Черное Солнце - Ребекка Роанхорс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Он всегда так себя ведет? – спросил голос за спиной.
Мальчик застыл. Заговорил незнакомец. Гости редко бывали у него. Точнее, за исключением еженедельных визитов отца, его посещали только слуги и охранник, который стоял за дверью.
– Да, – ответил второй голос.
Мальчик напрягся, раздувая ноздри. Этот голос был ему знаком.
– Он предпочитает сидеть снаружи, с птицами, – продолжил второй голос, и в нем появилась какая-то горечь. – Я думал запретить это после…
– Нет, не надо, – быстро ответил незнакомец, – я сейчас поговорю с ним. Наедине.
– Я не могу оставить вас наедине… с мальчиком.
С мальчиком. Не с моим сыном. Кулак Серапио сжался. В нем боролись гнев и стыд. Отец постоянно оставлял его одного. Так почему это должно волновать его сейчас?
– Господин Маркал, – терпеливо произнес незнакомец, – я пришел, чтобы помочь вашему сыну. – Вы не верите?
– Я не боюсь, что вы навредите ему, – ответил отец, понизив голос до шепота, стараясь, чтоб его не услышал Серапио. – Я боюсь, он навредит вам. Он… Ненормальный.
– Он ребенок.
– Ему четырнадцать. Он не так уж юн. И, наверное, вы не понимате. Проблема не только в том, что он потерял зрение.
– Я понимаю более чем достаточно. А теперь дайте мне поработать.
Его отец заколебался, а потом сказал:
– Я оставлю стражу за дверью. Позовите их, если вам что-то понадобится. После того как я исполню свои обязанности, я вернусь, чтобы проверить вас.
– В этом нет необходимости.
– Ну, если вы уверены…
– Вполне.
А потом послышались шаги, такие торопливые, словно отец только этого и ждал. А незнакомец остался с ним наедине.
– Здравствуй, Серапио.
Ворона клюнула его в руку. Он порылся в кармане и вытащил еще горсть объедков. Птица счастливо закричала, но к ней тут же присоединились ее сородичи, и еда тут же пропала.
– Кто вы? – спросил мальчик.
– Я здесь, чтобы помочь тебе.
– Не думаю, что вы можете мне помочь.
Мужчина недобро хмыкнул. Кажется, сейчас он стоял в ведущем на террассу дверном проеме, прислонившись к раме. Гость заставил Серапио нервничать, отчего птицы засуетились и захлопали крыльями.
– Ты еще один целитель? – спросил Серапио. – Один из тех, кто приходит тыкать и щупать мои глаза?
– О, я пришел не для того, чтобы снова помочь тебе видеть, – ответил мужчина. – Я подозреваю, что это было бы пустой тратой времени, так что тебе придется расстаться с этой надеждой, мальчик.
Серапио удивленно поднял голову. Раньше ему никто никогда этого не говорил. А сейчас ему так прямо сказали о его судьбе, хотя обычно звучали лишь банальности да фальшивые утешения, неизбежно заканчивающиеся недоверчивым шепотом о том, что мать «погубила» его, и о том, каким монстром она была.
– У меня нет ложных надежд, – тихо запротестовал он.
– Конечно есть, – терпеливо ответил мужчина. – Жизнь – череда ложных надежд. И, пока мы не обучимся хорошенько, у нас у всех будут неуместные надежды. И я научился.
– И что вы хотите?
– Я здесь, чтобы подготовить тебя к твоей судьбе.
– Я уже знаю свою судьбу. – Он вытащил из кармана еще корма, и ворон с зазубренным клювом сел ему на ладонь. То, что это был именно он, было ясно по весу и по особому, голодному карканью.
Незнакомец молчал, и Серапио понял, что он, должно быть, обдумывает, что сказать.
– И в чем же она?
– Мне суждено возродиться вороном.
– А затем?
Никто никогда не спрашивал «а затем?». Они просто считали его душевнобольным, думали, что его голова полна причудливых желаний о полетах или о побеге от увечий.
– Они говорят со мной, ты ведь знаешь, – сказал мальчик.
– Неудивительно. Они узнают одного из них. И что они говорят тебе?
– Всякую воронью чушь. О веселье на охотничьх угодьях и о радости полета. А еще о семье и потерянных вещах.
– О последнем ты определенно должен знать, – в голосе впервые проскользнули нотки симпатии.
Он кивнул.
– Что они еще тебе говорят?
– Что я один из них. Так же как их великий предок. Я проглотил тень солнца. Иногда они называют меня Праотцом Вороном, хотя я не так уж стар.
– Предок, а?
Он пожал узловатым плечом, словно сомневаясь.
– Как они еще называют тебя, Серапио?
– Несущим Ночь, когда мне холодно. Или Пожирателем Солнца, когда я зол. Они говорят, что мое тело холодно, а моя злоба горяча.
– Всему этому тебя научили вороны? – Он казался удивленным, словно не ожидал этого.
– Они мои друзья. Я заслужил их доверие.
– А как твоя мать называла тебя?
Серапио резко повернулся к незнакомцу:
– Тебя послала моя мать?
– Твоя мать мертва. – Голос незнакомца был ровен и деловит, он просто констатировал факт. – Но да, в некотором роде она послала меня. Договорилась, чтобы я и еще двое пришли, если ее работа увенчается успехом.
– Ты имеешь в виду меня, – сказал Серапио. – Я работа моей матери.
– Что она говорила тебе?
– Что я буду богом.
Незнакомец молчал так долго, что Серапио подумал, что он незаметно ушел.
– Ты странный, – наконец сказал он. – Пойдем, я покажу тебе кое-что.
Серапио услышал, как мужчина вышел из комнаты. Он думал не обращать внимания на его приказ, но любопытство взяло верх. Шепотом попрощавшись с друзьями, он, отряхнув руки и штаны, встал и направился к скамье, которая, как он знал, находилась прямо за дверью, и сел на нее.
– На, возьми это. – К колену что-то прижалось, и Серапио подчинился, придавив ладонью толстый необработанный кусок коры, длиной и шириной с его руку.
– Ветка дерева?
– А теперь это.
Колена вновь что-то коснулось. Новый предмет состоял из рукояти и широкого лезвия – тупого по всей длине и заостряющегося на конце.
– Нож?
– Резец. Я буду учить тебя вырезать.
– Зачем?
– Это просто инструмент. Средство достижения цели. Когда ты в последний раз использовал руки?
– Недавно. Чтобы поднять эту ветку и резец.
По щеке хлестнул резкий удар. Мальчик вскрикнул, упал на пол. Вороны снаружи закаркали. Он поднес дрожащую руку к лицу. И понял, что оно перемазано кровью, там, где прикосновение неизвестного оружия вырвало тонкий кусок кожи. Воздух обжигал рану. В нем вскипела горячая ярость. Он открыл рот, чтоб позвать своих ворон…
– Науськай их на меня, и им тоже достанется. Я не хочу причинять боль им или тебе, Серапио, но ты будешь уважать меня, ясно?
Серапио захлопнул рот. Одно дело, когда бьют его, но рисковать своими друзьями он не хотел.
– Начнем снова, – приказал мужчина. – Дерево и резец.
С трудом сдерживая слезы и стараясь не обращать внимания на кровоточащую щеку, Серапио взвесил грубый кусок дерева в одной руке и резец в другой. На миг закралась мысль бросить их в мужчину. А что потом? Куда бы он мог побежать, чтобы избегнуть еще одного удара? И птицы. Мужчина мог причинить боль птицам.
– Прекращай себя жалеть, – скомандовал незнакомец. – Ты воняешь жалостью к себе.
