибрируют так сильно, что просто выскакивают у меня из рук. Покер — это самое тупое времяпровождение, какое только можно придумать, но стоит мне посидеть за приличным столом пару часов, и я зарабатываю неплохие деньги.

Он давит педаль газа, мотор взрывается ревом. Джек сжимает руль так, что белеют костяшки пальцев. В его взгляде торжество, машина стремительно несется по дороге.

— Иногда я очень неплохо зарабатываю.

— Мы едем в Вегас?

— Вегас, Солт-Лейк, Вернал, Национальный парк динозавров, в таком порядке, — одним духом выпаливает он весь список.

— Зачем?

— Зачем? А ты как думаешь — наличность, семья, необходимость и, конечно, удовольствие.

Анхель косится на Джека прищуренными от удивления глазами.

— Вегас — это само собой. У меня маловато денег, думаю, что там их станет немного больше. У меня сестра в Солт-Лейке, ей позарез нужна наличность. В Вернале я найду своих людей, проводников, а от парка динозавров рукой подать до границы Юты и Колорадо. Грин-ривер течет ровно посередине. Там не очень быстрое течение, но самое лучшее там — это Лэйдорский каньон.

— Лэйдорский каньон, — механически повторяет за ним Анхель.

Джек кивает.

— Давление и время, — произносит Анхель, скручивает платок в плотную спираль и смотрит, как она, освободившись, медленно и нехотя разворачивается.

Джек выбивает такт пальцами, не отрывая рук от руля. Целые ноты, четверти, короткие стаккато всплесками отдаются на тыльной стороне ладони. Ритм четко выдерживается в такт музыке из приемника. Бас-гитара, плотные как волны моря слои звуков. В окне машины проносится Калифорния, и Анхель думает, что когда-нибудь обязательно вернется сюда. Мимо проносится заброшенная шахтерская лачуга. Джек смотрит, как она исчезает в зеркале заднего вида. Дорога для него — настоящая энциклопедия. Анхель замечает это, факт доходит до него не сразу, но теперь он видит, как Джек смотрит на воробьев, облепивших столбы телефонных линий, на несущийся на ветру мусор, на плоский горизонт, замечает, как все это бередит память попутчика, как дорога рассказывает его жизнь, настойчиво переставляя местами факты.

— Хочешь знать, как у меня получилось с картами? — Улыбка окрашивает любопытством лицо Джека, окружает глаза лучиками морщинок, во взгляде — выражение лунатика. — Это очень странная история… Короче, один мужик сказал мне, что карты Таро у него раскладывались сами по себе.

Джек снимает руку с руля и приглушает музыку.

— Я ехал из Эль-Пасо в Карлсбад в старом рыдване, который сдох в Дакоте. Даже трех лет не продержался. Мне пришлось идти пешком два дня, прежде чем я сумел поймать попутную машину. — Он резко взмахивает рукой, чтобы отогнать какое-то ненужное воспоминание. — Это совсем другая история. В общем, я хотел взглянуть на Карлсбадские пещеры. Там большие, страшные пещеры. Помню, я проехал с запада весь Техас, чтобы взглянуть на Кроу-Флэте. Так, ничего особенного, но я просто запал на название. У меня было время, и вместо того, чтобы отправиться прямо туда, я остановился за Эль-Пасо, на границе Техаса и Нью-Мексико. Место называется Собачий каньон, это в горах Гваделупы. С дороги была видна только стена красных скал, словно выраставших из пустыни. На базе рейнджеров я купил хорошие топографические карты. В рюкзаке у меня было провианта на добрых три дня. Это оказался высокогорный каньон, весь поросший лесом. Видел я и ямы, в которых апачи гонят свой мескаль. Трава — по пояс.

Джек на минуту замолкает, о чем-то думая.

— Парк, в общем, так себе, но я излазил его вдоль и поперек. Компас у меня совсем свихнулся. Тебе этого не понять. Понимаешь, это было двадцать лет назад, и многие пешеходные дороги, которые сейчас на славу утрамбованы, тогда еще не были даже проложены. Потом выяснилось, что я перешел выход из Собачьего каньона и попал в каньон Саут-Мак-Киттрик. Мне это было не важно, я заблудился. Жара, воды нет, я чертовски мучился от жажды, да что там говорить, я изрядно струхнул.