Пираты сибирского золота - Александр Сурков

   Столбик цифр, вписанных в узкую полоску бумаги, показывал, что Егорыч имеет один пуд 87 золотников и 22 доли шлихового золота. Он знал, что бутылка из-под шампанского с золотым песком весит пуд. В его комнате на полке стояли три бутылки из-под шампанского. В одной была вставлена веточка кедра с шишкой, в другой цветы Иван-чая, а третью он использовал для питьевой воды. Она стояла на столе. Управляющий знал, для чего он украшает своё жилище, а у посетителя это не вызывало интереса. Дело обычное, человек украшает своё жилище. Бутылки ждали конца сезона промывки и момента их наполнения, но отнюдь не водой.

   Заметим, что Фрол, взвешивавший золото и сообщавший цифры веса под запись в книгу, всегда помнил веса по трём последним съёмам. Остальные последовательно забывал и, тем не менее, очень ему хотелось посмотреть, что записывал Егорыч в графы этого важного документа. Он бы сообразил, что к чему, но управляющий ещё при его найме на работу особо подчеркнул, что писать и глядеть в этот гроссбух может только он один. Да и в эту комнату они всегда входили вдвоём. Фрол ждал момента, когда останется один, но Егорыч не давал ему такой возможности.

   Завершив дела, закрыв дверные замки, поговорив с казаком, охранявшим вход в приёмную кассу, они пошли ужинать, обсуждая дела на завтра.

   В работе как-то опасность и связанное с ней волнение отошли на второй план. Оставшись вечером один, Егорыч снова и снова перебирал события минувших дней, и уже не беспокойство, а что-то большее не позволяло заснуть.

   В окно,туго закрытое по случаю мошкары, обитавшей в этих местах, раздался удар и за ним слабый скрежет с царапаньем стекла. Он знал, что это, поэтому встал, вышел на крыльцо и впустил в дом собаку. Это была сибирская лайка с умной пятнистой мордочкой и блестящими озорными глазами. За ошейник был засунут лоскут коры лиственницы. Эта собака была из стойбища, а лоскут коры — знак того, что в стойбище что-то случилось.

«Ну, этого ещё не хватало», — подумал управляющий, однако надо было ехать. Он покормил собаку, заставил её лечь у двери и побежал к уряднику, командиру казаковохранников.

   Разбудив его, велел седлать коней и выставить дополнительный пост у тропы за прииском. Уряднику он велел не спать, проверяя посты каждые полчаса. С собой взял трёх казаков с полными патронташами, сам вооружился револьвером, а в карман куртки насыпал запасных патронов к нему. Ещё он наказал уряднику (тихо, почти на ухо), что, если Фрол попробует уйти — схватить его и запереть в погреб.

   Урядник вида не подал, что удивился. Он считал Егорыча и Фрола друзьями, но по военной привычке сказал:

— Слушаюсь!

   Через какое-то время четверо конных на рысях погнали к стойбищу. Впереди бежала лайка.

   Не доезжая до распадка, где стояли тунгусы, спешились, привязали коней и настороже двинулись к поляне. Подойдя к краю леса, замерли. Им открылась поляна, на которой в свете большого костра суетились люди, другие лежали вокруг, видимо, убитые или связанные.

     — Хунхузы напали на тунгусов, — прошептал один из казаков.

     —  Заряжай, —  скомандовал Егорыч. Сам достал револьвер и взвёл курок. — На пять шагов разойдись в цепь.

     — Эх, цепь-то короткая, — снова прошептал молодой казачок. Больше ни о чём не говорили.

— Целься, огонь, вперёд! — заорал Егорыч.

   Казаки целились на ходу и, непосредственно стреляя, выбежали на поляну. Егорыч успел три раза выстрелить, свалил двоих, казаки застрелили ещё шестерых, одного сбили с ног и связали. Человека четыре сбежали. Выстрелы  стихли.  Молодой казачок  с  окровавленным лицом лежал на боку. Огляделись. Все мужчины-тунгусы были привязаны к деревьям, женщины и дети, связанные, сидели поотдаль от чумов кучей.

   Всё хозяйство рода —  чашки, котелки, чугуны, топоры, пилы, ножи, оленьи шкуры, куски камуса, кожаные нитки, мешки из кожи, вяленое мясо, связки шкур соболя, десяток медвежьих шкур и другие мелкие и крупные предметы были собраны в мешки, и их куча лежала рядом. Названая жена Егорыча лежала в стороне и хохотала дурным голосом, обкуренная опиумом и в изорванной одежде.

   Развязали сидевших кучей людей, отвязали мужчин от деревьев, собрали «трофеи» —  пяток китайских мечей, три ножа, семь револьверов и четыре ружья, небольшую перемётную сумку, которая была очень тяжёлой, шесть котомок, которые обычно имеют казаки, моток волосяной верёвки и мешочек с рисом фунтов на тридцать, полмешка с мукой и короб с чаем.

   Казак, осматривающий край поляны у леса, обнаружил семь гривастых якутских лошадей, привязанных в десяти шагах от его края. Лошади были с характерными китайскими сёдлами.

   Погиб старейшина рода и шаман, который был зарублен, когда застучал в бубен, пытаясь отпугнуть нападавших. Ещё нашли кожаный мешочек, навроде кисета. Отец Аи принёс его Егорычу, сидевшему в задумчивости у огня, и сказал, что именно этот предмет седобородый русский передал китайцу, про которого он уже рассказывал раньше. Размер кожаного мешочка был с ладонь, однако он был тяжёлый. Развязал и сунул туда пальцы. Вынул самородок, другой, и, как ни странно, не удивился. Вес вещицы всё сказал Егорычу ещё до его вскрытия. Самородки были с его прииска. Очень уж они были ему знакомы по цвету металла и форме. Два из вынутых были светло-бронзово-жёлтого цвета,  а  один  ярко-жёлтый с красноватым цветом.

   Нет, именно этих кусочков золота он сам не видел, но другие, те, что в железном ящике золотоприёмной кассы, были похожи, как братья, на эти из мешочка. «Однако мешочек весит около десяти фунтов», — отметил Егорыч.

   «Родня» приводила стойбище в порядок, разбирала мешки, в которые грабители собрали их имущество, мёртвых китайцев обыскивали и раздевали, после чего стаскивали трупы на край поляны в яму. Плакала сестра Аи, её пятилетний малыш куда-то делся. Его нигде не было. У молодого казака на лице от виска до нижней челюсти была рана — след от удара меча. Он потерял много крови, но был жив, и старая тунгуска колдовала над ним, что-то прикладывая к ране и гладя парня по голове.

   Распотрошили вещи налётчиков. Это делалось на глазах Егорыча. Он приказал принести их к огню и открыть. Перемётная сума и шесть казачьих котомок, пять мечей, три ножа, семь револьверов, из них пять не российского производства, и четыре ружья, из коих три были также не российские, разложены перед управляющим. Уже рассвело, вставало солнце, но на поляне был ещё сумрак.

   Егорыч распорядился — китайские мечи, мешки, пистолеты и ружья российского производства, продукты и четыре якутских лошади отдать роду в лице старейшины. Им стал отец Аи. Он настолько обрадовался подаркам, что, казалось, забыл неприятности этой минувшей ночи. Аю перенесли в чум, старухи напоили её каким-то отваром, и она уснула. Около мёртвого старейшины и убитого шамана молча сидели старые женщины и дети. Они что-то заунывно пели, не раскрывая ртов. Все остальные занимались ликвидацией случившегося разгрома.