Отказаться от благодати (СИ) - Ангел Ксения

Алиса смерила меня едким взглядом и вышла, притворив за собой дверь, оставляя нас с Владом в оглушающей, звенящей тишине, среди осколков прошлого, равномерно разбросанных по полу.

Удастся ли из них что-то склеить?

Глава 7. Херсир

С братом я никогда не была особо близка. Разве что в раннем детстве, но тот период я мало помню, обрывками, рваными клочьями прошлого, которое и моим-то уже не казалось. Он поднимал меня на руки и кружил, а я смеялась и визжала от удовольствия, а в парке Эрик часто делился со мной сладкой ватой. Странно, ведь он очень любит сладкое, а я к нему почти равнодушна…

Четко помнились моменты, когда мы вчетвером – я, брат и родители – выбирались на пикник в сад. У Эрика был яркий сачок, и он носился в погоне за бабочками по поляне, усыпанной одуванчиками. Я хохотала, как сумасшедшая, наблюдая за его досадой и азартом.

Потом все изменилось. Он как-то быстро повзрослел, возмужал и много времени проводил с отцом, обучаясь премудростям правления. Мы отдалились, общались почти официально, а я нашла себе отдушину в другом человеке. Атли со скади всегда были очень близки: обеды по выходным, вечеринки, когда оба племени собирались вместе, делились опытом. Александр, отец Влада, во многом прислушивался к папе, а мама делилась с Анной премудростями жизни женщин-хищных.

Мать Влада хоть и была обычным человеком, но традиции наши принимала и уважала. Наверное, именно поэтому она и вписалась в атли – обычно люди редко живут вместе с племенем хищных.

Племена наши срослись корнями, общими традициями и бытом. Пока мы не уехали. Пока Эрик не сошел с ума в поисках своей пророчицы, и теперь мне уже не верилось, что однажды прошлая идиллия вернется. Особенно, в свете последних событий. И слова, которые нужно было сказать Эрику, никак не подбирались – все придуманные речи выглядели пошлыми и лживыми. В дипломатии я никогда не была сильна.

Алиса, конечно же, растрепала всем. Улыбалась злобно, когда в подробностях расписывала проступок Полины, не скрывая, осуждала и выносила различные приговоры, которые вероятнее всего грозят пророчице. С Полиной мы не были подругами, но мне стало обидно, что ее, беззащитную, вот так поливают грязью за глаза. Все же она была скади, а Алиса – чужачка, гость, и гостеприимством нашим сейчас злоупотребляла. Но многие хищные в нашем доме соглашались, качали головами, позабыв, должно быть, как та, которую они сейчас осуждали, не раз спасала их жизни.

Полину я редко понимала, но всегда была благодарна за то, что она делала для нас. Для Эрика. Для меня лично. Она не рассказала брату о поцелуе с Богданом – пожалела ли меня, прониклась ли, неважно. И теперь, когда ее ругали, марали ее имя непристойностями, я просто не могла молчать.

– Не лезь в это! – велела Алисе, когда та в очередной раз устроила собрание в гостиной, чтобы обсудить неподобающее поведение жены Эрика. – Сами разберутся.

– В конце концов, – уверенно заметил Мирослав, вождь альва, – каждый имеет право на ошибку.

Алекс, его жрец, кивнул, но промолчал, уткнувшись в газету. Их ему доставляли ежедневно в девять. Аккурат к утреннему кофе, и я еще удивлялась, зачем, ведь есть интернет, а телефон гораздо удобнее бумаги. Экология опять же…

– Так вот как ты это называешь?! – взорвалась Алиса, и Мирослав сжался под ее разъяренным взглядом. – У тебя было шесть жен, Теплов, и от каждой ты ждал верности. Интересно было бы послушать, как бы ты заговорил, если бы одна из них изменила тебе!

– Сейчас речь не обо мне.

– В том-то и суть!

– Тебе какое дело? – вмешалась я и громко – громче, чем то позволяли приличия – поставила чашку на журнальный столик. От удара чай расплескался, и на темном дубе распласталась чайная клякса. – Ведешь себя, как товарка на рынке, судачишь, сплетничаешь. Самой не противно?

