АКТЕОН - Иван Панаев

Это сильно его потревожило.

- Как же, братец, - сказал он переменившимся голосом, - я не могу тебе теперь заплатить этих денег - у меня нет столько…

- Все равно, мон-шер, все равно, после: тебе я поверю… А не можешь ли ты мне теперь отдать хоть немного?..

- Тысячи три… могу.

- Ну, все равно, хоть три тысячи, а на остальные пятьдесят семь тысяч ты мне просто дай записку, мон-шер, - напиши, что взял их у меня на сохранение до первого востребования, - вот и все.

Петр Александрыч согласился на это, и офицер на четвертый день рано утром выехал из села Долговки. Восторг Прасковьи Павловны к офицеру в минуту, однако, исчез, когда ей сказали, на какую сумму обыграл он ее сына.

- Ах, Петенька, Петенька!.. - твердила она, ломая руки, - можно ли это? шутка ли шестьдесят тысяч!.. Вот разбойник какой подвернулся!

ГЛАВА VII

Этот проигрыш был последней данью, заплаченной Петром Александрычем прошлой жизни. Он навсегда простился с порывами и с сильными ощущениями. С этих пор щекотали его только мелочные страстишки и ощущеньица! "Хорошо бы сделаться какою-нибудь важною чиновною особою в уезде", - думал он, или: "Недурно бы съездить к губернатору; его превосходительство меня ласкает; пусть видят это другие помещики".

И вдруг лениво подымался он с своих кресел, в которых обыкновенно дремал после жирного обеда, приказывал готовить экипаж и отправлялся в губернский город. Он любил также поохотиться, для того чтоб пощеголять своими собаками.

Однажды так, бог знает для чего, вздумалось ему показать, что он знает толк в хозяйстве. Призвав управляющего, Петр Александрыч произнес с важностию:

- Зимний путь уж установился; отправьте же поскорей подводы в Москву с надежным человеком - во-первых, для закупки годовой провизии, а во-вторых, для того, чтоб взять у братьев Бутеноп четырехконную молотилку, веялку, плуг и экстирпаторы.

Это все необходимо нужно иметь.

Управляющий, изумленный таким приказанием, лукаво улыбнулся и произнес:

- Слушаю-с.

Приказание Актеона было в точности выполнено. Означенные земледельческие орудия привезены и поставлены в каретные сараи, откуда они уже никогда и не выдвигались. В другой раз он призвал управляющего и изъявил ему желание присутствовать на так называемых посиделках. Это последнее желание уже нисколько не показалось странным Назару Яковличу… Все шло хорошо… Семен Никифорыч гостил в селе Долговке по неделям и по месяцам. Он, вероятно, перестал оскорбляться невнимательностию к нему Ольги Михайловны. Петр Александрыч играл с ним по маленькой в преферанс. Покуривая сигарку, лениво бросал он карты на зеленое сукно…

Это было тотчас после обеда.

Вошедший Фомка отвлек его внимание.

- Что тебе надобно? - спросил у него Петр Александрыч.

Фомка, только что возвратившийся из уездного города, подал барину письмо.

Письмо это было застраховано.

- От кого бы это?

Актеон отложил карты в сторону, распечатал и прочел письмо.

"Cher ami Петр Александрыч, - писал к нему офицер, - прости, что я беспокою тебя. Мне крайняя нужда в деньгах. Сделай одолжение, вышли мне должные тобою пятьдесят семь тысяч через две недели в Петербург (адрес мой при сем прилагаю). Если ты к сему сроку не вышлешь деньги, то не пеняй на меня, - я вынужден буду представить записку твою куда следует; а ты знаешь, что такого рода записки имеют силу. - Еще раз повторяю мою просьбу о деньгах. Не заставь меня ссориться с тобой, mon cher. - Adieu, будь здоров. Поклонись от меня жене своей и маменьке…

Твой pour toujour

Анисьев".

Откуда же взять столько денег и в такое короткое время? Управляющий говорит, что на доходы надеяться нечего, что скоро придется кормить крестьян по случаю долгих неурожаев, а большие-то доходы обещает он не прежде, как года через два.

Петр Александрыч нахмурился. - У него денег оставалось очень немного… Он уж истратил несколько новеньких ассигнаций, - нарушив честное слово, данное им самому себе, не прикасаться ни в каком случае к этим деньгам… Что делать?

"Зачем, - подумал Петр Александрыч, - я дал ему эту проклятую записку?.. Можно было бы как-нибудь отделаться от него и не заплатить… А теперь беда!.."

- За…адумались, Петр Александрыч, - сказал Семен Никифорыч, - ва…аш ход…

- Мне, признаться, не до игры, - произнес Петр Александрыч и объяснил Семену

Никифорычу причину своего беспокойства.

- Де…е…ело не шуточное!

Семен Никифорыч выпустил изо рта и из носа тучи дыма и положил на стол свой коротенький чубучок.

