Делатель королей - Симона Вилар

Когда она вошла в храм, у нее невольно сжалось сердце при взгляде на эту немолодую, но все еще прямую, как меч, леди, одиноко стоящую в боковом приделе. Герцогиня очутилась в положении изгоя при дворе, ей оказывали приличeствующие рангу почести, но в остальном избегали. Неудивительно, что многие, как и сама герцогиня, опешили, когда юная принцесса Уэльская склонилась перед ней в глубоком реверансе.

Анна припомнила странный разговор, что состоялся перед службой между нею и бастардом Фокенбергом. С тех пор как он сделал ее на время узницей Уорвик-Кастл, она возненавидела его, хотя и ни о чем не поведала отцу, памятуя о слове, данном Фокенбергу, что все останется в тайне, если тот не причинит вреда Филипу Майсгрейву. Порой она ловила на себе беспокойные взгляды бастарда, но отвечала ему пренебрежением и холодностью. И вот впервые с тех пор, как она в Англии, он преклонил перед нею колено и поцеловал руку, которую она поспешно отняла.

– Я провел эту неделю с вашим отцом, принцесса, и поразился, насколько он деятелен и бодр. Милорд сообщил мне, что именно вы убедили его отказаться от столь пагубного пристрастия.

– Мне кажется, отец излишне доверяет вам, сэр Фокенберг.

– Я заслужил это доверие.

– На вашем месте я не решилась бы с такой уверенностью это утверждать.

– Я чувствую себя оскорбленным, принцесса. Кроме того, думаю, и вам известно, что незаконнорожденный Невиль до тех пор в силе, пока у власти Делатель Королей.

– Такой предприимчивый человек, как вы, всегда найдет средства, чтобы добиться своего. И я не настолько забывчива, чтобы вы могли убедить меня в обратном.

– Что ж, коль вам так угодно считать, – устало заметил Фокенберг, и на его скуле нервно дрогнул желвак. – Человеку свойственно ошибаться. Один Господь непогрешим.

Он поднялся.

– Тотчас после службы я отправляюсь в Ноттингем, к вашему отцу. Нет ли надежды передать ему что-либо?

«Я не верю тебе ни на йоту», – подумала девушка, глядя в его светло-зеленые, по-рысьи прищуренные глаза, но вслух неожиданно сказала:

– Мы не успели повидаться с отцом, когда он уезжал. Поэтому передайте, что наш с ним уговор остается в силе и свое обещание я исполнила.

Анна опустила ресницы, глядя на склоненную голову священника подле алтаря. За ним, сквозь дымку ладана, тускло сверкали золоченые ковчеги с мощами святых. Рядом с нею король Генрих без устали твердил:

– Господи, Господи всемогущий! Припадаю устами к ранам твоим!.. Раны кровоточащие… Помилуй, Господи, и оборони раба твоего, грешного и убогого!.. Скверна наша…

Голос его переходил в крик. Молящиеся позади стали перешептываться, и Анна подумала, что королю, пожалуй, пореже следует бывать в людных местах, хотя, возможно, именно это религиозное рвение и окружает его ореолом святости. Однако она вздохнула с облегчением, когда после звона колокольчика священника мощно и торжественно зазвучал орган и его величественные звуки умерили пыл короля.

Голос органа троился, множился и гремел, казалось, возносясь к самому небу. Арки собора подхватывали эхо, осыпая его грандиозными каскадами. Анна закрыла глаза. Ее всегда потрясали эти звуки. Казалось, люди не создали ничего, что более соответствовало бы ее представлению о Боге. Теперь и она молилась. О любви между людьми, о том, чтобы научиться быть терпеливой, не ожесточиться и суметь с достоинством принять все, что суждено провидением. Еще она молилась о своих близких: об отце, муже, о покойной матери, о несчастном короле Генрихе, который так добр к ней, но столь немощен разумом, и конечно – о Филипе…

Орган умолк. Анна открыла глаза и почувствовала, что щеки у нее мокры.

– Дитя мое, ты плачешь?

Король Генрих подал ей руку, помогая подняться с колен. Он уже был почти спокоен и вопросительно смотрел на нее своим кротким светлым взглядом. Анну всегда смущало его бесконечное благоволение к ней, хотя, с другой стороны, она побаивалась его, после того как ей дважды пришлось стать свидетельницей его припадков. Она ничего не могла с собой поделать – но безумные и юродивые всегда вызывали у нее леденящий ужас.

Рука об руку с королем они вышли на паперть собора. После полумрака главного нефа весенний свет ослепил Анну. Она зажмурилась и почувствовала, как в руку ткнулся холодный нос Соломона. Она часто брала пса с собою в город, и он терпеливо ожидал ее у дверей лавок, церквей и приютов, куда принцесса порой заходила, и лондонские зеваки, изумляясь, глазели на этого пятнистого гиганта с острыми ушами и разноцветными глазами, сидевшего неподвижно, словно изваяние.

Анна ласково потрепала загривок пса, король же принялся раздавать милостыню. Он швырнул в толпу множество монет, что обычно вызывало давку и драку. Люди отталкивали друг друга локтями, сшибались лбами, женщины и дети, которых давили в толпе, неистово кричали.

Король же восклицал в экстазе:

– Радуйтесь, сирые! Господь милосерден к нуждающимся, он посылает еще, еще!

Он уже рвал с пальцев кольца. Уорвик, предвидя подобный оборот, обычно приставлял к королю пару дюжих молодцов, которые мягко, но непреклонно брали монарха под руки и усаживали в дормез. Но из-за задернутых занавесок все еще слышалось:

– Король любит вас! Король молится о вас! Король всегда с вами!

На площади перед собором стражники древками копий разгоняли дерущихся.

Анна раздавала милостыню с разбором. Особенно жалела старух. На лицах людей с возрастом отчетливо проступает характер, и несложно определить – зол, желчен, хитер или же добр и мягок был тот или иной человек в юности. Но принцесса не делала здесь различий и щедро опустошала кошель для милостыни в подставленные старческие руки. Человек вступает в этот мир с ангельским ликом, и не его вина, что жизнь гнет и корежит его по своему усмотрению.

Неожиданно Анна замерла и выпрямилась. Что-то заставило вздрогнуть. Скользящим взглядом она окинула площадь перед собором, готические кровли домов, ряды узких окошек, резные двери, каменный крест в центре площади, у которого обычно выступали лондонские ораторы. Внизу у подножия лестницы рассаживались в портшезы и конные носилки знатные прихожане, между ними сновали лоточники с товаром и нищие девчушки, совсем крохи, предлагали кавалерам купить для дам первые весенние цветы.

– Что с вами, ваше высочество? – раздался рядом мягкий голос Деборы.

Анна не ответила, но какое-то смутное чувство росло в ней.

– Не знаю. Но я вся горю в предчувствии чего-то. Боже, что это со мной!

– Это весна, миледи.

Анна глубоко вдохнула сладковатый теплый воздух.

– Весна…

Она вдруг словно заново увидела это ясное солнце, бездонный голубой небосвод, услышала звонкий щебет воробьев. Повернувшись к своей свите, она сказала: