Длинная тень греха - Галина Романова

Едва дождавшись конца рабочего дня, она помчалась в отделение милиции, где ее вроде бы должен был ждать Хальченков. Баловнев утверждал, что должен был ждать. Но то ли она опоздала, то ли ее шеф что-то перепутал, Виктора Георгиевича на месте не оказалось.

— Придется подождать, — меланхолично отозвался из-за стеклянной перегородки дежурный. — Поднимитесь на второй этаж, вторая дверь слева по коридору. Он скоро будет.

Олеся так и сделала. Поднялась по красивой чистенькой лестнице на второй этаж. Отыскала вторую дверь слева. Уселась на аккуратный диванчик и, сцепив руки на коленках, которые подпрыгивали от волнения и нетерпения, принялась ждать.

Прошло десять минут. Потом двадцать, следом сорок пять, Хальченкова не было. Многие сотрудники начали покидать свои рабочие кабинеты, с удивлением поглядывая на одинокую девушку в красной шапочке. Один даже сжалился над ней и спросил:

— Вы кого ждете, девушка?

— Хальченкова. — последовал ее краткий ответ. Потом Олеся вздохнула и решила все же внести некоторую ясность. — Он сказал, что я могу подойти к нему для беседы, а его что-то нет. Не знаете, он будет?

— Ну… — мужчина средних лет смотрел на нее с явным сочувствием. — Если сказал, что будет, значит, будет. Ждите.

Прошел еще час. Стрелки настенных ходиков над дверным проемом на лестницу безжалостно разменяли начало второго часа ее ожидания, когда где-то внизу хлопнула дверь, потом какие-то голоса, и через мгновение над лестничными перилами важно проплыла чья-то голова в высокой норковой шапке. А еще через пару секунд голова обрела шею, обмотанную клетчатым шарфом, широкие плечи под толстой курткой и ноги в джинсах и высоких ботинках на шнуровке почти до самого колена.

Мужчина поднялся на второй этаж. Замер на лестничной площадке и какое-то время смотрел на нее оттуда, весело прищурившись. Потом произнес, не делая по направлению к ней ни шага:

— Если вы ко мне, то я готов извиниться. Вы кто?

— Я? — Олеся вскочила с диванчика, шапка с мохнатой резинкой, которую она стащила с волос, тут же упали на пол. Она бросилась все это поднимать, присев на корточки, и оттого ответ прозвучал не таким четко, хотя она готовилась заранее. — Я Данилец! Данилец Олеся. Вам звонили…

— Олеся… Олеся, Олеся… Простите, не помню. В какой связи мне должны были насчет вас звонить? Что-нибудь относительно регистрации или?

— Я по делу Влада Хабарова, — промямлила она, смутившись его забывчивости. — Вас же предупреждали, что я приду. Вы ведь Хальченков? Виктор Георгиевич?

— Ну да, я Хальченков, только что-то я… Ах, да, наверное… — он тяжело вздохнул, мигом смахнув с лица улыбку и насупив брови так, что на голове задвигалась его высокая норковая шапка. — Извините, забыл. Замотался. Вы хотели поговорить, так?

— Да, — она кивнула, встала с корточек, сунула шапку в карман куртки, отчего тот мгновенно раздулся, словно мячик, и принялась приглаживать непослушные волосы. — Поговорить. У меня есть алиби.

— У вас? — его брови снова пришли в движение вместе с шапкой.

— Нет, то есть… Алиби Хабарова… Он был со мной, понимаете?! — запальчиво воскликнула Олеся.

Она совсем не так представляла себе беседу со следователем. Не на ходу, это уж точно.

— Пока ничего не понимаю. Пройдемте, что ли.

Хальченков ступил наконец с лестничной клетки в коридор, нехотя подошел к двери своего кабинета и отпер его ключом, извлеченным из кармана толстой куртки. Небрежно толкнул дверь, распахивая ее, и указал обеими руками в темный зев кабинета.

— Прошу, Олеся Данилец! Входите! Будем говорить, если что-то у нас с вами получится…

Как в воду смотрел Хальченков Виктор Георгиевич. Разговор не получился. Олеся говорила путано и как-то все неправильно. Не по существу задаваемых им вопросов, которые сбивали ее с толка. Хотя это вряд ли можно было считать вопросами, скорее возражениями.

Она говорит, например, ему о том, что встретилась с Владом на остановке задолго до того момента, как была убита его жена. А Хальченков тут же:

— А вы в этом уверены? Он мог убить ее, а потом притащиться на эту самую остановку. Вы же не можете знать наверняка, так ведь?

Она молчала в ответ, не зная, что возразить. Ее эмоции к делу пришить было невозможно. Ее об этом еще Баловнев предупредил, провожая на встречу со следователем. Она попыталась, правда, робко пискнув:

— Это не так! Влад он… Он не такой!