- У кого бы занять? - подумал вслух Петр Александрыч.

- За…нять? Мм! по…просите… у Прокофья Евдокимыча; у…у него целые по…двалы денег, в землю зарывает… ей-богу… А… а…вось даст… неровен час; он и…иным и давал…

- Маменька! - закричал Петр Александрыч, - пожалуйте к нам на совет.

- Сейчас, мой голубчик… - отвечала Прасковья Павловна, выходя из ближайшей комнаты.

- Что тебе посоветовать, мой ангел?.. Ах, Семен Никифорыч! материнскому сердцу как приятно слышать это… Он, голубчик мой (она указывала на сына), видит, что я опытнее его, желаю ему добра, он без меня ничего и не предпринимает.

- Это по…похвально, - сказал Семен Никифорыч. Петр Александрыч прочел матери письмо, полученное им, и передал ей мысль Семена Никифорыча о займе денег у

Прокофья Евдокимыча.

- Нечего делать, - произнесла Прасковья Павловна, вздыхая, - надо перепробовать, дружочек, все средства… Авось этот скряга, гнусный старичишка, хоть один раз в жизни покажет себя с благородной стороны… Только советую тебе, дружочек Петенька, поезжай к нему сам. Ты этим, во-первых, сделаешь ему честь, и кто знает, может, это его тронет…

- Хорошо-с; а что, маменька, правду ведь вы говорили, что в нынешнем свете трудно найти приятелей, - так и вышло по-вашему.

Петр Александрыч смял письмо офицера в комок и бросил под стол.

- Я, друг мой, никогда не говорю пустяков… Уж я все испытала в жизни: так моим словам можно верить…

На другой день рано утром Петр Александрыч облекся в дядюшкину медвежью шубу, два исполина уложили его в пошевни, Гришка присел на облучок, кучер дернул вожжами - и лихая тройка помчала барина.

Перед ним расстилались необозримые снежные равнины, середи которых изредка чернелись деревеньки, мелькали деревья, опушенные инеем, да испуганные вороны, отряхая снег с ветвей, поднимались с карканьем, тяжело махая крыльями, и исчезали в отдалении черными точками на сером небе.

В уездном городе звонили к обедне, потому что это было воскресенье… По единственной улице города, на которой торчал неуклюжий каменный дом между разваливающимися домиками и избами, - плыли, как павы, жирные разрумяненные и расписанные мещанки в малиновых штофных телогрейках на лисьем меху; за ними выступали мужья их в синих сибирках, шли ямщики в засаленных тулупах да тащились две или три старушонки в порыжелых салопах… У калитки дома, украшенного елкою, стоял приказный, облизывая губы и несколько пошатываясь, а далее мальчишки скатывались на салазках с горки, устроенной возле самой проезжей дороги…

От села Долговки до села Карташева, в котором имел резиденцию богатый старичок, считалось с лишком верст сорок. Петр Александрыч завидел издалека цель своего путешествия. Село Карташево казалось в шесть раз более уездного города, через который он проехал, и украшалось двумя каменными церквами; это село, состоявшее из тысячи восьмисот душ, принадлежало разным помещикам. Прокофий Евдокимович был один из главных: он владел в нем восемьюстами душами. Прокатив по узкой улице, в которой избы, как во всех старинных деревнях, тесно прилеплялись одна к другой, кучер спустился на озеро, мигом поднялся на противоположный берег, повернул налево, въехал на небольшой дворик, обнесенный развалившимся забором, и остановил лошадей у крыльца.

На крыльце небольшого домика стояли с разинутыми ртами и с выпученными глазами какие-то мальчишки в серых куртках домашнего сукна.

- Дома ваш барин? - спросил у них Гришка, спрыгивая с облучка.

Мальчишки молчали.

- Эй вы, щенки! вас спрашивают. Слышите?

- Кого вам надо? - сказал один из мальчиков, почесываясь. - Тятеньку, что ли?

- Какого тятеньку! Пошел, дурак!

Гришка помог барину своему вылезть из пошевней и взбежал в сени. В сенях у двери стоял чан с водой и несколько кадочек. Он начал стучать в дверь.

- Кто там? - раздался грубый женский голос. - Чаво надо?

- Гости приехали; дома ли ваш барин?

Голос смолк, и минуты через три дверь, запертая изнутри железным засовом, заскрипела и отворилась.

- Сюда, батюшка, сюда, кормилец! - сказала баба, кланяясь Гришке. - Кто вы такие?

- Да здесь ли живет Прокофий Евдокимыч? - спросил Петр Александрыч.

- Здесь, кормилец, здесь. Палашенька, скажи барину, что гости приехали.

Баба обернулась к девочке, которая выглядывала из-за нее.

- Погоди, кормилец, погоди, вот она сейчас воротится. Барин ответ даст.