Настольная памятка по редактированию замужних женщин и книг - Владимир Макарович Шапко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поднял кота, унёс в коридор. Положил возле лежанки. На его свёрнутое одеялко. Жена уже торопилась в спальню. Шарахалась от стен.
Выключил везде свет. Не раздеваясь, лёг на диван в гостиной. Закрыл глаза, положил запястье на пылающий лоб.
Рано утром, в плаще на одну рубашку, искал дворников. Выходя по утрам на работу, часто видел их во дворе. С мётлами и тележкой. Двое их всегда было. Сегодня – ни одного. Пропали куда-то. Ну где же вы, где?
И дворники точно услышали его зов – одновременно вывернули из-за разных углов дома. Оба в красных жилетах, махали мётлами навстречу друг другу.
Яшумов побежал. Долго втолковывал двум азиатам, чего от них хочет. Закопать нужно кота. Понимаете? Похоронить. Вон там. В углу. За деревом. Или дайте мне лопату, мне. Я сам. Понимаете?
Одинаковые, как два брата, дворники, казалось, не понимали его. Потом один сказал:
– Нит. Нельзя кошка. Кошка гореть должен. Штраф будет.
Увидел Тихомирову с шестого. Выходит из подъезда со своей Берточкой. Удерживает будто ребёнка. Бросился к ней как к спасительнице:
– Мария Николаевна, здравствуйте! (Ответила только Берточка: р-ррррри!) Кот у нас умер. Нужно похоронить. Может быть, вы знаете, где, кто теперь это делает?
Старая женщина смотрела на встрёпанного мужчину в плаще чуть ли не на голое тело. И хотя знала Яшумова давно – видела сейчас перед собой натурального алкаша. Который может отобрать Берточку и пропить. Или ещё чего хуже.
Крепче прижала к себе любимицу. Сказала наконец:
– Есть специальная служба. Теперь животных в городе кремируют, а не закапывают где попало. Был указ в прошлом году. – Р-риииии, подтвердила заросшая Берточка. Сама тоже старая. Старее поповой собаки. – Посмотрите в интернете.
– Спасибо, Мария Николаевна! Большое спасибо! – уже бежал к подъезду Яшумов…
Два молодца в защитных прорезиненных костюмах вошли в квартиру через час после звонка Яшумова. Оба в жёлтых резиновых перчатках чуть не по локоть. Респираторов на лицах, правда, не было.
– Где усопшее животное?
Яшумов повёл в коридор. Жанна высунулась из спальни. Но посмотрела и захлопнулась.
Один парень присел возле Терентия и раскрыл медицинский баул. Достал длинную сетку вроде авоськи и какой-то прибор. Ловко всунул Терентия в сетку и поднял её, прицепленную к прибору. На вытянутую руку. Терентий, сломанный, скрюченный, закачался.
– Зачем вы это делаете? – спросил Яшумов.
– Мы сжигаем по весу, – нехотя объяснял парень, глядя на колеблющуюся стрелку: – Четыре пятьсот, – сказал напарнику. И тот пометил, записал в блокноте.
Потом они всунули Терентия в крепкий мешок и застегнули длинную молнию
– Желаете заказать место в колумбарии для любимца? – спрашивал который с блокнотом и ручкой.
– Нет, – отвечал Яшумов.
– Желаете присутствовать при кремации любимца?
И ещё было несколько «желаете». И на все Яшумов отвечал «нет».
– У меня только одна просьба. Я хочу сам вынести кота. К вашей… машине.
– Это всегда пожалуйста! – осклабились парни.
Яшумов заплатил, расписался в договоре в трёх местах. Пока парни собирались и выходили из квартиры, быстро надел пальто, крикнул в пустой коридор: «Дверь закрой!» Взял мешок с Терентием на руки и пошёл из квартиры.
Автомобиль походил на компактный катафалк. Яшумов постоял с холодным Терентием на руках. И подал в сдвинутую дверь. Дверь вернулась на место. И чёрная машина медленно поехала.
Смотрел, пока она двигалась вдоль дома. Пока не скрылась за углом.
