Мать Вода и Чёрный Владыка - Лариса Кольцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она ждала, поняв задержку как желание пристроиться где-нибудь тут в пустынном холле, задрав один из клиньев подола своего позорного одеяния, издав нечто вроде мычания, приоткрыв крупные губы. Привычно и профессионально изобразила ответное нетерпение, которого и быть не могло, если только она не была окончательно больной на всю голову. И тогда Рудольф толкнул её в сторону лифта настолько сильно, что она непременно приложилась бы лицом в панель входа, не успей та открыться. Она влетела в пространство кабины как воланчик для бадминтона, крутанулась вокруг своей оси не без изящества, но мастерски удержала равновесие, не меняя при этом выражения статичного лица, насколько можно было его рассмотреть через скрывающую ткань. При этом она не издала ни звука, ни движения протеста, ничего, что выдавало бы её гнев, обиду или недоумение. Продажная кукла была выдрессирована. Прежде Чапос доставлял лишь неопытный молодняк, что называется на «любителя чистоты». Они, как правило, вести себя не умели, были естественны, неловки, чем и подкупали, вызывая жалость и сострадание. Эта же вызвала раздражение сразу же, ещё на улице, когда явила свою опытную и грязную специфику телодвижений. В машине по подземной дороге он от неё отвернулся, приказав не шевелиться, едва она сделала попытку заелозить своими ногами.
Особая дева с токсичной начинкой
Оказавшись на месте и заблокировав панель входа, он резко стащил с её волос обруч с вуалью «ночной жрицы», изливая на неё своё усиливающееся раздражение от понимания, что затея не только пустая и психически затратная, а невозможная. Даже минимальная физическая активность была тяжела в данный момент. Внезапно возникшее ещё на улице сильное возбуждение так же внезапно и пропало. Хотелось только лечь и отключиться на час, на пару часов, как получится. И вдруг он застыл как стоп — кадр, увидев её лицо полностью.
Могло ли такое и быть, настолько издевательское совпадение, когда, войдя сюда, он словно провалился в тот самый мусорный контейнер, чем и был, вроде как, отсечённый и выброшенный блок его памяти? Перед ним стояла Азира! Та танцовщица, которую подтолкнула к нему именно Гелия, как всегда обманутая тем, что он надолго саму Гелию оставит в покое.
Азира была неплоха внешне даже по земным стандартам, но и только. Жадная, развращённая предыдущей жизнью, из которой впитывала всё скверное и пустое, не имея в себе фильтров, встраиваемых воспитанием, она быстро скатилась из его хрустальной мансарды в подземный, сугубо служебный отсек, откуда она сбежала в горы. После поисков была обнаружена на одном из далёких пунктов слежения у дежуривших там космодесантников. Они дружно уверяли, что нашли девушку в горах в запуганном состоянии и проявили сочувствие. Всего лишь накормили и дали возможность отдыха, решив, что она утратила адекватность из-за того, что заблудилась. Даже по её внешнему виду было ясно, что она не шпионка и не беженка, проживающая где-то недалеко. Её никто не обижал, что было просто исключено. Они ни в чём не нарушили устав и кодекс космодесантника. Они всего лишь не успели сообщить о найденной девчонке. Неотложные дела и прочая текучка, да и хотелось дать ей возможность элементарно прийти в себя и не пугать ещё больше. Она жила у них лишь пару недель в отдельном свободном отсеке для отдыха, и они даже не притронулись к ней, только разговаривали и кормили её. Никаких записей компромата на ребят обнаружено не было, поскольку дураки в составе космического десанта были редкостью, и даже первогодки быстро входили во все тонкости мастерства сокрытия того, о чём управляющему персоналу знать не обязательно.
Было уже не разобраться, что и как там было. Пришлось принять их версию событий. А девушка выглядела вполне приглядной и отъевшейся, умытой, причёсанной и облачённой в земной комбинезон, если отбросить в сторону её странное поведение и абсолютную немоту. И только после процедур в клинике загадочного доктора Тон-Ата она сильно похудела и подурнела. Но каковы бы ни были его методы, женщин загадочный чародей возвращал в житейский мир при полном душевном здравии и ясном уме. О нём ходили легенды, хотя и с примесью холодящего ужаса. Якобы он сочетал своё лечение с курсом длительного голода и содержания больных в полной темноте. Тем не менее, люди выздоравливали, никто из них не умер, не пожаловался, да и не помнил ничего о самом лечении. А пышные формы они наедали себе заново, если того хотели.
После излечения сдвинутой психики Азира окончательно уже исчезла из зоны видимости самого Рудольфа. Чапос отвез её в глухую, засыпаемую песком из близких пустынь провинцию, сунув деньги, предварительно и ограбив, не без этого. Где-то там она и родила девочку, умершую впоследствии от инфекции. Так она заявила Гелии, когда вернулась в столицу и рассказала ей всё. А что Гелия? К тому времени она уже окончательно утратила способность к любым человеческим чувствам, она доживала данную ей жизнь в режиме автоматизмов, всё глубже уходя в мир иллюзий, в декорации чужих и собственных вымыслов. Гелия, гнушаясь Азирой, как маленькой частичкой отвратительного ей в целом мира Паралеи, помогла ей опять. Помогла специфически, не желая её возврата в театр, бывший в её мнении подлинным Храмом искусств, а через знакомых, — у неё их было много и весьма разнообразных по стилю и уровню своей жизни, — устроила девушку в некий элитный клуб. Подобного рода заведения тоже имели ступенчатую структуру, и Азира в этом смысле обреталась где-то ближе к уголовному подвалу, параллельно неся вахту любовницы Чапоса. В настоящее время Азира вместе с Чапосом (ирония жизни) оплачивали ту самую квартиру, где когда-то жила Гелия. Альфа-самец в своей кровожадной стае, Чапос стал неразлучен с лучшей эротической танцовщицей клоаки. Чёрная классика жанра прошлого Земли проявилась и тут, в Паралее, — проститутка и уголовник — сапог сапогу пара, не разлей вода.
И вот она сидела перед ним, ничего уже не боясь после того, как держала за концы высших представителей их мира. Пусть день, час или пятнадцать минут где-нибудь в тёмном углу, провонявшем скотской испариной, но это наделяло её сопричастностью к их жизни, столь отличной от жизни бедняцкой, откуда была она