Иллюзия игры - Елена Михалкова

Первая цыганка подлетела к женщине, прикоснулась к ней. Та остановилась, растерянно взглянула на цыганку и что-то сказала.

– Они выбирают человека, который погружен в себя, – продолжал Гройс. – Идет, задумавшись, – значит, готовый клиент. Можешь быть уверена, что денег у нее не просят, – боятся спугнуть. Наверняка спрашивают, как пройти куда-то, и она им сейчас покажет дорогу.

Будто следуя его приказу, жертва обернулась, махнула рукой назад и собиралась продолжать путь. Но не тут-то было: путь ей преградила вторая цыганка. Она не мешала женщине идти, но явно что-то спрашивала, уточняла, и та оставалась на месте.

– Второй этап. Сейчас, не сомневайся, они задают ей вопросы. Обязательно такие, чтобы она отвечала утвердительно. Первый вопрос – невинный, например: «Красавица, в какой стороне вокзал?» Второй – более личный, вроде: «Это у тебя обручальное колечко, родная?» Им нужно, чтобы она три раза сказала «да», поэтому могут спрашивать всякую ерунду, глупости.

– Зачем «да»? – напряженно спросила Ирка.

– Нынче это называется «манипуляция сознанием». А бабка моя говорила: «Три раза согласный – на все согласный». Человек расслабляется, ему легче принять то, что вызывает сомнения.

Пока он говорил, к растерянной женщине подошла третья цыганка, сперва дотронулась до ее правой руки, а затем бесцеремонно взяла за левую руку и принялась смотреть ладонь.

– Втроем работают, но это они от скуки. Обычно двоих хватает. Одна в одно ухо, другая в другое – чистая стереосистема получается. Они перегружают ее сознание. Если человек восприимчивый, то может впасть в подобие транса. Может, ты слышала – некоторые жертвы цыганок потом говорят, что не могут вспомнить, как отдали деньги.

Ирка кивнула, не сводя глаз с разворачивающегося на площади действа.

– Сейчас запутают ее. Думаешь, почему голоса громкие и юбки яркие? Не только для красоты. Когда такая карусель перед глазами, труднее соображать.

Ирка и сама видела, как закрутились-завертелись цыганки. Одна погладила женщину по руке, вторая прикоснулась к ее уху. Женщина непроизвольно отшатнулась, и третья тут же выдернула у нее волосок.

– Дед, а это зачем?

– Сначала болтовня, заговаривают ей зубы, потом трогать начинают. Видела, как третья за руку ее схватила? Заметь – всегда трогают за правую, за левую никогда. И не грубо лапают, а поначалу мягонько, едва-едва.

– Отвлекают внимание?

– Не только. Если человек разрешил к себе прикоснуться, считай, что цыганка наполовину вошла к нему в доверие. Потому что это жест, который подсознательно разрешен только «своим», так же, как по голове погладить.

Ирка смотрела на цыганок во все глаза. Старшая, вырвавшая волосок, в чем-то горячо убеждала женщину, и лицо у той стало перепуганным.

– Третий этап, – заметил Михаил Степанович. – Сперва привлекли внимание, заставили себя слушать, притворились «своими», а теперь огорошили ее, бедную. Так, чтобы с места не сошла.

– Откуда ты знаешь? Ты же их не слышишь! Что они ей сказали? – выпалила Ирка без остановки.

Гройс улыбнулся ее горячности:

– Здесь и слышать нечего. Цыганки – тетки с ленивым умом, всегда работают по старинке, по шаблону. Для каждого «клиента» у них свои крючки заготовлены. Девушке скажут, что у нее любви никогда не будет, потому что порчу навели, женщине постарше – что вскоре у нее ребенок заболеет или муж умрет. Ни одна после таких слов не уйдет.

– Ужас какой, – содрогнулась Ирка. – Я бы тоже не ушла.

Старик бросил на нее внимательный взгляд.

– Вот и эта стоит, уши развесила. А ей говорят, что порчу можно снять, если она отдаст этим красавицам то, что ей принадлежит. Например, маленькую монетку. А за монеткой – другая, а за ней – купюра, а там и до золотишка дело дойдет. Гляди внимательно…

Женщина, будто завороженная, полезла в сумку. Две цыганки вились вокруг, третья что-то говорила, наклонившись к ее лицу.

И тут случилось то, что оборвало спектакль. Немолодой мужчина, целеустремленно продвигавшийся сквозь толпу, увидел происходящее, приостановился, а затем с удвоенной скоростью ринулся к жертве, достававшей из сумки кошелек. Схватив женщину за руку, он поволок ее за собой, не обращая внимания на вопли цыганок. Те покричали ему в спину и лениво вернулись на свой пост, словно ничего и не произошло.

Ирка и Михаил Степанович проводили взглядами неожиданного спасителя. Он торопливо пересек площадь, ведя за собой подопечную, у поворота отпустил ее, что-то бросив на прощание, и исчез в переулке.

