Исповедь на подоконнике - Ева Таксиль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты куда? Алина, осторожно!
— Да чего ты такой нытик? Иди сюда, штаны отстираешь. — махнула ему девушка, чуть не полетев прямиком к лебедям.
Адама долго уговаривать не надо — он покорно спустился вниз за Алиной, менее неловко, чем она минуту назад. Пока он слезал, красавица поймала в своих волосах песню ветра и начала самозабвенно танцевать на кирпичном выступе перед водой. Она прыгала маленькими ножками в лакированных туфельках по камню, иногда нарочно наклонялась над водой, заставляя сердце бедного Коровьева ёкать. Закат отражался в ее волосах, и словно все французские музыканты дружно играли аккомпанемент ее нежному, романтичному танцу. Адам был готов притащить рояль прямо сюда, лишь бы девушка смогла полностью насладиться моментом. А Алина продолжала крутиться, элегантно взмахивать руками, как балерина, теребить свои красивые волосы и смеяться, закидывая голову вверх, к великолепным розовым облакам. Все здесь было для нее. И Адам понимал, что и он тоже.
Коровьев был беспрекословно сильно влюблен. Он щелкал пальцами, дабы движения красавицы обрели какой-то особенный сюжет, но параллельно с этим следил, как бы Алина не упала в воду. Адам был благодарен закату, что тот появился, ведь румянец на его щеках было бы не скрыть без этого прекрасного светила. Он улыбался, а сердце его крутилось в одном и том же движении с девушкой, оно успевало пропустить не менее ста ударов, стоило Алине взглянуть в его сторону. Коровьев чувствовал себя просто громадиной на фоне этой ласковой принцессы, очаровательной во всех своих движениях. Еще с первой встречи Адам осознавал, что образ волшебной Алины окружал его везде: он слышал ее голос в звучании своего пианино, он прислушивался к шагам, ожидая заметить в них ее, он смотрел на всех людей и красавица мерещилась всюду, ветер вокруг звенел лишь ее смехом. Вся планета была поглощена Алиной.
Вдруг элегантная ножка девушки в крошечной туфельке сильно повисла над водой, тело ее стало перевешиваться туда, вглубь пруда, а руки забегали, словно мельница. Волосы красавицы резко взмахнулись, она отцепилась ногой от кирпичных подмостков и завизжала. Щеки Алины налились кровью еще сильнее, а платье взвилось, подобно изгибам Кавказских курганов — плавно и аккуратно. Девушка, даже крича, была прекрасна, как самая яркая звезда на небосклоне, в таком напуганном великолепии. Адам толком не успел среагировать, как ее руки сжали хлопок его рубашки, надетой поверх футболки, все происходило слишком быстро, и Коровьев полетел в воду вслед за боящейся Алиной.
Холодная вода, как собака, начала обнюхивать два идущих ко дну тела. Девушка успела набрать в рот воздух и страшно дрожала. Она не нашла выхода лучше, чем открыть глаза, несмотря на мутную жидкость вокруг всей себя. Она зажмурилась, но постепенно начала разглядывать перед собой фигуру Адама, одежда на котором вздымалась, как паруса. Волосы девушки расползались, как змеи, и казались очень тонкими и жидкими. Она не успела принять решение, как Коровьев обхватил ее за талию, а свободной рукой начал помогать воде вытолкнуть их наверх и грести к берегу. Алину парень держал крепко — она маленькая, хрупкая, уплыть легко может, а потом не найдешь под гладью воды мистических прудов. Адам высунул свою голову из воды, а следом достал девушку и подсадил ее, дрожащую от резкого холода, на подмостки. Он напряг руки и сам перелез на ту сторону от водоема, шумно дыша и оглядывая напуганную Алину.
— Я не хотела… Я случайно…
— Все хорошо, я видел. Идем. В таком виде нами быстро заинтересуется товарищ полицейский. — спокойно кивнул Адам и взял девушку за руку.
Та покорно подалась за ним, стуча зубами. Тихо хлюпая мокрыми ботинками по каменистой мостовой, эти двое свернули в подворотню, освещенную темно желтыми огнями подвала, где находился бар «Старый гусь». Они стыдливо улыбались, глядя друг на друга, а Коровьев параллельно пытался выжать свою рубашку, чтобы накинуть на плечи Алине, оберегая ее таким образом от воспаления легких. Девушка переминалась с ноги на ногу, тряслась и смущенно кашляла, каждый раз, когда пересекалась глазами с парнем. Она безмолвно взяла из рук Адама одежду и накинула на худые плечи, все в гусиной коже. Чтобы хоть немного развеять стыд и волнение красавицы, Коровьев аккуратно передвинул ее под свет пока еще теплого осеннего солнца и приобнял. Бережно, но прижимал к себе крепко.
— Я закажу такси. Не бойся. Приедешь домой — выпей чай и постарайся не мерзнуть.
Алина подняла на заботливого юношу зеленые глаза. Вся предыдущая жизнь в его руках казалась дымкой, чем-то неважным, она понимала всю слепоту своего сердца, которое могло смотреть на кого-то другого — не на Адама. Все солнце словно горело в ее глазах лишь для них двоих, замерзших, дрожащих, но таких милых. Она уткнулась щекой в крепкую руку Коровьева и начала кутаться в его рубашку. Адам внимательно следил за ее бережными действиями, часто переводил взгляд в небо, казавшимся рядом с девушкой необыкновенным. Эмоции к ней не могли держаться в тишине, парень был готов кричать о них каждому — настолько сильно разносились в сердце звуки ее тихого голоса. Алина необычайно нежно прижалась к его груди, из головы вылетел и Базаров, и все, что окружало. Переменился каждый сантиметр и снаружи, и внутри девушки. Эта любовь напала нежданно, как туберкулез посреди солнечного города где-то на юге. Алина обняла Коровьева своими тонкими руками танцовщицы и поняла, что рядом с ним ей абсолютно не холодно. Было очаровательно стоять под закатом прекрасного города в полной тишине, перебиваемой лишь рокотом падающих со штанов и платья капель.
Машина подъехала, и парень, объяснив, почему они с девчонкой мокрые насквозь, заручился пониманием таксиста и открыл девушке дверь. Та, нежно кивая, поджала ноги на заднем сиденье. Чувствовала она разное, но в большинстве своем то, что у нее не мог вызвать зажатый, хоть и самоуверенный Базаров. С ним она хотела смеяться, хохотать, исчезать из жизни, а потом снова резко появляться, а с Адамом… Неожиданно для самой себя Алина стала видеть свою судьбу именно в музыканте. Такой беспрекословной доброты, абсолютной положительности девушка не встречала нигде. Но все же — страшно,