Пошёл. В другую сторону. К метро. Шёл, словно разучившись ходить, – оступаясь, ничего не видя. Сдёргивал очки, протирал платком стёкла…
…Несколько дней не разговаривали. Потом Яшумов, отходчивая душа, словно бы всё забыл. И после ужинов голова с чёрным муравейником опять лежала у него чуть ниже плеча. Смотрела своего Макса отмороженного.
Но долго ещё в ванной вдруг слышал стон кота. Мучительный, человечий, непереносимый.
Чтобы не упасть, хватался за раковину. Закрыв глаза, покачивался.
2
Яшумов раздевался. Из гостиной доносился голос Анны Ивановны. Мать, видимо, опять учила дочь: «…На руках у неё бабкин кисель уже висит. Но попка всегда в обтяжечку. Брючонки по колено. Вот с кого надо тебе пример брать…» Дочь молчала. Словно бы привычно не слушала. Занималась своим делом.
Неделю назад, точно так же застыв со снятым ботинком, прослушал такое поучение матери: «Они ведь, мужики-то, куда смотрят сперва? – на пятую точку твою (смотри-ка, какая культурная!). Умная ты, не умная – мужик только туда. Ну и на лицо твоё, конечно. Чтоб тоже гладкое было. Без морщин. А у тебя и с попой, и с лицом – только позавидуешь. Да… Так что никуда от тебя твой дундук не дёрнется. Умная ты, дура ли набитая…»
Яшумов тогда унимал истеричный смех, выскочив на площадку. Затем вновь вошёл, громко ударил дверью.
И сегодня не без грохота двинулся в гостиную. Поздоровался. Тёща сразу поджала губы.
– Мы уже поели, – сказала жена. – Всё для тебя на кухне. На столе.
Так. Понятно. Мешаю. Пошёл, куда сказали. Сзади сразу продолжили. Но тихо. Вставив в рты сурдины.
Ел вечернюю жидкую кашку и думал примерно так: женщины всегда объединяются, чтобы лучше приручить своих мужчин. Мужиков. Будь то мать с дочерью. Будь то просто подруги. Всегда тщательно разрабатывают стратегию, тактику, как лучше управляться с дураками. И на данный момент, и на перспективу. Один олух (старый) сидит сейчас в Колпино, беспечно пьёт с соседом пиво, другой дурак (сравнительно молодой) – здесь, в Петербурге, в своей квартире ест жидкую кашку. И ничего-то они даже не подозревают.
От смеха Яшумов начал сильно кашлять.
– Что с тобой? – высунулась жена. А за ней и тёща.
Яшумов махал рукой. Мол, ничего, ничего. Продолжайте, продолжайте. Полез из-за стола. С налитым кровью лицом.
В кабинете отца, придя в себя, продолжил размышлять.
Итак. Мать и дочь. Одна в Колпино живёт. Другая в Питере. Часто говорят по сотовым. Закрываются каждый раз в спальнях. От всегда настораживающихся ушей своих мужиков. Обсуждают, как сегодня управляться с двумя ослами. Отпустить ли вожжи, кнутиком ли подстегнуть. Сенцо ли подвесить им перед носами. Чтобы правильно шли, никуда не сворачивали. Всё новую стратегию разрабатывают. Новый план. А два беспечных осла слышат это всё, но пьют себе чай. Или пиво с соседом. Или жидкую кашку помешивают. Мол, пусть женщины разрабатывают – им положено.
Нет, это невозможно! От смеха Яшумов не мог никуда деться.
– Что это с ним? – прислушалась мать.
Дочь тоже повернула голову к коридору:
– Закидывает опять. После смерти кота часто стало так. То смеётся, то вроде плачет.
– А ты, доча, знаешь, что сделай? (Доча не знала.) Приласкай его, приласкай. На время. А потом он сам от тебя отлипнет. Не будет попусту лезть. Да.
В полной темноте ночью почувствовал руку на своей груди:
– Ты не спишь?
С готовностью включился в разработанный план. Стал