А Хальченков снова:

— А какой он? Вы с ним, что же, давно знакомы? С женой, к примеру, он прожил пятнадцать лет. И сын у них имеется. Так вот он рассказал нам, что утром отец с матерью скандалили. И этот ваш необыкновенный Влад грозил своей, покойной теперь уже, жене. Так прямо и сказал: убью! Мальчик врать не станет. Он слышал.

Олесино лицо горело от гнева и возмущения.

Да как он смеет так думать о Хабарове?! Пускай она знает его всего ничего, но друзья-то… Коллеги…

— Не скрою! — обрадованно подхватил тут же Хальченков, откидываясь на спинку своего стула, куртки и шапки он так и не снял, и парился теперь в душном помещении с намеком на ее скорый уход. — Характеристики с места работы и от соседей самые лестные. Более того!.. Мне звонили оттуда…

Указательным пальцем правой руки Виктор Георгиевич указал в потолок.

— И просили проявить понимание и снисходительность. Дескать, очень хороший человек. Мастер, каких поискать. Самородок, одним словом. Но факты, голубушка вы моя, факты вещь упрямая!

— Да нет у вас никаких фактов, кроме сбивчивых утверждений перепуганного мальчишки! — воскликнула Олеся, вскакивая со стула. — Мало ли что мог сказать муж жене, и наоборот, в пылу ссоры?! Любая мать то и дело кричит на провинившегося ребенка, что убьет его и все такое… Разве можно это считать доказательством?! Нет, конечно!

— А мы это и не считаем доказательством, голуба вы моя, — снова возрадовался Хальченков, не выдержал и стащил с себя шапку, швырнув ее на стол. Провел растопыренной ладонью по довольно-таки густой растительности на голове и улыбнулся ей открыто и приветливо. — Только следы у нас имеются.

— Следы?! Какие следы?!

— Следы от ботинок подозреваемого. Он ведь был там за ангарами, был. Прятался за ржавым остовом автомобиля. Поначалу скрывал все от нас, отнекивался, а потом, когда его фактами приперли к стенке окончательно, сдался. И ведь что удумал, стервец! — Хальченков улыбнулся ей коротко и виновато. — Взял и купил себе новые ботинки уже после того, как ему по телефону сообщили о том, что его жену нашли мертвой. Зашел в магазин. Купил пару зимних ботинок. А старые ботинки, в которых утром уходил из дома и ходил потом весь день, выбросил в мусорный контейнер, за углом своего дома. Ох, как неумно он это сделал! Как неумно!

— Почему? — скорее по инерции, чем из интереса, спросила Олеся, какой тут интерес, когда внутри все оборвалось и задрожало. — Почему неумно?!

— Да потому что нашли мы эти старые его ботинки. Нашли почти сразу же. Как вот только теща обратила наше внимание, что на зяте новая обувь, так сразу и прицепились к нему и обыскали потом все мусорные контейнеры, когда он начал мямлить и путаться в своих показаниях. Хвала Господу и нерадивым коммунальщикам, там были эти его ботиночки. Там! Лежали аккурат в новой коробке из-под новых сапог. Нашли, принесли, показали. И сын и теща Хабарова опознали его обувь.

— Ну и что. Может, ему новых сапог захотелось, вот и купил. Права, что ли, не имеет? — огрызнулась Олеся устало.

Огрызалась скорее уже из вредности.

Хальченков ей отчаянно не нравился. Не нравилась его снисходительная манера доброго, отзывчивого малого, улыбчивость его не нравилась. И еще полное и абсолютное нежелание рассматривать возможность того, что Хабаров не виновен.

Он все уже для себя решил — Хальченков Виктор Георгиевич. Решил и готов был уже отправлять дело в судопроизводство. У него был труп, был подозреваемый, который врал и путался в показаниях. Нет пока еще чистосердечного признания? Что с того?! Признается, успеет. Будет время. В остальном… В остальном все ясно.

— И знаете, что самое интересное с этими его ботинками, милая моя девочка? — Виктор Георгиевич, упарившись, потянул книзу молнию на теплой куртке.

— Что? — эхом откликнулась Олеся, запустить чем-нибудь тяжелым в Хальченкова ей хотелось с каждой минутой все острее.

— На его старых ботинках наш эксперт обнаружил бурые пятна странного происхождения. Заинтересовался и, бац, попал! Как думаете, что это было?!

— Не знаю, — она упрямо пожала плечами.

— Это была кровь, дорогая вы моя Олеся Данилец! Кровь той же самой группы и резуса, что и у его жены — Марины Хабаровой. Как же нам все это расценить, ума не приложу?! — следователь дурашливо обхватил свои щеки ладонями и сделал страшные глаза. — Ни одной ведь путной мысли на этот счет… Вы очень хорошая девушка, я это вижу, но… но помочь вам я ничем не могу! Ничем! Ваш Хабаров убил свою жену. Сначала избил, приложившись ботинком к ее лицу, а потом сломал ей шею в порыве ревности и страсти. Так вот…