– Повезло, – покачав головой, констатировал Гройс. – Не смог человек пройти мимо, решил помочь. Должно быть, сам уже имел дело с цыганами. Или жену обобрали, вот он и не стал спокойно смотреть, как среди бела дня человека раздевают.

– Может быть, это ее знакомый.

– Э, нет! Знакомый вел бы себя иначе. Он бы сперва остановился, потом пригляделся, потом узнал: «Ба! Да это ж наша Ольга Владимировна!» – а уж потом подошел бы, не торопясь, поскольку не был бы уверен – стоит ему лезть или нет.

– А почему цыганки не идут за ней? – спросила Ирка, приподнимаясь и вертя головой в поисках мошенниц. – Видишь, она стоит, приходит в себя… Могли бы еще раз попробовать.

– Не станут, – отмахнулся Гройс. – Если сразу не получилось, к этой дурынде они больше не сунутся. Разве что по ошибке.

Он откинулся на спинку стула, с аппетитом доедая остатки остывшего чебурека. Ирка сидела с озадаченным видом. Работа цыганок произвела на нее сильное впечатление. И оставила неприятное ощущение.

– Ты, Ириша, главное, помни, что все это просто набор фокусов, – посоветовал старик. – Я потому тебя сюда и привел, чтобы ты посмотрела, коечто взяла на заметку, чем-то научилась пользоваться.

– Ничего себе – набор фокусов! А что же говорят о цыганском гипнозе?

– Бред это все, – отмахнулся Михаил Степанович. – Нет никакого цыганского гипноза. Сами же цыгане эти слухи и распускают, чтобы их сильнее боялись. Ты сейчас это на себе проверишь.

– Как?

– Да очень просто. Иди к ним и сделай так, чтобы тебя взяли в оборот.

Ирка застыла в нерешительности.

– Давай-давай, ступай, – подбодрил Гройс. – Думаешь, все дело в цыганском гипнозе? Так опробуй на собственной шкуре, каково это, когда тебя гипнотизируют. Только нужно постараться, чтобы цыганки выбрали именно тебя. Иди. А я посмотрю.

Девушка встала, повесила сумку на плечо и пошла к выходу. На полпути она обернулась и улыбнулась старику – лукаво и самоуверенно. «Получится, не бойся», – мысленно подбодрил ее Михаил Степанович, попросил официанта, чтобы ему принесли еще один чебурек с зеленым чаем, и принялся наблюдать.

Ирка быстро отошла от кафе, но чем ближе подходила она к площади, тем сильнее замедляла шаг. Плечи ее опустились, движения замедлились, взгляд стал рассеянным. Она представила себя не Иркой, а Оленькой, Любочкой или девушкой с каким-нибудь похожим нежным именем, обязательно уменьшительно-ласкательным, которую в школе никогда не дразнили Лебедой, а только Вафлей.

К рынку вместо Ирки подошла боязливая, чем-то огорченная девушка с глуповатым лицом. Она выбрала маршрут так, чтобы ее путь проходил как можно ближе к цыганкам, и несколько раз нервно схватилась за свою сумку, словно проверяя, на месте ли кошелек.

Цыганки ее заметили. Ирка нарочно старалась не смотреть в их сторону, чтобы не выдать себя, но уловила краем глаза оживление чуть впереди, где пестрели юбки и шали. Одна женщина, самая молодая, отделилась от остальных и поплыла навстречу Ирке, улыбаясь и кивая.

За несколько шагов до нее девушка вскинула голову и огляделась, заморгала, пытаясь понять, куда же она вышла.

– Заблудилась, красивая? – Цыганка сверкнула золотыми зубами. – Дорогу не можешь найти! – Она не ждала подтверждения своих слов, а просто констатировала факт, и поэтому Ирка молча смотрела на нее. – Ай, дорогая, а ведь я к тебе иду, тебя ищу, предупредить тебя хочу! Говорят, цыганки врут, правды не говорят, да только ведь не знают люди всей правды, а ты мне верь, красивая, я тебя не обману, а всю правду скажу.

Девушка кивнула, стараясь придать лицу доверчивое выражение. До сих пор не происходило ничего, похожего на гипноз. Ирка понимала, что ее забалтывают, и ждала, когда начнется что-то серьезнее.

Цыганка была молодая, но неопрятная, с сальными патлами, торчащими из-под криво повязанной косынки. Ободрившись Иркиным кивком, она продолжала, подойдя вплотную и понизив голос:

– Вижу, золотая моя, что в семье у тебя не все ладно, что поссорилась ты с кем-то из родных. Ай, тяжело на сердце, и вот здесь тяжело! – Она взяла Ирку за кисть и прижала к груди. – Если хочешь, дай монетку, самую мелкую, и скажу, что тебя дальше ждет.

Черные глаза цыганки встретились с темными Иркиными.

– А подойдет любая монета? – уточнила девушка, убедившись, что пока не ощущает ничего, парализующего ее волю.