– Она скомпрометировала Эрика, – не сдавалась Алиса и принялась гипнотизировать меня убийственным взглядом. Признаюсь, выдержать его было нелегко, но я не зря столько лет тренировалась выдерживать подобные. – А мы живем в его доме. И я считаю, мы должны об этом говорить! Эрик теперь отвечает не только за скади, за всех нас.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Мы не судим, Даша, – примирительно сказала Лара и погладила Роберта по руке. Он ласково ей улыбнулся и холодно на меня посмотрел. За долгие годы я научилась читать его, как раскрытую книгу. Роберт осуждал Полину, а с нею и всех, кто ее поддерживал. Меня же он осуждать привык. Наверное, даже испытывал удовольствие от того, что я оказалась не в том лагере. – Но то, что она сделала… Пророчица нарушила закон.

– Странно, что говоришь об этом именно ты!

Я не хотела этих слов – вырвалось. Не моя тайна, и открывать ее я не имела права, но Лара разозлила меня. С ее стороны было лицемерным обвинять Полину в том, в чем сама она была виновата перед мужем. Влад рассказал мне о ее последнем вечере в атли, и что случилось за закрытой дверью ее бывшей спальни. Полина, как и он, сохранили это в тайне от Роберта, и вот как Лара отплатила за доброту!

Роберт недоверчиво посмотрел на меня, потом на жену, и лицо его потемнело. Нет, он не из тех, кто станет устраивать скандалы на ровном месте и выносить сор из избы, но, уверена, мою фразу поняли правильно. И расценили тоже.

Лара побледнела, но нашла в себе силы улыбнуться. Только улыбка ее получилась натянутой трещиной. А у меня исчезло всякое желание лезть в их отношения – пусть сами разбираются. Раньше я, наверное, обрадовалась бы любому промаху Роба, позлорадствовала бы даже, но сегодня поняла, что мне плевать. На кону гораздо более важные вещи.

– Изменнице не место в этом доме, Даша, – спокойным и немного елейным голосом, словно пытаясь раскрыть мне, наивной, глаза на суровую правду жизни, произнесла Алиса. – Особенно теперь, когда мир на грани краха. Эрик должен иметь холодную голову, а не…

Она замолчала и торжествующе взглянула в сторону лестницы. Я проследила за ее взглядом, и вспыхнула от стыда, будто, принимая участие в этом разговоре, я невольно стала одной из них – судьей, готовой заклеймить преступницу.

Полина выглядела спокойной. Стояла, высоко вздернув подбородок, и смотрела на людей, за которых не раз готова была умереть, и которые отвернулись от нее вмиг, позабыв о прошлом. О долге. О дружбе. О благодарности.

Я почувствовала тошноту, презрение ко всем им, и стало невыносимо находиться в гостиной. Поэтому я молча встала, поднялась к ней, взяла за руку и решительно повела наверх.

Кое в чем Алиса права: нам всем нужна холодная голова. Полина – скади, одна из нас, пусть и оступилась. Но даже отбросив все это, она – сольвейг, сильнейшее наше оружие. И если Хаук придет, я хочу, чтобы она дралась на нашей стороне.

– Стервятники! – зло выдохнула я, захлопнув дверь своей спальни.

Полина выглядела растерянной. Смотрела на меня округлившимися глазами и дышала тяжело.

– Ты как? – ласково спросила я.

– В смысле?

– Эти там, внизу… Не обращай внимания! – попыталась подбодрить ее. – Алиса все начала. Мы с Владом говорили, а она подслушала. Извини.

– Ты разве не… не осуждаешь меня? – удивленно спросила Полина, будто не могла поверить, что в мире остался хоть кто-то, способный ее оправдать. Голубые глаза блестели слезами, а нижняя губа подрагивала – вот-вот расплачется. Сдержалась. Она тоже училась быть сильной слишком долго. И как я не замечала, насколько мы в этом похожи?

– Кто я такая, чтобы тебя судить? Ты ошиблась. Все ошибаются. Но я помню все, что ты сделала для скади. Для нас. А Алиса эта – дура!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Алиса благодарить меня должна, а не ругать. Теперь, когда Эрик… – Она запнулась. Глаза опустила в пол, будто если расплачется здесь передо мной, то рухнет последняя стена, которой пророчица отгородилась ото всех. И боль хлынет в мир, затопив его.

– Эрик остынет, – ласково сказала я и взяла ее за руку. Ладонь у нее была маленькой, пальцы – холодными, ледяными даже. А запястье хрупким настолько, что сожми чуть сильнее – сломается. И сама она казалась сейчас ребенком – покинутым и несчастным. – Вот увидишь, он…